Читать интересную книгу Масоны - Алексей Писемский

- О, зачем вы меня так пугаете?! - произнесла укоризненным голосом Екатерина Петровна и для придачи себе храбрости выпила залпом стакан довольно крепкого нюи.

- Я делаю только логический вывод из того порядка вещей, каким вы обставлены... А разве вы сомневаетесь, что муж ваш способен сделать подобную вещь?

- Нет, я не то, что сомневаюсь... - произнесла Екатерина Петровна, и так как была с несколько уже отуманенной головой, то рассказала своему обожателю о подозрениях в личности Тулузова, а равно и о том, что об этом даже началось дело, от которого Тулузов до сих пор увертывается.

- Где же это дело производится? - спросил камер-юнкер с явным удовольствием: ему весьма было бы приятно поймать Тулузова по какому бы то ни было делу и упрятать его подальше.

- Не знаю! - отвечала Екатерина Петровна.

- Кто ж, по крайней мере, это дело начал и возбудил? - расспрашивал камер-юнкер.

- Это один мой родственник по первому мужу, Марфин, который давно вредит Тулузову.

- А где теперь этот родственник?

- В Москве.

- Но не можете ли вы поехать к нему и расспросить его о деле вашего мужа?

- Нет, - отвечала, отрицательно мотнув головой, Екатерина Петровна, после истории с нашим афинским вечером Марфин, вероятно, меня не примет.

На этом кончилось совещание камер-юнкера с Екатериной Петровной, но она потом не спала всю ночь, и ей беспрестанно мерещилось, что муж ее отравит, так что на другой день, едва только Тулузов возвратился от генерал-губернатора, она послала к нему пригласить его придти к ней.

Василий Иваныч, предчувствуя заранее что-то недоброе для него, пошел на приглашение супруги неохотно. Екатерина Петровна приняла его гневно и величественно и с первого же слова сказала ему:

- После всех ваших проделок против меня вы, надеюсь, понимаете, что продолжать мне жить с вами глупо и неприлично...

Тулузова сильно покоробили эти слова.

- Какую же проделку мою вы разумеете?

- Да хоть последнюю, которою вы осрамили меня на всю Москву, отвечала, злобно взглянув на мужа, Екатерина Петровна.

- Это, конечно, был неосторожный и необдуманный поступок с моей стороны, - отвечал он, едва выдерживая уставленный на него взгляд жены.

- А мне, напротив, он показался очень обдуманным и выгодным для вас! подхватила, с тою же злостью рассмеявшись, Екатерина Петровна. - Я заплатила вам за нею двадцатью душами, в числе которых находится любимец ваш Савелий Власьев.

Она знала через людей, что Савелий Власьев постоянно расспрашивал у всех об образе ее жизни и обо всем, конечно, докладывал барину.

- Если вам угодно, я вам заплачу за эти двадцать душ, - продолжал Тулузов, видимо, желавший на этот раз поумилостивить Екатерину Петровну.

- О, нет, зачем же? - воскликнула она. - Если бы я стала получать с вас все ваши долги мне, вам пришлось бы много заплатить; и я теперь требую от вас одного, чтобы вы мне выдали бумагу на свободное прожитие в продолжение всей моей жизни, потому что я желаю навсегда разъехаться с вами и жить в разных домах.

Тулузов, кажется, вовсе не ожидал услышать такое решение со стороны жены.

- Но, Катерина Петровна, - произнес он почти жалобным голосом, - это будет новый скандал, за который меня и вас опять обвинят.

- Скандалов я не боюсь, - возразила она по-прежнему злобно-насмешливым тоном, - я столько их имела в жизни, как и вы, я думаю, тоже!..

- У меня не было в жизни скандалов, - имел наглость сказать Тулузов, так что Екатерина Петровна не удержалась и презрительно засмеялась при этом. - Но главное, - продолжал он, - какой мы предлог изберем для нашего разъезда? Если бы произошло это тотчас же за последним несчастным случаем, так это показалось бы понятным, но теперь, по прошествии месяца...

- Время тут ничего не значит! - перебила его Екатерина Петровна. Сначала я была ошеломлена, не поняла хорошо; но теперь я вижу, какую вы ловушку устроили для меня вашим неосторожным поступком.

- Я в этом поступке моем прошу у вас прощения, - попробовал было еще раз умилостивить жену Тулузов.

- А я вас не прощаю и не извиняю, - ответила та ему, - и скажу прямо: если вам не угодно будет дать сегодня же бумагу, которую я требую от вас, то я еду к генерал-губернатору и расскажу ему всю мою жизнь с вами, - как вы развращали первого моего мужа и подставляли ему любовниц, как потом женились на мне и прибрали к себе в руки весь капитал покойного отца, и, наконец, передам ему те подозрения, которые имеет на вас Марфин и по которым подан на вас донос.

Тулузов делал неимоверные усилия над собою, чтобы скрыть свой почти ужас и проговорить:

- Ничего вам не придется этого делать. Я дам желаемую вами бумагу и хотел бы только, чтобы мы расстались по-дружески, а не врагами...

- Это я могу вам обещать, - отвечала насмешливо Екатерина Петровна, и, с своей стороны, тоже прошу вас, чтобы вы меня после того ничем не тревожили, не посещали никогда и денег от меня больше не требовали.

- Извольте-с! - сказал Тулузов, слегка пожав плечами. - За этим вам собственно и угодно было позвать меня?

- За этим, - подтвердила Екатерина Петровна.

Тулузов поклонился ей и ушел, а вечером прислал ей вид на отдельное от него житье.

Пока все это происходило, Егор Егорыч возвратился с Сверстовым в Москву. Первое, о чем спросила его Сусанна Николаевна, это - о здоровье Пьера Углакова.

- Совершенно поправляется и скоро приедет в Москву, - отвечал Егор Егорыч.

Сусанна Николаевна, услышав это, одновременно обрадовалась и обмерла от страха, и когда потом возник вопрос о времени отправления Лябьевых в назначенное им место жительства, то она, с своей стороны, подала голос за скорейший отъезд их, потому что там они будут жить все-таки на свежем воздухе, а не в тюрьме. Под влиянием ее мнения, Егор Егорыч стал хлопотать об этом через старика Углакова, и тут же его обеспокоил вопрос, чем Лябьевы будут жить на поселении? Он сказал об этом первоначально Сусанне Николаевне, та спросила о том сестру и после разговора с ней объявила Егору Егорычу:

- Вообрази, у них есть средства! Помнишь ту подмосковную, которую мамаша так настоятельно хотела отдать Музе? Она у них сохранилась. Лябьев, проиграв все свое состояние, никак не хотел продать этого имения и даже выкупил его, а кроме того, если мы отдадим ту часть, которая досталась мне после мамаши, они будут совершенно обеспечены.

- Превосходно, превосходно! - восклицал на все это Егор Егорыч. - Я буду управлять этим имением и буду высылать им деньги, а там они и сами возвратятся скоро в Москву.

Отправка Лябьева назначена была весьма скоро после того, и им даже дозволено было ехать в своем экипаже вслед за конвоем. Об их прощании с родственниками и друзьями говорить, конечно, нечего. Ради характеристики этого прощания, можно сказать только, что оно было короткое и совершенно молчаливое; одна только Аграфена Васильевна разревелась и все кричала своему обожаемому Аркаше:

- Ты смотри же, там в Сибири сочини еще соловья!

В самый день отъезда Лябьевых Сусанна Николаевна сказала мужу, что она непременно желает послезавтра же уехать в деревню, да и доктор Сверстов, сильно соскучившись по своей gnadige Frau, подговаривал к тому Егора Егорыча, так что тот, не имея ничего против скорого отъезда, согласился на то.

Екатерина Петровна между тем разъехалась с мужем и наняла себе квартиру на сколь возможно отдаленной от дома Тулузова улице.

Тулузов, с которым она даже не простилась, после объяснения с нею, видимо, был в каком-то афрапированном состоянии и все совещался с Савелием Власьевым, перед сметкой и умом которого он заметно начал пасовать, и когда Савелий (это было на второй день переезда Екатерины Петровны на новую квартиру) пришел к нему с обычным докладом по делам откупа, Тулузов сказал ему:

- Катерина Петровна не будет больше жить со мною, и потому в ее отделение я перевожу главную контору мою; кроме того, и ты можешь поместиться там с твоей семьей.

Савелий перед тем только женился на весьма хорошенькой особе, которая была из мещанского звания и с весьма порядочным приданым. За предложенную ему квартиру он небольшим поклоном поблагодарил своего господина.

- А что, скажи, Лябьева сослали? - спросил тот.

- Отправили-с, но только не в каторгу, а на поселенье, - объяснил Савелий.

- Почему ж так? - воскликнул Тулузов с неудовольствием.

- Мне наш частный пристав передавал, что сам государь повелел господина Лябьева только выслать на жительство в Тобольскую губернию.

Такое известие взбесило Тулузова, и он почуял в нем дурное предзнаменование для себя.

- Кто ж ему это выхлопотал? - отнесся он как-то уж строго к Савелию.

- Частный пристав сказывал, что господин Марфин хлопотал по этому делу очень много.

- А эта гадина еще здесь?

- Никак нет-с, уехал в имение свое; я нарочно заходил к ним на квартиру справляться, но никого там не нашел, и дверь заколочена.