контролирует их жестче. И делает это не без убедительных причин. А что могут сделать
защитники? Перестать защищать. Они взяты под контроль нами – значит, что-то приблизило их к
завершению задачи, к окончанию службы. Нет, они не сотрут системы до того, как будет окончен
бой, при котором падет Хантэрхайм. Здесь нет нужды брать их под контроль. Но как только эти
машины поймут, что системе конец… поймут, что никто из них больше не будет нужен никому из
нас…
– Влад, ты что делаешь?..
Лесовский устремил на меня, вобравшие это, неизвестно отчего исходящее, сияние, синие
глаза…
– Снегов никому не позволит стереть Ивартэн… Но он уверен, что опасно и ждать… Он будет
ждать, но не будет ждать долго… Он не ведет войну со временем – только дает ему бой. Он
сдерживает что-то, что обладает огромной разрушительной силой, – этим он еще подчиняет
“защитников”. Но он отпустит эти сдержанные им силы, если по его расчету не будет нужды
держать их дольше. Он пустит ток по этой обесточенной им линии времени, если не будет другого
пути, другой энергии. И он знает, что эту цепь скоро замкнет.
– Ты хоть понимаешь, что это значит?..
– Это расчетный предел нашего будущего, Герф… И ведом он одному Снегову… один он
вершит его… И решение вынести должен будет он.
– Он уже решил…
– Думаю решил, но мы не знаем что.
– Открыть переход, ведущий прямо в штаб Ивартэна.
– К сроку, Герф… Переход должен быть открыт к определенному сроку. Иначе ничего не
изменить и ему – командиру наших великих войск. Но он знает, что если он продержит остатки
этого последнего времени системы до конечной, до крайней черты, – не будет ничего. Мы не
потерпим поражения в войне, но нам не победить и с победой над врагом… Мы пустим под откос
то, что не уничтожит враг, – обрушим остатки того, что исчезнет необратимо. Он знает, что
будущее нашей системы, что бы он ни предпринял, – только короткий отрезок времени, переход
для которого он не откроет с риском разрушить не одну нашу систему, но и бесконечное время, и
беспредельное пространство. И он знает, что каждый день и каждая ночь войны сокращает этот и
без того короткий отрезок времени, терзая его с растущей скоростью и силой. Мы жжем все
больше энергии и сжигаем все большие территории, сражаясь за время, которое мы сжигаем со
всем остальным… И наш предводитель стоит перед почти закрытыми вратами будущего, смотря
через них глазами машины. И стремление к цели его – только программный код, через который
идут чередой расчеты. И он просто стирает этот код по частям, отсекая одни пути к будущему,
расчетом, как клинком, и, сокращая нужду в риске при прохождении других путей.
– Влад, ты что вообще?..
– Системе конец, что бы мы ни делали – и скоро. Скоро он решит, что не следует обрывать
войну с применением предельных сил, что обессиленным нам дальше одной военной победы не
уйти по этим выжженным и замерзшим пустыням.
– Он не сделает этого…
– Он уже делает это. Он уже пошел по этому пути и продолжит идти по нему. Он уже не
человек. Когда мы думаем, что останутся одни руины, – он думает, что остались одни руины. И он
210
не ошибается. Но он не думает, что будут руины, средь которых будет что-то еще, – об этом думать
должны мы. Он не стремится ни уничтожить, ни сохранить. Сохранить должны мы…
– Влад, это бред…
– Нет, это наше спасение. Только наше поражение в войне не станет нашим полным
поражением в скором времени. Перед нами время будет простираться широким полем… Но
подойти к нему мы должны по узкой тропе.
– Влад, мы сделаем последний шаг к победе – и победим. Мы займем Ивартэн и подымем к
небу наши крепости, разрушенные войной.
Влад будто и не замечает ничего вокруг – он продолжает неотрывно всматриваться в этот
чудовищный свет, вбирая его горящими глазами…
– Нашим крепостям не миновать разрушений. Что бы ни было, никому не повернуть время
системы вспять – никому не хватит времени. Никому – ни Снегову, ни Ульвэру, чья бы власть ни
была, времени не хватит. Они только придержат его, но не остановят, не обернут его вспять.
Системе конец. Но не нам. Мы не подымем наши крепости из руин, но подымемся над их
руинами… И сделаем это мы – все вместе, общими силами. И начнем мы здесь и сейчас…
Нор пошатнулся и сошел с оборванного моста к нам на плиту, с трудом гася хищный оскал
ухмылки…
– Я вижу, ты точно знаешь, что делать. По крайней мере, ты убежден в том, что знаешь. И
способен убедить остальных. Дай объяснение и бери мое согласие…
Сорг смерил нас мертвым взглядом, остановив его на друге… Без колебаний он встал перед
Владом, отгораживая его от сияния, и сложил на груди руки, ограждаясь от него…
– Ты еще опасней, чем я думал, Влад… Но я не могу не согласиться с тобой. До тех пор, пока я
смогу рассчитывать на твой разум, ты сможешь рассчитывать на меня.
Хорн обреченно мотнул головой, сдаваясь этому общему помрачению, и, шагнув к краю шахты,
стукнул Влада по плечу…
– Еще не знаю, что ты планируешь делать, но ситуацию ты оцениваешь верно, как никто
другой. Ты поднимешь “мертвецов” и созовешь “зверей”… Возьми в отряд и простых людей… Нас
пытаются объединить силой, но разъединены мы отчаяньем… Ты дашь нам надежду – мы вернем
долг воротившейся силой и волей, мощнейшим нашим оружием.
Влад опалил нас синим огнем – его упрямый взгляд ненормально ярок… Кажется, глаза его
светятся… Не просто светятся – лучатся… не отражая сияние этой проклятой шахты – испуская
его… Нет, с ним что-то не то… И остальные… Да они будто прикованы к месту этим синим
огнем…
– Да вы что делаете?! Влад, что это значит?!
– Герф, дай мне слово… и дело.
– Нет, Влад! Я не знаю, что ты делать собрался!
– Ты еще не понял?
– Я понял, что ты в виду имеешь, но не знаю, что ты делать намерен.
– Скар увидит все, не увидев ничего. Остальное не имеет значения.
– Еще как имеет! Влад, бред не бывает безвредным! Бред – крайняя убежденность! И это
опасно! Хоть тем, что убеждает! А Хантэрхайм – место, где бред распространение получит, как
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});