Читать интересную книгу История Индий - Бартоломе Лас Касас

Чтобы вознаградить испанцев, которые так усердно потрудились в этих краях, Педрариас решил основать здесь испанское поселение и выбрал для этой цели селение касика по имени Ната, ударение на последнем слоге, или место поблизости от этого селения; по воле Педрариаса решено было сохранить индейское название. Надо сказать, что испанцы, живущие в Индиях, в особенности те, которые подвизались и подвизаются на ратном поприще, помышляют не столько о том, чтобы пахать и сеять, сколько о том, чтобы есть и пить за счет индейцев в награду за свои столь похвальные труды, обрекая несчастных на смерть и погибель; а путь к этой цели был и остается один: раздел индейских селений и передача их в энкомьенду завоевателям: тут-то для испанцев и начинается привольное житье. По этой причине Педрариас определил каждому, кто пожелал, осесть в здешних местах и получить некоторое количество индейцев, живших в селах и поблизости, которых Педрариас поработил с помощью войны и насилия, что у испанцев называется умиротворением. Индейцы эти, страшась испанцев и стремясь избежать резни и расправы, которые учинили те над их соплеменниками, предпочли оставаться в своих селениях и работать на пришельцев, когда те появлялись в их местах либо присылали за ними. Но они даже представить себе не могли, что работа эта окажется столь тяжкой и изнурительной и приведет их всех к гибели; а ведь именно тем все и кончилось, и весь этот край, некогда столь цветущий, превратился в безлюдную пустыню. Установив такие порядки, поработив индейцев и разделив их между поселенцами, Педрариас вернулся в Панаму, а в качестве своего наместника и военачальника оставил Дьего Альбитеса. Испанцы стали посылать за индейцами, доставшимися им в результате раздела, и те являлись и служили своим хозяевам: строили для них дома, возделывали поля, охотились, ловили рыбу и выполняли прочие работы, необходимые для того, чтобы содержать 50–60 человек испанцев, живших в этом селении; а это куда труднее, чем содержать 2000 человек в каком-нибудь городке Кастилии, потому что здесь испанцы требуют, чтобы индейцы служили им и угождали, словно отпрыскам графов и герцогов, и не только служили, но еще и поклонялись. Бремя этих трудов, доселе неслыханное, казалось индейцам нестерпимым, а потому одни являлись с запозданием, другие работали кое-как, третьи бежали, и это называется у испанцев бунтом. Дьего Альбитес тотчас посылал вслед за ними отряды «обшарить ранчо», как выражаются испанцы; и добравшись до непокорных, одних они убивали, других брали в плен и истязали, третьих привлекали посулами. Таким способом Дьего Альбитес принудил индейцев служить их хозяевам и притеснителям. Царь и вождь Уррака вместе с воинами, которых удалось ему набрать, никогда не упускал случая наведаться к испанцам и задать им хорошую встряску; и если удавалось ему застать врагов врасплох, то ему уже не было нужды вторично искать этих людей, чтобы отомстить им. В ответ испанцы шли на касика войною, опустошая огнем и мечом все его земли и владения. В этих войнах прошло девять лет, а испанцам так и не удалось привести его к покорности, ибо в их представлении привести к покорности значило не что иное, как обречь его, подобно всем прочим индейцам, на рабство, и неволю, и беззаконные притеснения, в которых рано или поздно касик и его подданные нашли бы свою погибель. Такой монетой привыкли расплачиваться и рассчитываться наши соотечественники за беспредельный ущерб и бессчетные несправедливости, которые причинили сини этим людям. По этой причине Уррака не шел ни на какое примирение, будучи человеком рассудительным и отважным и отлично понимая, сколь справедливую войну ведет он против врагов, которые причинили и причиняют ему столько горя и зла вопреки справедливости, без всякого повода и основания и несмотря на то, что он ни в чем перед ними не провинился и мирно жил в своих владениях. Когда испанцы захватывали в плен его подданных, они подвергали их мучительным пыткам, чтобы выведать, где спрятано золото, которым, как шла молва, Уррака и его вассалы владели в огромном количестве, и это еще больше разжигало негодование Урраки. Некоторое время спустя Педрариас назначил своим заместителем в Ната Компаньона. Этот самый Компаньон всячески пытался захватить одного отважного индейца, который был военачальником Урраки и внушал испанцам великий страх и ужас, так как не раз наносил им жестокий урон. Не сумев захватить его в бою, Компаньон решил действовать наверняка и «мирным» путем и прибег к вероломству: передав ему через послов-индейцев заверения в безопасности и обойдя его лживыми посулами, он заманил его в гости к испанцам, и тот сам явился к нему в Ната. Но Компаньон нарушил слово — подлость, к которой нередко прибегают испанцы в войне с индейцами и на которую почти никогда не пускаются индейцы, — он лишил его свободы, заковал в железо и выслал в Номбре де Дьос, и это можно еще считать благодеянием, потому что он не сжег несчастного живьем, как не раз поступали люди, именующие себя христианами. Эта утрата причинила Урраке великую скорбь; он созвал к себе индейцев и с южного, и с северного побережий, сколько смог, и, собрав их вместе, держал перед ними такую речь, исполненную душевного величия: «Как можем мы допустить, чтобы эти христиане спокойно жили на нашей земле, если они не только отбирают у нас наши земли, владения, детей и жен и обращают нас в рабство, но вдобавок не держат слова, и нарушают обещания, и попирают соглашения о мире! А потому будем же сражаться против них, пока у нас хватит сил, и сделаем все, чтобы уничтожить их и сбросить столь тяжкую обузу, ибо лучше нам умереть сражаясь, чем влачить жизнь в таких муках, лишениях, горестях и тревогах». Сам Иуда Маккавей и его братья не сказали бы в данных обстоятельствах лучше. Речь касика пришлась всем по сердцу, и все дали обет сражаться, пока хватит сил и жизни, и умереть в бою. И вот все индейцы, поделенные между завоевателями, взбунтовались и убили пятерых испанцев, которые находились у них в селениях, не подозревая об опасности и помыкая индейцами, как вздумается. Покончив с ними, индейцы идут большим войском на ненавистное селение Ната; испанцы выходят навстречу, и начинается яростный бой; с обеих сторон имелись убитые и раненые, особенно у индейцев; испанцы нанесли им огромный урон, действуя верхом на конях, так как место было ровное и открытое. Долгие годы длилась эта война, много в ней погибло испанцев, а индейцев несравненно больше, несчетное множество. Но злосчастные индейцы были наги, а оружие их ничего не стоило, как уже говорилось; к тому же они видели, что каждый новый день не приносит им ни избавления, ни успеха, ни надежды, а приносит только гибель, и были изнурены и обессилены войной и долгими скитаниями по горам и долам, ибо терпели усталость, голод и много других невзгод, неизбежных при такой жизни, особенно в Индиях; и потому большинство племен решило покориться испанцам и в рабстве кончить свою горестную жизнь. И лишь царь Уррака вместе с индейцами, которые выжили в этом поголовном истреблении и остались при нем, так и не захотел покориться испанцам, и всегда упорно ненавидел их, и всю жизнь горевал, что не смог с ними расправиться. Испанцы оставили его в полном покое и перестали к нему наведываться, ибо убедились, что любой поход против этого вождя для многих из них кончится смертью и тяжкими увечьями. И в момент кончины, которую встретил он у себя дома и на своей земле, он ведал об истинном боге не более, чем ведал до того дня, когда впервые услышал в своем язычестве слово «христианин»; та же участь постигла его подданных. Кто повинен в гибели этой души и многих-многих других, которым ничто не помешало бы приобщиться к истинной вере, если бы их в ней наставили? Любому мыслящему христианину ясно, кто за них в ответе.

Глава 164

Итак, Педрариас опустошил эти провинции и обрек их на обычное рабство в виде энкомьенды и раздела индейцев между поселенцами, что составляет для испанцев промежуточную ступень на пути к достижению конечной цели, заключающейся в том, чтобы раздобыть побольше золота. Затем Педрариасу показалось, что в Панаме скопилось слишком много испанцев, и, чтобы поразгрузить ее, он отправил часть поселенцев под началом некоего Бенито Уртадо в область, простирающуюся от селения Ната до той земли, которую открыл с моря Эрнан Понсе по распоряжению Эспиносы. Педрариас приказал Уртадо лаской или силой подчинить жителей этого края, и обратить их в рабство (что стало обычным уделом всех индейцев), и основать селение в провинции Чирики; этот самый Бенито Уртадо, по его собственным словам, немало отличился в насилиях и беззакониях, которые совершались и в ту пору, и раньше. Прибыв в провинцию Чирики, Уртадо разослал нарочных за индейцами; явились на его зов жители Чирики, и еще одно племя под названием бареклас, и жители провинции Бурика, и те, кто жил около залива, который мы зовем заливом Оса; это многолюдный край, который простирается более чем на 100 лиг. Все эти племена покорились без сопротивления, так как были напуганы войнами и жестокостями, которые совершили испанцы в занятых ими ранее провинциях и о которых обитатели здешних мест знали понаслышке, а может быть, и по собственному опыту, после того как в этих и соседних краях в прошлые годы погостил Эспиноса. В селении Чирики испанцы прожили два года. Вначале индейцы работали на них, но затем, не в силах больше выносить тяжесть рабской доли и постоянные притеснения, восстали против испанцев и несколько человек убили. В конце концов после очередного столкновения испанцы решили сняться с места и покинуть селение. И эти края, равно как и многие другие, простирающиеся на тысячи лиг и некогда многолюднейшие, ныне пустынны, и там обитают лишь дикие звери, главным образом тигры. Немного выше говорилось, что Педрариас отправил в поход отряд под началом Уртадо, чтобы немного поразгрузить Панаму, где скопилось слишком много народу. Так вот по этому поводу следует сказать раз и навсегда: одна из причин разорения и опустошения Индий и истребления их жителей состояла в том, что Королевский совет разрешал въезд всем желающим без разбора, не соблюдая ни счета, ни меры, а потому по большей части приезжали бездельники, которым лишь бы набить брюхо за счет чужого пота, а там хоть трава не расти. Это обстоятельство послужило началом многих бед и среди прочих следующей: чтобы такая орава едоков не довела до разорения хозяйства, которые испанские поселенцы успели завести в Индиях (и земля которых была вспахана не ими самими, а индейцами и полита не их потом, а потом индейцев), правители, распоряжавшиеся и поныне распоряжающиеся в тех краях, отправляли и продолжают отправлять в походы полчища испанцев якобы для открытия новых земель, умиротворения индейцев либо закладки поселений; и эти отряды загубили тела и души несметного множества индейцев. Но кроме этой беды была еще и другая, не менее жестокая и губительная: многие индейцы из числа тех несчастных, что, не зная отдыха, трудились в испанских селениях, должны были идти в поход вместе со своими хозяевами, которые оставляли без кормильцев их жен и детей, а самих индейцев принуждали тащить на себе тюки весом в три-четыре арробы и всю поклажу; и если уводили испанцы тысячу человек, то не возвращалось и пятидесяти, а остальные умирали от непосильных трудов, усталости и голода. Такой неслыханный и бессмысленный произвол творился в этом деле, что из сорока тысяч душ, которых лишили мы жизни с того времени, как вступили в эту злосчастную страну, наверняка пятнадцать тысяч было погублено таким образом. Члены Королевского совета с самого начала знали обо всех этих бесчинствах, но по великому своему бездушию они и не помышляют пресекать их или карать. Если же они вдруг расщедрятся и примут какое-нибудь постановление в защиту индейцев, прислушавшись к голосу служителей церкви, которые неустанно били и бьют тревогу и в письмах, и во время аудиенций, они отсылают это постановление и наказ правителя вест-индских провинций; и хотя члены Совета знают, что правители не исполняют этих постановлений и не считаются с ними, да и не собираются считаться с ними либо исполнять их, они все же думают, обманывая самих себя, что благополучно справились с труднейшим и опаснейшим делом, возложенным на их плечи, а потому едят, пьют и спят со спокойной совестью, насколько можно судить по их виду, ибо они ходят веселые и смеются, тогда как им следовало бы лить слезы до конца дней своих при мысли о том, что они могли допустить хоть малейший промах в столь важном и ответственном деле. Ведь им вверена вся церковная и светская власть в Новом Свете, исполнение законов правосудия — так кому же, как не им, надлежало и надлежит стенать и сетовать при мысли о том, сколько миллионов душ и тел индейцев мы загубили, несправедливо предав их смерти! Все, что я здесь пишу, я много раз твердил членам Королевского совета, и всем им вместе, и каждому порознь у него в доме. Я уже не говорю о том, как наши грабили индейцев, какие несметные богатства отняли мы у законных владельцев столь бесчестным путем и причинив им столько зла; я уже не упоминаю о том, что членам Совета следовало позаботиться об обращении в христианство столь великого, обширного и огромного мира! И не в силах я постичь, как могут эти люди сладко спать сном невинных младенцев, есть и пить, как говорится, в свое удовольствие и безмятежно радоваться жизни, готовясь в то же время держать перед судом всевышнего столь нелегкий ответ и отчитываться в столь тяжких делах (коль скоро они вообще помышляют об отчете; если же они даже не помышляют о нем, то бездушию их нет исцеления). Возвращаясь к нашей теме, мы должны заметить, что пребывание испанцев в Индиях всегда делилось — и ныне делится — на три периода, которым соответствуют три периода мытарств индейцев. Первый период — когда испанцы появляются в этих краях и затевают войны и резню, убивая и истребляя всех, кто попадется, чтобы покорить остальных и обратить их в рабство. Второй период — когда они делят индейцев между собою по репартимьенто и пользуются ими, как мулами и ослами, да еще дай бог, чтобы они обращались с индейцами так же, как со своей скотиной, а не много хуже. Третий период — когда они, перебив всех или почти всех индейцев, возвращаются в Кастилию, чтобы получить там наследство или обзавестись имением, если их бесчинства и насилия принесли им деньги; если же вернуться им не на что, как это бывает в большинстве случаев, ибо господь не допускает, чтобы награбленное шло им впрок, и обрекает их на бедность, они оседают в Индиях и тут начинают жалеть, что индейцев осталось так мало; не знаю, тревожат ли при этом их совесть неискупимые грехи, которые они совершили. Четвертый же период вот каков: после смерти они отправляются прямиком в ад, — в этом я ни капли не сомневаюсь, — и там рассчитываются за все пиры и трапезы, оплаченные кровью ближних, если только господь в своем милосердии не придет им на помощь при жизни и не даст им познать всю неискупимость их грехов, дабы взмолились они о прощении с непритворными вздохами и стенаниями. Первому периоду соответствовало начало бедствий индейцев, которым войны несли смерть и жесточайшие страдания; во второй период индейцев ждало беспощадное рабство и неволя, и в неволе они мало-помалу гибли, причем испанцы обращались с ними так, как я уже говорил, и не лучше, пренебрегая не только здравием и спасением их тел, но также здравием и спасением их душ, ибо пеклись об их обращении в христианство не больше, чем если бы имели дело со скотиной. Что касается третьего периода, то по мере того как индейцы почти все вымирали, работая на людей, которые были обязаны щадить их жизнь и не обременять их столь непрерывными и тяжкими трудами, что край превращался в безлюдную пустыню и в отдельных местах оставалось по несколько человек индейцев — здесь трое, там пятеро, островками, — некоторые испанцы начинали обращаться с ними по-божески, а другие держались старых привычек. Что же до последнего периода, то здесь также нет места сомнениям, ибо ясно, что индейцы умирали без исповеди и причастия, и если многие получали крещение, то получали они его, не ведая, что это такое, и не будучи перед тем наставлены в вере, потому что в этом деле творилось в Индиях много величайших безрассудств, и многие испанцы в них были повинны. И здесь мы покуда кончим речь о материке, чтобы вернуться к расскажу о его бедах и несчастьях, когда придет время.