19/IV я имел посылочку. Если ты сможешь что-нибудь послать или передать для меня, — буду очень благодарен, так как сейчас стало туговато с продуктами. Эти 4 месяца я прожил очень хорошо, без нужды, питался вдоволь, — большое тебе спасибо, Лидука!
Как здоровье мамы? Как ее дела?
Крепко обнимаю и целую тебя и сына, твой Сема. Привет всем родным.
В марте я получил от тебя 2 бандероли — 29 газет «Московский большевик». Вышли еще газет. Вышли мне писчей бумаги, — то что ты привезла — вся вышла. Сейчас не на чем писать.
Привет тебе от Саши, Франца, Володи и Герм. Наум.
27. V — 1946 г.
Дорогая Лидука! Хоть убей меня, но я не понимаю твоего молчания. Последнее твое письмо было от 26.11 — что это значит?
Сколько я писем послал тебе, телеграммы поздравительные, — все осталось без ответа…
Паша пишет мне, что «Лидочка говорит, что она тебе часто пишет». Где же они, твои письма?
Я знаю, что, когда пишут, то рано или поздно, письма доходят.
Чем я тебя обидел, оттолкнул? В чем дело, что случилось?
Сегодня освобождается Франц, — за него ходатайствовали. Еще несколько человек уходит сегодня. Это большое событие в нашей жизни, это — начало. Я надеюсь, что в скором времени и до меня дойдет очередь.
Большое значение для меня имеет моя работа в куль-тбригаде. Я просил тебя достать и выслать краски, ноты, струны, — получила ли ты то мое письмо и можно ли ожидать всего этого?
Прошу тебя приложить старания и достать все по перечню. Повторяю, что это имеет большое значение и сослужит мне на пользу.
Ликин! Вышли мне летней одежды и кое-что из продуктов (сейчас здесь трудно стало). Бумагу я всю уже израсходовал, карандашей тоже нет. Если сама не сможешь выслать, передай Паше.
Здесь стоит все время очень плохая погода, холодно, ветер, дожди, — лета еще не видать. Я чувствую себя хорошо, работаю там же, — не беспокойся обо мне.
Как твои дела, здоровье, работа?
Как наш сынка? Окончательно ли выяснено его здоровье, как будет с ним в дальнейшем?
Как вы устроились с дачей на лето? Как здоровье мамы, — все ли хорошо?
Я очень обеспокоен твоим молчанием. Жду твоих писем.
Горячо целую тебя и сына —
твой Сема.
Привет маме, Самуилу с семьей, всем родным.
Решеты, 19. VI — 1946 г.
Дорогая Лидука! Каждую почту ожидаю с трепетным волнением, но, увы!.. От тебя ничего нет…
А у меня важные новости. Начали отпускать понемногу «сверхсрочников». Я уже писал тебе, что ушел Франц и еще некоторые товарищи. Сегодня уволилась Роза Львовна, у родных которой ты побывала, — они сообщали об этом. Обо мне пошло второе ходатайство — очень авторитетное! Но, самое главное, что вопрос уже решен «в общем порядке». С 1-го июля т.г. начнут освобождать. Мне Саша сказал абсолютно уверенно, «что в июле, но не позже августа» я буду уволен. Возможно, что меня сразу не отпустят домой поехать, но тебя прошу подготовить для себя возможность поездки ко мне в августе м-це или в сентябре. Обязательно приезжай с сыном, теперь-то я уж сам вас встречу. Боже! Какая это будет радость для меня!
Не унывай, Лидука, все будет у нас хорошо. На днях уехал Герман Наумов в Москву — в отпуск, — я передал с ним письмо. Был ли он уже у тебя?
Сведи его также и к моим родным, пусть передаст личный привет.
Ликин! Вот я все пишу тебе, но у меня из головы не вылезает беспокойная мысль о причинах твоего молчания. Что же случилось?
Ты должна мне откровенно сказать обо всем. Как твое здоровье? Что с работой? Не случилось ли чего у тебя? Как здоровье Марика? Проверяли ли его еще и еще раз врачи? Перешел ли он в следующие классы в школе и в музыкальном училище?
Сняла ли ты дачу, как устроились на лето? Как здоровье мамы А.Д., как ее ноги, как дела?
Я тебе задаю все эти вопросы, а ты должна была бы в каждом своем письме подробно писать мне обо всем.
Я немного хворал, сейчас ничего.
Работаю все там-же, на газонурке — Завом и бригадиром. Передай привет всем родным.
Крепко целую тебя и сына,
Ваш муж и отец — Сема.
Решеты, 10. VII — 1946 г.
Дорогая Лика! Наконец-то я могу сообщить тебе радостную весть: в самое ближайшее время, в период между 20.III и 10. VIII я буду освобожден. Директива, по которой я задержался, — отменена.
7. VII меня вызывали, объявили о предстоящем освобождении, предложив выбрать место жительства, согласно ст. ст. 38 и 39 Положения о паспортах, т. е. за минусом определенных пунктов и районов.
Ввиду того, что в Москве и в Московской области я поселиться сейчас не могу, — я выбрал для себя Сталиногорск, Тульской области. Ехать туда надо с пересадкой в Москве, так что побываю дома. Я думаю, что в Сталиногорске мне легче будет устроиться и, если и ты переедешь туда, то и ты получишь работу, а Марик сможет учиться там в хорошей школе. Но это — потом. Дальнейшие пути выявятся позже, когда я приеду в Москву, а оттуда на место. Во всяком случае, это в 180 км от Москвы, и мы сможем часто видеться. Я не теряю уверенности в том, что впоследствии буду полностью реабилитирован, а тогда уж и в Москву можно будет…
Списки с обозначением избранных мест жительства уже отправлены в Канск, и мы ожидаем, что, начиная с 20. VII, документы будут постепенно прибывать.
Если не встретится препятствий к выезду в Сталиногорск (а я думаю, что препятствий не может быть), то между 20. VII и 10. VIII я выеду. Об этом, конечно, я сообщу тебе телеграфно.
Под некоторым сомнением у меня находится вопрос об избранном мною месте жительства. Если не разрешат в Сталиногорск (Хотя он не входит в «минусы», а потому должны разрешить. Мои опасения вызваны, очевидно, чрезмерным пессимизмом), — то буду выбирать другое место поближе к вам. Однако, самое предстоящее освобождение — уже реальность, а не «параша», как у нас говорят.
У меня к тебе две просьбы: