Читать интересную книгу Химеры просыпаются ночью - Райво Штулберг

— Не знаю, второй день уж, наверное. Я потом уже не помню.

— Ладно, теперь уж лежи. Ноги-руки чувствуешь?

— Ноги да, руки нет…

— Да, руки — это плохо. Но ничего, отогреешься, отогреешься.

— А где я вообще?

Эти двое переглянулись.

— Что?..

— Ты тоже заблудился, что ли?

— Да. Телепорт, наверное, забросил. Был у Кордона, а стал… не знаю, где.

— А мы от Янтаря шли.

— И тоже Телепорт?

— Да уж теперь не знаем. Навигаторы накрылись все и сразу. И детекторы.

— Твою мать, кисло. У меня тоже.

— Так не может быть, чтоб у всех одним махом.

Я промолчал. Что тут можно возразить?

— Что-то тут электронику глушит, наверное, — предположил сидящий у костра.

— А у меня детектор старый, какая там электроника. А все равно накрылся.

— Да все равно какие-нибудь кишки электронные есть.

— Мы на Радаре, думаешь?..

— Все может случиться…

— Если на Радаре, то нам кирдык. Место гнилое, точняк.

— Ничего, пока не прогнили.

— Мозги тебе прожарят — вот и сгниешь тут. Или мозги сгниют.

— Да ладно, далеко до Радара-то. Телепорты так далеко не работают.

— Тут все работает. Сегодня не работает, завтра заработало…

Я снова ощутил невыносимую боль, еще и в руках. В бессилии катался по земле и едва не орал во весь голос.

— Ничего, ничего, — гудел обладатель фляжки, — это пройдет, это хорошо, что болит.

Хорошо или плохо, но от боли я едва не потерял сознание. Сорвал с себя перчатки и испугался вида собственных пальцев. Кроваво-лиловые, с ослепительно-белыми кончиками, они распухли и несгибающимися сардельками торчали над такими же вздувшимися ладонями.

— Терпи, терпи…

— Снегом ему разотри.

— Дурак? Какой снегом, когда у него места живого нет?

— Тогда как отпустит, сразу к костру. А потом снегом. Я тоже обмораживался, ничего, потер шерстью со снегом — и дальше потопал.

— Да ты сравнил тоже…

— Ничего, мужики… — я едва перевел дух, боль немного откатилась, — я сам, я сам…

И подполз к огню.

Тепло приятно охватило все тело, заструилось по всем жилам. Хотелось просто лежать и ни о чем не думать, не двигаться. Но это была не та смертельная вялость, в которую я погружался недавно, а благотворная расслабленность. Я был в безопасности и в тепле, два человека сторожили мой покой, можно было отдыхать, набираться сил. Приятно шумело в голове спиртное, глаза налились тяжелым, тягучее, теплое ощущение во всем теле… Отдаться течению, отпустить все мысли…

— А потом он ему башку отрезал… — вдруг пробилось сквозь сон.

Они обо мне говорили?!

— Кому отрезал? — едва пошевелил я языком.

— Да ты спи, мы тут о своем толкуем, так просто.

— Кто кому отрезал?..

— Да никто никому. Кореш мой, кровососу, говорю, башку отхреначил.

— А-а-а… А зачем это?

— Для туриста одного. Америкос. Он их скупает и там у себя толкает потом.

— Не, — покачал головой другой сталкер, — я бы не поперся за кровососом, ни за какие бабки не поперся. Реально ссыкотно.

— Ты его видел хотя бы?

— Нет, не видел, врать не стану. И что-то не очень хочется.

— Что верно, то верно, вообще-то. Не хочется. Я тоже не видел. Башку видел только.

— Ту самую?

— Ага. Как раз он про нее и рассказывал.

— И как она, башка-то?

— Ух, страшная. Мертвая уже, а все равно страшная. Глаза закатились, кость торчит окровавленная, щупальца с твою руку толщиной. Раздутые такие, все шершавые.

— Ими, поди, кровь и сосет.

— Ага, кореш говорил, что они шевелились еще час потом.

— Уже у дохлого?

— Ага, у дохлого.

— Блин…

Потом я снова уснул.

— Эй, ты что-то разоспался совсем, а то так и помрешь совсем, — кто-то осторожно, но настойчиво расталкивал меня. В нос проник вкусный мясной запах.

Я разлепил глаза. Дневной свет почти ослепил. На огне стояла закопченная банка тушенки.

— Ты жрать будешь?

Я кивнул, хотя есть не хотелось совсем.

— Садись, держи.

Я попробовал ухватить ложку, но та вывалилась. Пальцы хоть и гнулись, но практически не ощущались. Кончики по-прежнему ослепительно белели.

— Ну, тебя еще с ложечки кормить, что ли!

— Я не хочу.

— Да ладно, ничего, это я так ведь, жрать надо все равно.

— Не, я правда не хочу. А то вырвет. Мутит очень.

— Ну смотри сам, а то и покормлю, если хочешь.

Я только мотнул головой. Меня и правда сильно тошнило.

— Тогда кипятку хренакни, на вот.

И лицо обдало горячим паром, даже дыхание перехватило.

— Как в бане, — попробовал пошутить я.

— Ну, браток, до бани нам еще дотопать надо. Бирюк вот вернется, расскажет, что да как. А ты пей, пей пока, грейся.

Я осторожно втягивал обжигающий кипяток, это было даже приятнее водки. Даже пот прошиб. И плечо практически не болело. Горячая вода вливалась жизнью, наполняла теплом сосуды, жилы, мышцы — весь организм.

Снаружи послышался хруст. Появился Бирюк.

— Ну, что там?

— Там жопа, — мрачно отозвался тот.

— Что, так хреново?

— Да, хреново, — Бирюк плюхнулся к костру, — совсем не понятно, куда идти. Никаких примет. И в поле херня какая-то висит, в первый раз вижу такое.

— Что за херня-то?

— Не знаю, шар какой-то.

— И что?..

— Ничего, просто висит. На аномалию не похоже. Но жутко он мне не нравится.

— Шар — так шар, он нас не трогает, пусть себе висит. Мы его не трогаем, он нас не трогает, мы просто пройдем мимо.

— Пойдем, ага. Куда только? Прямиком на Радар и придешь.

— На юг пойдем, куда-нибудь по-любому придем ведь.

— Ну вот я тоже так подумал… Больше ни у кого никаких вариантов нет?

Я промолчал; в самом деле, что мог я предложить?

— А с ним, — Бирюк указал на меня, — как быть?

— Ты идти сможешь?

Я попробовал подняться. К моему удивлению, это даже получилось. Сделал несколько шагов, остановился. Ноги едва держали, тряслись крупной дрожью. Ступни едва ощущались, я стоял будто на одних пятках, на костях только.

— Э-э-э… — протянул Бирюк, — плохо дело.

— Хреново, — согласился его товарищ, — а долго тут не протянем. Жрачки нет, спирта нет, патронов мало. По-любому надо идти.

— А ты тут подождешь, пока мы придем с помощью?

Я промолчал. Конечно, до весны тут не проторчать, а в моем состоянии далеко не уйти. Но и помощи ожидать… Можно попросту не дождаться. Да и дождешься — на Кордон возвращаться, что ли?..

— Ну так что?.. — они ждали ответа. Но было видно, что хотели ответа утвердительного.

— Ладно. Подожду. Только того… оставьте мне чего-нибудь. Я пустой почти, а так дня два протяну, наверное.

— Ну, мы уж завтра тут будем, — Бирюк похлопал меня по плечу.

— Ладно, — я махнул рукой. Выхода у меня все равно не было.

— Да мы завтра, завтра прям, мужик… — суетливо начал заверять меня Бирюк.

— Пошли, — поднялся второй, — надо сегодня же дойти. По-любому сегодня хоть куда-нибудь дойти.

Пока они возились с моим мешком, я снова прилег у костра. Теперь оставалось только лежать и ждать, когда останусь один. Потом у меня будут сутки, до утра, по крайней мере. Потом они приведут людей с Кордона.

— Ну мы пошли. Ты держись тут, держись…

— А, идите уже… — проговорил я, не открывая глаз. Послышался удаляющийся хруст снега. Потом все стихло, только костер потрескивал.

Надо еще немного полежать, совсем немного. Поесть надо, надо поесть. Силы нужны. Поземки нет, по следу пойдут — найдут. Но все равно надо идти. Ползти на карачках, как угодно — но уйти.

Я приоткрыл глаза, рядом стояла банка из-под тушенки. Придвинул ее к себе, внутри что-то болталось. Остатки кипятка, не мясо. Ладно, сначала попить, потом поесть. Потом полежать. Потом ползти.

Начал колотить озноб. Крупный, частый. Я подвинулся еще ближе к костру и едва не разлил драгоценный кипяток. Обжигая пальцы и губы, начал глотать. Сделалось немного теплее, в голове начало проясняться. Возникло даже желание поесть.

Я ползком добрался до мешка, потом полежал у него, набираясь сил. Предстояло достать тушенку, а потом открыть ее. Слабыми одеревенелыми пальцами едва нащупал банку, извлек ее из мешка. Теперь самое сложное: откупорить. Обычно при помощи штык-ножа на всю операцию уходит не более полминуты, но я бился с неподатливой жестью добрых полчаса, переводя дыхание, кромсая банку и пальцы. Наконец, можно было добраться до мяса. Я снова подкатился к костру и поставил банку в тлеющие головешки. Пусть немного погреется, теплое — оно все приятнее и полезнее.

На какое-то время забылся в коротком бреду. Привиделось, что за мной пришли с Кордона. Эти двое привели. Я рванулся к автомату — и пришел в себя. На костре исходила паром моя банка, нужно было поесть.

Теплое мясо немного придало сил. Теперь я даже смог присесть. Хотя руки и ноги по-прежнему болели, а в плечо при каждом движении будто раскаленный прут впивался, положение виделось не таким уж безнадежным. Можно было и в самом деле подождать помощи. Только вот, если помощь эта явится с Кордона…