— Вот растяпа, — поднявшись, обругала она себя. Зубы ее стучали от холода, капли ледяной воды скатывались с ее тела, мокрые волосы прилипли к лицу.
— Может быть, хватит? — предложил Яков.
— Ничего подобного, — возразила Ира. — Мне этого одной мало.
— Какая ты жадная стала.
— Еще бы! Зато я могу по двое суток обходиться без пищи.
— Разве случалось?
— Бывало…
После седьмого захода ведерко оказалось полным. Ирина начала чистить рыбу. Яков развел костер. Опускались сумерки, они становились все плотнее, затянув ненастной мглой сначала лес на противоположном берегу реки, потом подступили к самому костру.
Повесив котелок над костром, Ирина сбегала на реку, умылась, прибежала вся мокрая, подпрыгивая от холода, и торопливо оделась.
— Тебе не скучно со мной? — спросила она Якова.
— Ну и вопросы же приходят тебе в голову, — рассердился Яков. — От холода, что ли? А вообще ты, Иринка, стала совсем другая.
— Ага, другая. Знаешь, я научилась ругаться. И ненавидеть. Ух, как я немцев ненавидела! Хочешь, я расскажу тебе, как впервые подстрелила фашиста?
— Ты? — Якову почему-то не приходило в голову, что Ирина могла тоже убивать там, на войне. Он с интересом посмотрел в лицо девушки. Да нет, никаких признаков очерствения души не заметно. Глаза по-прежнему ласковые и доверчивые.
— Не верится, правда? Вот сначала закусим, а потом у нас останется целая ночь на разговоры. Уж очень есть хочется.
Уха была вкусной, душистой. Ели прямо из котелка, сидя рядом, прижавшись плечом к плечу, Ира никак не могла согреться. Зубы ее стучали о ложку, она вздрагивала, подталкивала Якова, и у того ложка тоже прыгала в руке.
Покончив с ухой, вместе отправились к воде; вымыли котелок и ложки. Собственно, мыла только Ирина, а Яков стоял рядом и насвистывал. Вернувшись к костру, он принялся за сооружение палатки.
— Э, нет, не так, не так! — Ира отобрала у Якова топорик. — Разреши-ка мне, Яшенька.
Сильными и точными ударами она один за другим вогнала все колышки в землю, особым узлом привязала к ним шнурки от брезента. В палатке постелили сосновых веток, накрыли их рюкзаками. Ира закуталась в одеяло и села, подобрав под себя ноги. Яков растянулся рядом на спине.
— Это случилось ночью? — спросил Яков, возвращаясь к обещанию Ирины рассказать о первом убитом фашисте,
— Нет, Яшенька, днем. И день был, как сегодня, осенний, противный. Нас, то есть меня и Костю Субботина, сбросили на парашютах. Хотя я и прошла небольшую подготовку в прыжках с самолета, но каждый раз у меня сердце в пятки убегало. А тут еще неизвестно, кто тебя ждет внизу — свои или немцы. Костя очень на тебя походил: такой же смуглый, долговязый, порывистый. Он хорошо знал немецкий язык, и его направили на разведывательную работу.
— Где же вас выбросили?
— Между Бобруйском и Рогачевым. Ветром меня отнесло от Кости. Приземлилась я, а сама трясусь от страха — вдруг прямо фашистам в лапы попадусь. Парашют свернула, как было положено по инструкции, спрятала в кустах, забросала ветками. Сняла автомат и пошла навстречу Косте. Только вышла на поляну — прямо лицом к лицу с немцем столкнулась. И я растерялась, и он тоже. Дальше как во сне получилось. Смотрю — немец схватился руками за грудь, колени у него подогнулись и он прямо у моих ног лицом в землю ткнулся. Я стою ни жива ни мертва. С другой стороны Костя выскочил. Спрашивает: «Ты стреляла?» Потом к немцу, перевернул его лицом вверх, говорит: «Мертв. В самое сердце саданула. Молодец, Ирина». Понимаешь, оказывается, это я фашиста прикончила. Но самое странное было в том, что я выстрела не услышала, — вот до чего перетрусила. Немец был молодой, белокурый, в каком-то офицерском звании. Целый месяц я его потом вспоминала и до слез жалела. Вот так для меня началась война…
Костер потрескивал. Ира обхватила колени руками и все смотрела на Якова. Одеяло сползло с ее плеч. В палатке стало тепло.
— Когда я встречалась с Костей, — сказала Ирина, — у меня создавалось впечатление, что это ты. Однажды я назвала его Яшей, и он целый месяц подтрунивал надо мной. А один раз мы попали в окружение и меня ранили в ногу. Костя нес меня всю ночь.
— На руках? — ревниво вырвалось у Якова.
— Нет, что ты! На спине, конечно. Но мне казалось, что это ты несешь меня. Через два дня его убили…
Так они проговорили до самого рассвета. Ни Якову, ни Ирине спать не хотелось. Беседа была по-прежнему искренней и немного восторженной. Иногда они замолкали и слушали, как шумит ветер над лесом и река плещется о берег.
— Мы ведь не скоро пойдем домой? — спросила Ирина.
— Если ты не возражаешь, проведем здесь весь день.
— Тишина… Мирная тишина. Не нужно себя держать настороже… Не грозит окружение. До чего хорошо.
Яков приподнялся и положил голову на колени Ирины. Ее мягкие ладони коснулись его щек, пригладили волосы. Женская ласка… Яков притих, прислушиваясь к движению маленьких пальцев.
24
И еще не раз они приходили в безлюдный лес, сбросивший с себя летнее убранство. Под ногами шуршали опавшие листья. Часто моросил дождь, сырые ветки шипели в костре, и от едкого дыма на глазах выступали слезы.
Яков намеренно не приглашал на эти прогулки друзей, ему хотелось побыть наедине с Ириной. С ней он говорил, как с самим собой, высказывая ей все свои горести и надежды на будущее. Ирина была единственным человеком, от которого у него не было никаких тайн.
Часто беседы принимали характер бурного спора.
— Езжай в институт! — настаивала Ирина. — Ну же, Яков! Ты теряешь время.
— Ко всем чертям твой институт! — кипятился Яков. — Что ты, сговорилась с Каргановым и Глазковым?
Но перед сном долго ворочался в кровати и вспоминал доводы Ирины, ее логику. Он чувствовал, что еще немного — и уступит.
Утром, в начале смены, в литейный цех пришел Пащенко. Он долго разыскивал Якова, пока не увидел его под крышей цеха, где начальник спектрографической лаборатории помогал электромонтерам устранить неисправность в цепи контроллера мостового крана.
Рискуя запачкать костюм, Пащенко по узкой винтовой металлической лесенке поднялся к Якову.
— Я не вытерпел и приехал к тебе на завод, — прокричал он, приблизив губы к уху Якова. — У меня необыкновенная новость. Ты не сможешь освободиться на несколько минут?
Яков утвердительно кивнул головой. Они спустились на площадку. Иван Матвеевич вытащил из кармана пиджака журнал «Известия Академии наук».
Статья называлась «Проблема жаропрочных сплавов». Брови Якова сдвинулись, он впился глазами в текст, не читая, а глотая его. Отблески пламени из плавильных печей дрожали на страницах журнала и на лице Якова. Пащенко переступал с ноги на ногу, нетерпеливо поглядывая на товарища.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});