мог, мимо меня пройти…? Не понятно. И ведь эти фэ-эс-бэшники, часа два сидели
у неё в палате, и только вышли, как это случилось.
– А мне всё следы от её босых ног в коридоре мерещатся, тру, тру их. Вроде нет уже, а как высохнет, так опять вижу. Кровавые следы и рядом с ними, цепочка капель, как будто с её руки текло, в которой она нож держала… – Уборщица с ведром и шваброй показала на пол коридора. И все стали всматриваться туда, с ужасом ожидая, увидеть их.
– В ту палату вчера, зашли рабочие, чтобы стены отшкурить и заново покрасить. Так работать не смогли. Говорят волосы дыбом встают, от страха, как будто всё время, на них кто-то смотрит.
– Тот-то они за спиртом ко мне бегали всё время, глаза дурные, руки трясутся…
– Да алкашня, что с них взять. И не такого наврут, лишь бы выпить дали…
– Нет, не врали, правда боялись. Вон сегодня и нету их…
Вдруг, все как по команде, повернули головы в сторону открывшейся двери, и бросились в разные стороны, словно перепуганные курицы на птичьем дворе.
В отделение вошла Танич…
Толстая медсестра оторопело смотрела на её приближение, вздрагивая от каждого шага.
– Я к Артёмовой. Как она?
– Лу-лу-лучше, уже. Пришла в себя, она в палате но-но-номер…
– Я знаю, спасибо. – И пошла дальше.
Толстая дежурная, задохнулась, словно только что осилила затяжной подъём в гору, и с трудом нашарив валидол, бросила себе в рот целую горсть таблеток.
Татьяна подошла к двери и очень осторожно открыла её, проверяя в щёлку, не спит ли Наталья и не потревожит ли она её. Артёмова лежала под капельницей с закрытыми глазами.
Танич, всё также осторожно, подошла к кровати и опустилась рядом на стул.
– Возьми меня за руку. – Одними губами произнесла художница, не открывая глаз.
Татьяна тут же выполнила её просьбу, и накрыла своей ладонью её ладонь.
– Спи, спи. Я буду охранять тебя.
Артёмова повернула голову к ней, и слабо улыбнулась.
– Да, теперь твоя очередь. Расскажи что случилось.
– Тебе нельзя волноваться…
– Я и не волнуюсь, просто скучно тут, давай рассказывай.
– Когда это ты успела соскучиться? Мне сказали, что ты только сегодня утром пришла в себя после операции. А меня, как раз выпустили из изолятора, и я сразу к тебе…
– Кто это был, выяснили?
– Да, выяснили. Опознать его было трудно, но в кармане нашлись документы. Это действительно, оказался сотрудник Третьяковской галереи – Карл Николаевич Альмихамер. И работал он там… Готова? Работал он там плотником.
– Что?
– Да-да, плотником. Много лет причём, мастер золотые руки… кто бы мог подумать.
– И что с ним стало? Ты задержала его?
– Ну, можно и так сказать. – Глаза Танич стали стальными, и было видно, что маньяк ещё легко отделался… – Задержала… В общем он умер, поранился своим же ножом, да так неудачно, что врачи не успели ему помочь.
– Какая ирония. – Артёмова посмотрела на Татьяну. – Ты шутишь что ли? Но увидев её глаза, поняла, что нет.
– Давай не будем сейчас о нём, помер и помер. Дело закрыто. Всё. А вот мы с тобой живы, и, что ещё важнее – больше никто не умрёт.
– А что с генералом? Они доехали до портрета тогда?
– Нет, не доехали. По дороге они попали в аварию, и генерал погиб.
– Боже мой… А Андрей?
– Андрей жив, и это сильно помогло мне. Именно его показания, сыграли решающую роль в квалификации обвинения против меня.
– Какого обвинения?
– Мои действия квалифицировали, как самооборону, и дело заводить не стали. – Тут, правда, не только Андрей поучаствовал, но его показания были очень нужны.
– Как он попал в палату? – Наталья, не сказала кто, но Танич сразу поняла о ком речь.
– Камеры приёмного покоя записали, что он приехал с нами на машине, потом спокойно прошёл вместе с бригадой реаниматологов внутрь, и получается, всё это время находился в палате.
– Ужас. Почему его никто не видел?
– Видимо он обладал сильными гипнотическими способностями. Может быть на уровне Мессинга, не меньше. Только использовал их, во зло. – И, хищно добавила. – Но сколько верёвочке не виться, а конец будет…
– Ты убила его?
– Да, убила.
– Хорошо…
Как странно – генерал погиб… Получается п
редсказание колдуньи сбылось? И это уже действительно конец истории?
– Да сбылось. Андрей звонил мне час назад, сказал, что уже подал рапорт об отставке. Он, кстати обещал подъехать сюда. О чем-то хочет поговорить.
– Будем опять коньяк пить?
– Будем…
Через сорок минут там же.
Они подтянули к кровати, какой-то реанимационный столик с оборудованием, и расчистили на нём немного места, так чтобы хватило для коньяка и фруктов.
Выпили.
Пили, конечно, Танич и Андрей, Артёмова, только смотрела на свой налитый стаканчик, но в целом, выглядело всё очень прилично.
После третьего стаканчика Андрей, с силой выдохнул, и стал рассказывать так, как будто они продолжают ту, первую посиделку.
– Я всю дорогу бежал за ним следом, и никак не мог отговорить от поездки в музей. Он меня не слушал, а может быть, и не слышал. Поэтому так получилось, что он сел на моё, переднее место, а я еле успел, прыгнуть на заднее. Ехали спокойно, не превышая скорости потока, и я всё конючил сзади, что не нужно горячиться, но он только отмахивался от меня, как от мухи. А потом вдруг, водитель резко вывернул руль влево, и нас выкинуло на встречку, как раз под фуру. И весь удар пришёлся точно туда, где должен был сидеть я… – Он налил ещё, себе и Татьяне, причём рука у него заметно тряслась.
Выпили.
Татьяна закусила шоколадкой, а Андрей только втянул воздух носом, и через секунду сильно выдохнул.
– Но сидел там начальник… Сразу погиб, смяло так, что… Мда. А нам с водителем хоть бы что. Я только руку зашиб, да на бедре откуда-то большущий синяк. Даже странно, там всё мягкое сзади-то… Обо что я мог, так сильно удариться? Непонятно.
– Да, судьба. – Татьяна не знала, что тут можно ещё сказать…
– Я видел её там. – Андрей встретился взглядом с Танич. – Понимаете? Она была там на дороге.
– Кто? – Татьяна поняла: Всё, что Андрей говорил до сих пор, не имело значения. Только сейчас, он начал говорить то, зачем приехал. И это очень важно. У неё заныло сердце от очень плохого предчувствия.
– Она. – Он проглотил ком в горле, который мешал ему. – Мария Лопухина…
– Кто?
– Я понимаю весь идиотизм, того, что я сейчас говорю, но это правда. Мы