Юля сдала ЕГЭ, решили отпраздновать освобождение от школы, хотя результаты еще не объявили. Соня так не радовалась, когда сам оканчивала школу, она же и предложила поездку. Решили отметить это событие арбузом, грязевым вулканом и катанием на «банане». Собрались быстро, закинули вещи в машину, купили двухместный надувной матрас, и только тогда Юля объявила, что нужно заехать за Надей.
Соня не стала спорить, хотя предпочла бы семейную поездку. Перед Надей ей было стыдно за недавние откровения, к той беседе они больше не возвращались, но эта правда теперь казалась неудобной и лишней. Для Нади в первую очередь. Соня не представляла, как она теперь будет общаться с ее мужем и делать вид, что ничего не знает.
На море напряжение спало. Юля и Тим кинулись к грязевому вулкану, развенчивая все мифы о происхождении человека от обезьяны. Конкретно эти двое имели в истоках родословной хрюшек. Соня наблюдала за их копошением в черной жиже и не спешила окунаться. Размазала пару горстей грязи по рукам и животу скорее для вида и успокоения совести – она тут была. Ощущения при этом испытывала странные – настороженную гадливость. Будто впервые пробовала незнакомое лекарство и заранее кривилась, потому что вид и запах вызывали отвращение.
Пока возвращались к морю, грязь успела подсохнуть и просочиться в ткань купальников. Соня сделала несколько снимков чумазых детей, сняла и себя, только потом отпустила их в воду. В море грязь расплывалась черными пятнами и не спешила смываться. Посетители грязевой лужи напоминали осьминогов, выпрыскивающих в качестве маскировки чернила.
Соня старательно обмылась и, нырнув под зонт, легла на полотенце. Когда тянулась за бутылкой кваса, увидела торчащий из кармана джинсовых шорт телефон. Оглянулась, нашла взглядом Кирилла и осторожно вытянула мобильный. Развернувшись лицом к морю, открыла переписку. Марк прислал сообщение – фотографию звездного неба. Соня громко ойкнула, телефон едва не выскользнул из ее пальцев. Намеренно или нет, но Марк снова вернул ее в ночь грехопадения.
Под фото появилось сообщение.
«Это небо в Туапсе в горах. Там звезды можно достать рукой и ослепнуть от их яркости. Вчера ночью не спалось. Ты как?»
Соня задумалась. Оглядела солнечный пляж и прислушалась к внутренним ощущениям. Она не знала, какими словами можно описать это состояние, но знала цвет – смесь из сизого, фиолетового и серого. Хуже был только цвет ревности – грязно-коричневый.
«Я на море».
Соня прикрепила фото. Увидев в углу кадра Надю, обрезала снимок, оставив только чумазых детей, изображающих папуасов, и только потом отправила.
Марк просмотрел сообщение и прислал ответ:
«Чунга-Чанги. А ты? Неужели не полезла в эту лужу?
Соня ожидала этого вопроса. Отправила свое фото с аккуратными пятнами, похожими на художественные кляксы, и подписала:
«Это было мерзко: и консистенция, и запах. Но море тут хорошее, ласковое».
Снова замигал курсор. Пока Марк набирал сообщение, под зонт нырнула Надя, растерла плечи полотенцем и взлохматила короткие волосы.
– Брр, холодрыга. Не пойду больше.
– Вот поэтому я греюсь на берегу.
– Ага. Под зонтом, в тени.
Телефон тренькнул, Соня включила экран и прочитала.
«Вчера был на море. Но тут оно не ласковое. Наоборот. Начался смерч. Видел, кстати, того чудика. Думал, это анапская достопримечательность, а нет. Оказалось, Черноморская. Вот уж кого смерч не напугал абсолютно, он жадно смотрел на него и вдыхал. Рубашка и волосы развевались на ветру, как крылья. Он им наслаждался. Были, правда, и другие самоубийцы, решившие, что смерч – это весело. Лезли в волны, хотя море бесновалось и билось о камни. А им в кайф. Вообще нет чувства самосохранения».
Соня мельком взглянула на Надю и набрала ответ:
«Кто бы говорил. Сам любитель мотоциклов».
Марк прочитал сообщение и без перехода написал:
«Сонь, я скучаю. Ты мне постоянно снишься. Наваждение какое-то».
Соня поспешно выключила экран и снова спрятала телефон в карман шорт. Надя проследила за ее суматошным бегством из сети и вздохнула.
– Марк пишет?
– Нет, – солгала Соня, но почему-то исправилась: – То есть да.
Надя перевела взгляд на море. Кирилл выбрасывал из воды то Тимура, то Юлю, закидывал на матрас и сам же переворачивал, заставляя нападать на него и отвоёвывать надувной плот.
– Когда вы оба уехали, я обиделась на весь мир.
Соня развернулась к Наде, недоуменно свела брови.
– После школы?
– Марк звонил, перед тем как улетел в Италию. Был воодушевлен и полон энтузиазма. Надеялся, его ногу там починят. Я так и не поняла, что произошло. Отслеживала чемпионаты по легкой атлетике, но он пропал. А спустя столько лет я нашла его в инстаграме. И он не спортсмен.
Перед глазами Сони тут же возникла картинка с изуродованной ногой Марка.
– Долго рассказывать. Ему вырезали на голени мышцу. Со спортом пришлось завязать.
– А ты просто пропала, не отвечала на звонки. Я приходила в «усадьбу» в конце августа, разговаривала с твоей мамой. Она выглядела злой и нервной, сказала, что ты уехала и в Краснодар не вернёшься.
Соня вздохнула. Она не думала, что могли чувствовать Надя или Марк, тогда ее переполняли собственные эмоции, и их было так много, что цвета перемешались подобно пьяной радуге или бензиновому пятну. Последнее, что ее волновало, – это обида Нади-предательницы. Тогда она проживала самый сложный период в своей жизни. Собственных эмоций хватало с лихвой, чужие просто выцвели.
Соня встряхнула головой. Это прошлое. Всё. Забыть и вычеркнуть. Надя вернулась в ее жизнь, и этого уже не изменить. Юля не отпустит ее, а значит, и Соне остается только смириться и похоронить собственную обиду.
– Давай не будем вспоминать. Это больно.
Надя словно не услышала в ее голосе предупреждения.
– Юля ведь родилась в марте.
Соня сверкнула глазами.
– Да. Отец Юли – Кирилл. Тема закрыта.
– Соня, я тебе не враг.
– Ага.
– Не веришь? – хмыкнула Надя.
Соня несколько минут молчала, смотрела на пальцы ног, торчащие из песка, раскладывала на бедре ракушки. Смахнув сердечко из светло-бежевых скафарок, развернулась к Наде.
– Юля мне дорого досталась. И она в первую очередь моя дочь. А все остальное неважно!
– Как же ты ее любишь.
– Люблю, естественно, – подтвердила Соня.
– Юльку легко любить.
Соня недоуменно вскинула брови.
– Разве? Игнат бы с тобой поспорил. Нелегко.
Надя запустила пальцы в песок, сжала горсть мелких песчинок и высыпала тонкой струйкой через сжатый кулак.
– ЖанЭд всегда говорила, что тяжело любить правильного и примерного ребенка. В него мало вкладываешь. А вот те, кто постоянно доводят до нервного срыва и седых волос, те самые любимые. В них много собственных эмоций.
Соня задумалась.
– Никогда не смотрела