кофе. Стало легче.
Надо решить, как жить дальше, принялась размышлять Настя, вглядываясь в темноту за окном. О Питере теперь можно забыть. Жить там негде − не у отцовских же родственников. Они нам теперь никто. И на какие деньги? Даже если мама выйдет на работу, все равно денег будет не хватать, у нее же нет кандидатской степени, поэтому и зарплата мизерная. Нет, надо идти работать и поступать здесь на вечернее отделение, − после него тоже можно стать педагогом. Лишь бы мама поправилась, − а она, Настя, постарается любить ее изо всех сил, тем более, что любить ей больше некого. Они будут жить друг для друга, и им никто не будет нужен.
Так думала Настя, пытаясь найти хоть какую-то опору, чтобы существовать дальше. Опора была шаткая, но другой у нее не было. К сожалению, она недостаточно знала свою маму.
Галина Артуровна была человеком упертым и бескомпромиссным. Она происходила из крепкой армянской семьи, а у этой нации семья − нерушимая святыня. Для матери черное всегда было черным, а белое белым, оттенков она не признавала. Все годы семейной жизни она жила только своим мужем, любила его каждой клеточкой, дышала им. Где бы она ни находилась, куда бы ни шла и что бы ни делала, она всегда ощущала связывающую с ним нить. Оборвать ее имела право только смерть. И пережить его уход к другой женщине она, конечно, не могла.
Едва придя в себя, мать остро пожалела об этом. Ее прежняя жизнь кончилась навсегда, а другой у нее не было. Отчаяние поглотило ее целиком. О дочери она не думала. Она вообще ни о чем не думала, − она ждала, когда хоть немного утихнет мучительная боль в груди, разрывавшая ей душу. Но боль не отпускала. Лечащая врач, заглядывая в глаза больной, понимала, что у той начались крупные проблемы с психикой, и из сострадания назначала сильные транквилизаторы, после которых мать впадала в спасительное забытье.
Когда Снегирева не пришла на вручение аттестата, в лицее всполошились. Екатерина Андреевна несколько раз звонила к ней домой, но там никто не брал трубку. Наконец, ближе к вечеру, когда уже началось праздничное застолье, Настя отозвалась. Сказала, что маму забрали в больницу, поэтому за аттестатом она придет завтра. Попросила никого к ней не присылать и отключилась.
Первой, кого встретила Настя, придя на следующее утро в лицей, была профессор Туржанская. Едва взглянув девушке в лицо, она поняла, что стряслось что-то чрезвычайное, и потому не стала разговаривать в коридоре, а повела к себе в кабинет. Усадила в кресло и принялась расспрашивать. Глядя в ее добрые и такие сочувствующие глаза, Настя почувствовала, как сжатая пружина внутри нее вдруг лопнула и выпустила на волю с трудом сдерживаемые эмоции. И тут с ней приключилась истерика − да такая, какой у нее отродясь не было. Она рыдала, рыдала и все никак не могла остановиться. Никогда не терявшая присутствия духа Ольга Дмитриевна позвонила в медпункт. Медсестра промокнула марлевой салфеткой залитое слезами лицо девушки и заставила выпить таблетку, после чего рыдания прекратились, и Настя понемногу пришла в себя. И хотя она не собиралась ни с кем откровенничать, но Туржанской выложила все, − только о Вадиме умолчала.
− Да, Настенька, у тебя огромное несчастье! − признала Ольга Дмитриевна. − Огромное. И ты, конечно, очень сильно его переживаешь, это понятно. Но послушай меня. Несчастье − спутник жизни, ее неизбежная составляющая. У каждого человека, а не у тебя одной, оно обязательно когда-нибудь случается. Его нельзя избежать, но нужно уметь пережить. Принять, как данность, − и пережить. У меня в молодости тоже случилась страшное, непоправимое горе: погиб человек, которого я любила больше жизни! Это был отец Леночки − лучший человек из всех, кого мне довелось встретить на своем пути. Моя дочь и любимое дело стали той опорой, которая помогла мне выстоять.
И ты должна справиться. Жизнь твоих родителей, как бы ни были они тебе дороги, − это все же их жизнь, а не твоя. У тебя великолепные способности − развивай их, найди им достойное применение. Ты уже вполне взрослый самостоятельный человечек. Поезжай в Петербург, родители без тебя разберутся в своих отношениях. Учись, погрузись в науку, она может доставить много радости. Не позволь беде погасить огонек, который горит в твоей душе. Я верю: ты сильная, ты выстоишь.
− Нет, Ольга Дмитриевна, Петербург мне теперь не светит, − покачала головой Настя. − Во-первых, я никогда не оставлю маму одну, а во-вторых, у нас мало денег. Да и жить там теперь негде. Но главное − это мама. Пойду работать и поступлю на вечерний факультет в университет.
− Что ж, в твоих словах есть резон, − согласилась профессор. − Помни: если потребуется моя помощь, обращайся смело. Твоя судьба мне небезразлична. А насчет Петербурга: не ставь крест на своей мечте. Исполни мой совет: сделай копию сертификатов ЕГЭ и отправь их туда в приемную комиссию − так, на всякий случай. Ведь теперь можно подавать документы хоть в десять вузов. С твоими баллами тебя везде примут. Считай это моей просьбой, хорошо?
− Хорошо, раз вы просите. Только это вряд ли пригодится. Но я пошлю.
Туржанская проводила ее в приемную директора лицея, где секретарь под расписку выдала девушке аттестат и медаль.
После разговора с Ольгой Дмитриевной Насте стало немного легче. Даже забрезжила слабая надежда на что-то хорошее в будущем, − хотя оснований для этого было маловато. Насте внезапно пришло в голову, что учиться заочно можно и в Питере, и она послала заявления сразу на очное и заочное отделения. Очное она указала просто так, на всякий случай, хотя понимала, что он вряд ли представится.
Вечером того же дня снова позвонил отец. На это раз Настя не бросила трубку: она уже научилась держать себя в руках.
− Позови маму, − коротко велел отец, понявший, что с дочерью разговаривать бесполезно.
− Мама в больнице, − так же коротко ответила Настя, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.
− В больнице? Что с ней?
− Отравилась. Не вздумай к ней приходить, пока у нее не случился разрыв сердца или еще что-нибудь. Что тебе нужно?
− Настенька, мне нужно, чтобы хотя бы ты попыталась меня понять. Ведь я люблю тебя, очень люблю! И маму люблю, и всегда буду любить! Я знаю, что бесконечно перед вами виноват, и постараюсь все для вас сделать.
− А как