Читать интересную книгу "Саттри - Кормак Маккарти"

был очерк локтя в брезенте всего в нескольких дюймах над головой. Второй стоял, сложа руки. Ничего не говорили. Саттри тоже. Все, казалось, ждали приезда еще кого-то.

Наконец патрульный, облокачивавшийся на крышу, произнес: У вас документики на эту машину имеются?

Саттри дотянулся и открыл деревянную дверцу бардачка. Порылся там среди бумажек и вручил купчую полицейскому. Тот сказал: Давайте и ваши права посмотрим.

Он достал бумажник и протянул наверх карточку. Полицейский осмотрел документы, и вернул их, и выпрямился. Это ваше там ветровое стекло?

Саттри высунул из окна голову. Так точно, сэр, ответил он.

Так заберите его с дороги. А потом лучше убирайтесь с дороги сами.

Так точно, сэр. Уберусь.

Они снова взглянули на машину, и покачали головами, и сели в свой крейсер, и отъехали. Саттри прошел вверх по дороге и принес стекло оттуда, где оно лежало в канаве вялое и все треснувшее, и вернулся с ним, и положил его в багажник, и завел двигатель, и тронулся с места. Они выезжали на Камберленд, когда она принялась рвать деньги. Он услышал, как рвется целая их горсть, и успел увидеть, как отрывным течением от машины уносит вихрем зеленые конфетти.

Жопа, произнес он. Резко крутнул руль и скользом заехал на заправку. Там в скуке воскресного утра старики выглядывали в витринное окно, чтобы что-нибудь произошло. И вот вплывает экзотический автомобиль, из окна выдувает рваную зелень и разносит по всей улице, целыми горстями, кто знает, каких номиналов.

Она сидела и рвала, и плакала, и твердила, что от денег этих никогда никому никакого проку. Старые лица вжались в стекло, плоские бескровные носы. Через дорогу опрометью бросились два маленьких мальчишки. Саттри выскочил и собирал с мостовой клочья десяток и двадцаток. Она тоже выбралась из машины и встала с растрепанными волосами, чуть покачиваясь, улыбаясь. Мальчишки возились в канаве и не спускали с него глаз, как кошаки. Саттри обошел машину и вытащил из зажигания ключи, и принялся закрывать дверцу, а потом прекратил и вставил ключи на место, и по асфальту пошел к дороге. Она орала ему какие-то полупьяные проклятья, разобрать он мог лишь свое имя. Кажется, все это он уже слышал, а потому шел себе дальше.

Утро все еще было ранним, когда он спустился по крутой тропке у развалин старой стены. Тут зарос какой-то древний город. В ношенной одежде увядшего поля, что ветер сдирал клочьями с креста, увенчанного шляпой. Там внизу побережье камней, замаранных илом, старые плиты мостовой да куски бетона с торчащей порослью ржавых железных прутьев. Он даже видел в бурьяне старые слябы каменной кладки, оштукатуренные с ракушками. Спускаясь по бетонным ступеням с искореженными железными поручнями и мимо старых кирпичных цистерн, наполненных бутом. Мимо каменного берегового устоя моста на реке, что был тут раньше, и последнего обветшалого домишки, и бурых бордюров, которые некогда шли вдоль главной улицы, и старых булыжников и брусчатки, и почернелых балок с их стесанными плоскостями и пазами, все эти обломки соскользнули сюда с города на горке.

Он миновал дом безумца, даже не глянув, а старик, должно быть, ослабил свою бдительность, потому что он уже почти дошел до улицы, когда услышал, как тот орет.

Ах, вернулся он, господи помилуй его почернелую душу, еще один герой пришел домой от блядей. Явился остудить пятки в реке вместе с остальными стоками. Воскресенье для него пустой звук. Безбожник. Рыбку опять ловить пришел, а? Да сам Господь слишком уж не приглядывается к тому, что валяется на том речном дне. Таким, как ты-то, сойдет. Да-с. Знает небось, что воскресенье сегодня, ибо пьяней обыкновенного. Тут не отделаешься тем, чтоб слепых старичков через дорогу-то переводить, эдак не спасешься от ада, в каком скоро окажешься. Саттри шел дальше к улице, заткнув себе уши пальцами.

При его появлении в магазине Хауард Клевинджер воздел бровь. Думал, ты из города уехал, сказал он.

Вернулся.

В тафтяном шепоте на плечо Саттри опустилась худая и ароматная рука, запонка, вычеканенная из велосипедного отражателя. Африканская маска в показной арлекинаде и зубы слоновой кости, одержимые золотом. Эй, детка, где тебя так долго носило?

Привет, Джон. Да тут неподалеку.

Я и сам уезжал.

И где был?

Так в Лексингтоне ж. Видал Джеймза Херндона. Сладкий Вечерний Ветерок. Она просто красотка – для ее возраста.

Кто самый старший?

Самый старший что?

Ты или она. Он. Оно.

Тш-ш. Этой штучке шестьдесят.

А тебе сколько, Джон?

Перепляс-по-Росе вопросом пренебрег. Он сказал: Знаешь, что в газетах напишут, когда она помрет? Здоровенными заголовками.

Что же.

У них это уже все готово. Сладкий Вечерний Ветерок Больше Не Вдует.

Саттри ухмыльнулся. Извращенец согнулся пополам, держась за животик, лицо сморщилось. Он ржал, как кобыла.

А про тебя что скажут, Джон?

Бля-а. Да я-то не помру.

Может, и не помрешь, сказал Саттри.

Плавучий дом полупритоп одним своим углом, а окна выбили камнями, и передней двери не осталось вообще. Он вступил на сцену старых воспоминаний и новых опустошений. Рваные игральные карты и полупинтовые бутылки из-под виски, разбитые на полу, печурка, по самую пасть забитая мусором. Он прошел по накрененной палубе и поставил прямо рундучок для продуктов, валявшийся ниц среди битого стекла и тряпья.

К разгару дня он там все вымел и вытащил матрас на крышу проветривать, а сам со стеклорезом сел на солнышке на веранду и приспособил старые оконные стекла, умыкнутые из пустого склада, и застеклил ими пустые подъемные рамы у себя в доме. В следующие дни просмолил стыки в крыше, и на собственном горбу притащил дверь с развалин за Первым ручьем, и отпилил, сколько нужно, чтобы встала, и навесил.

Наконец, стоя в ялике теплым октябрьским утром, оттолкнулся от отвесного борта драги и сунул в воду багор, который ему дали. Бочки, когда он их пробил, наполнились, и засипели, и зафыркали, и медленно скрылись из виду в реке. Он подтолкнул новые на место и окликнул рубку. Заскрипела лебедка, и угол плавучего дома встал на место. Саттри отцепил тросы, как только возник достаточный люфт, и те закачались к палубе.

Что я вам должен? окликнул он, передавая багор.

Капитан сплюнул. Не знаю, ответил он. А сколько оно стоит?

Не знаю. Не хочу вас злить.

Ну, скажем, пять долларов.

Я бы сказал, это честно.

Он передал деньги палубному матросу. Драга стала сдавать назад. Забурлили и распались громадные чирьи грязной воды. Саттри поднял руку, и старый штурман лязгнул маленькой рындой. Плоты