Доплыть или утонуть.
— Нет, — говорит он. Вслух, и что в этом такого? Здесь его никто не слышит. До него долетает едва различимый шум приближающегося автомобиля… или двух?
Одного на шоссе 7 и второго на Уоррингтон-роуд? Но это все посторонние шумы.
— Нет, — повторяет он. — Я пройдусь, а потом поеду на вечеринку. Сегодня я больше не пишу. Тем более, такое.
Оставив развилку позади, он начинает подниматься на крутой холм, с короткой зоной видимости. Идет навстречу шуму приближающегося минивэна «додж караван», и звук этот возвещает о его грядущей смерти. Ка рационального мира хочет, чтобы он умер; ка Прима хочет, чтобы он жил и продолжал петь свою песню. Вот так в этот солнечный день, во второй его половине, в западном Мэне непреодолимая сила устремляется к неподвижному объекту, и впервые после отступления Прима все миры и все существующее поворачиваются к Темной Башне, которая стоит в дальнем конце Кан'-Ка Ноу Рей, что означает Красные поля Ноуна. Обрываются даже злобные крики Алого Короля. Решать будет Темная Башня.
— Решение требует жертвы, — говорит Кинг, и хотя никто, кроме птиц, не слышит его, а он понятия не имеет, что означают эти слова, писателя это не тревожит. Он всегда что-то бормочет себе под нос, словно в голове у него Пещера голосов, полная блестящих, но не всегда умных, имитаторов.
Он шагает, размахивая руками, которые иной раз касаются синих джинсов, не подозревая, что его сердце отбивает последние (не последние) удары, что его разум додумывает последние (не последние) мысли, что голоса произносят последние (не последние) дельфийские пророчества.
— Вес'-Ка Ган, — говорит он, звуки эти забавляют его, и одновременно влекут. Он пообещал себе не перегружать свои истории о Темной Башне непроизносимыми словами какого-то выдуманного (если не сказать, исковерканного) языка, его редактор, Чак Веррилл из Нью-Йорка просто вычеркнет большую часть, если увидит их в рукописи, но его разум все равно наполняется и словами, и фразами: ка, ка-тет, сэй, кан-тои (это слово, по крайней мере, из другой его книги, «Безнадеги»), тахин. Может, все это идет от Сирита Ангола Толкиена и Великого слепого скрипача, Найрлатотепа, Г. Ф. Лафкрафта.
Он смеется, и начинает петь песню, с которой познакомили его голоса. Он думает, что обязательно использует ее в следующей книге о стрелке, когда позволит Черепахе обрести голос. «Кам-кам-каммала, — поет он, шагая. — Девчонка от парня сбежала. У него — пистолет, а девчонки нет, девчонка ночью удрала!»
— Этот парень — Эдди Дин? Или Джейк Чеймберз?
— Эдди! — говорит он. — Эдди — парень, от которого сбежала девчонка, — он так глубоко задумывается, что поначалу не видит крышу синего минивэна «додж караван», который появляется над вершиной холма прямо перед ним, и не понимает, что этот автомобиль едет не по асфальту, а по обочине, той самой, по которой он шагает. Не слышит он и нарастающего рева пикапа за спиной.
18
Брайан слышит царапанье по крышке сумки-холодильника даже сквозь грохот музыки и, с ужасом и яростью, видит в зеркале заднего обзора, что Пуля, более активный из двух ротти, уже перебрался из багажного отделения в пассажирское. Две задние лапы на грязном сидении, обрубок хвоста радостно мотается из стороны в сторону, а морда собаки уже в сумке-холодильнике Брайана.
В такой ситуации любой благоразумный водитель свернул бы на обочину, остановил автомобиль и разобрался бы с нашкодившим животным. Смиту, однако, не свойственно благоразумие за рулем, и свидетельство тому — список нарушений правил дорожного движения. Вместо того, чтобы свернуть на обочину и остановиться, он поворачивается направо, держит руль левой рукой, а правой без особого успеха пытается оттолкнуть гладкую голову ротвейлера.
— Не трогай! — кричит он Пуле. Минивэн сначала сносит к правой обочине, потом он съезжает на нее. — Ты меня слышишь, Пуля? Или ты совсем дурной? Не трогай! — на мгновение ему удается поднять голову собаки, но шерсть на ней слишком гладкая и короткая, чтобы за нее могли зацепиться пальцы. Пуля, конечно, не гений, но достаточно умен, чтобы сообразить, что у него есть еще один шанс ухватить то, что завернуто в белую бумагу и источает такой чарующий красный аромат. Голова вновь ныряет в сумку-холодильник, челюсти ухватывают завернутый в бумагу гамбургер.
— Брось его! — кричит Брайан. — Сейчас же брось его… НЕМЕДЛЕННО!
Для того, чтобы отнять мясо, чтобы сильнее изогнуться на водительском кресле, он упирается обеими ногами. Одна из них, к сожалению, на педали газа. Минивэн прибавляет скорости, взлетая на вершину холма. В этот момент, вне себя от ярости, Брайан полностью забывает, где он (на шоссе 7) и что должен делать (вести автомобиль). Его мысли заняты только одним — вырвать мясо из челюстей Пули.
— Дай его мне! — кричит он, тянет мясо на себя. С обрубком хвоста, мотающимся с удвоенной частотой (для него это не только пища, но и игра) Пуля отвечает ему тем же. Слышится треск рвущейся бумаги. Минивэн уже полностью скатился с асфальта. Едет на фоне рощи старых сосен, освещенных послеполуденным солнцем: в зелено-золотом мареве. Брайан думает только о мясе. Он не собирается есть гамбургер с собачьей слюной, будьте уверены.
— Дай сюда! — кричит он, не видя мужчины, на которого накатывает его минивэн, не видя пикапа, который поднимается на холм и уже практически настиг мужчину, не видя, как открывается дверца пикапа со стороны пассажирского сидения или долговязого парня, похожего на ковбоя, который спрыгивает на землю, не видя револьвера с большой желтой рукояткой, который вываливается из кобуры; мир Брайана Смита сузился до одной очень плохой собаки и одного завернутого в бумагу куска мяса. В борьбе за мясо кровавые розы расцветают на бумаге, как татуировки.
19
— Вон он! — закричал мальчик по имени Джейк, но Ирен Тассенбаум и так это поняла. Стивен Кинг в джинсах, рубашке из «шамбре» и бейсболке. Он уже миновал место пересечения Уоррингтон-роуд и шоссе 7 и поднимался на холм, оставил позади примерно четверть склона.
Она выжала сцепление, перешла на вторую передачу, как пилот НАСКАР[91], увидевший клетчатый флаг, и резко повернула налево, крепко держа руль обеими руками. Пикап Чипа Макэвоя закачался, но не перевернулся. Она увидела, как блеснуло солнце на металле автомобиля, который, двигаясь с противоположной стороны, уже достиг вершины холма, на который поднимался Кинг. Услышала крик мужчины, сидевшего у дверцы: «Пристройся к нему сзади!»
Выполнила команду, хотя и видела, что приближающийся автомобиль едет не по дороге, а по обочине, и они могут столкнуться, превратив Кинга в начинку металлического сэндвича.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});