Читать интересную книгу Возвращение домой - Александра Турлякова

Кайна замолчала, и Кийрил не стал больше ни о чём спрашивать, шёл всё так же руки в карманы и щурился от слепящего глаза солнца.

Они прошли через весь посёлок, так никого и не встретив, чему Кайна была не-сказанно рада, но зато сама А-лата встречала их на крыльце дома и была крайне недовольна увиденным. Она, конечно, ничего не сказала, но напоминание её про-звучало, как упрёк:

— Я, кажется, говорила, долго не ходить.

Кайна кивнула несколько раз головой торопливо, слышу, мол, не забыла. А Кий-рил вообще ничего не сказал, прошёл в дом — и всё. А-лата проводила его взглядом до самой двери, а потом, повернувшись к дочери, произнесла со значением:

— Приходила Аирка, сказала, чтобы ты зашла к ней, когда вернёшься, — Кайна опять кивнула в ответ, повернулась уходить, а А-лата добавила, — Когда вернёшься, я хочу с тобой поговорить, у меня к тебе несколько вопросов…

* * *

— Надеюсь, ты сама в состоянии представить тему нашего с тобой разговора, — А-лата заговорила не сразу, дала Кайне время пройти, устроиться в уголке, как раз там, где чаще всего сидел Кийрил. Девушка окинула комнату быстрым ищущим взглядом, а А-лата заметила с улыбкой, — Не ищи, его здесь нет… Он теперь часто уходит, когда захочет и куда захочет… — помолчала немного. — И я, признаться, даже рада этому. Скоро я смогу снять повязку, значит, быстрее пройдёт обряд, и тогда он вернётся к своим, в город.

— Ты торопишься? — Кайна глянула на мать. В сумерках черты её лица стали рас-плываться, а в глазницах залегли прозрачные тени. Именно из-за них А-лата стала казаться старше своих лет, и ещё в ней появилось что-то чужое. Может, поэтому Кайна и повела разговор о том, чего бы никогда никому не доверила. Даже матери. Но с чужими людьми, как известно, общаться легче.

— Мама, он ниобианин, и в городе таких, как он, вылавливают, где только можно, сгоняют в лагеря для военнопленных…

— Кайна, что с тобой? Откуда такое в тебе, откуда такие мысли? — А-лата даже о работе забыла, а до этого чистила шкурку с ягод аспазии, ловко орудуя ножом. Взглянула на дочь в упор, — Уж не ты ли когда-то говорила, что не собираешься вмешиваться в дела людей?.. Сионийцы? Ниобиане?.. Для нас, и для тебя, разницы нет. Не так ли?.. Я не хочу, чтобы дома ты вспоминала город, людей, и вообще… Хорошо?

Кайна кивнула медленно, словно ещё обдумывала слова матери, протянула руку, взяла одну ягодку из чашки, принялась снимать шкурку ногтями.

— Знаешь, мам, хорошо об этом не вспоминать, если всего этого не видеть. — заго-ворила так же медленно, не поднимая глаз.

— Мы тоже в состоянии представить то, что довелось тебе увидеть, — возразила А-лата, — Ты знаешь, нас это тоже коснулось. И нас обыскивали, и наши дома… А по-том отправили хоронить… Я до этого случая смерти не видела, — призналась она неожиданно, — И такого отношения к себе подобным — тоже… Расстрел это назы-вается, да? — перевела глаза на дочь. Та сидела, опустив голову, постукивая брасле-том о стол, рвала жёсткую кожуру в мелкие клочья.

— Я, конечно, рада, что он выжил, — заговорила А-лата, чуть помолчав, — Никто не привязался к нему настолько, насколько я за все те дни и ночи. Ты не знаешь, тебя не было здесь тогда… — опять молчание. — Но это человек! Человек, понимаешь?! Поэтому он должен вернуться туда, откуда пришёл. Ему помогли выжить, дали возможность выздороветь, а остальное нас не должно больше касаться.

Кайна не отзывалась. Взяла ещё одну ягодку, принялась снимать шкурку, стара-тельно, не глядя на мать. Но А-лата следила за девушкой. Разговор получался слож-ным, совсем не таким, каким должен был быть. И для Кайны был в тягость, вон, как аспазию чистит, а ведь А-лата знала, как это тяжело без ножа-то. Пора говорить главное, а там, будь, что будет.

— Просто всё дело в том, что я не хочу вас больше видеть вместе. Понимаешь ме-ня, Кайна?

Да, она всё слышала и всё понимала, но продолжала молчать. Ответа не следова-ло. И вместе с тишиной росли отчуждение и холод, холод в их отношениях, и без того натянутых в последнее время.

— Ты и сама понимаешь, всё это начинает выглядеть даже более чем странно. Со-вместные прогулки, разговоры на виду у всех… Ариартиса это не шокировало? Такие отношения кончаются свадьбой… Свадьбой, слышишь? — А-лата намеренно сделала нажим на последнем слове, так как реакция дочери её начала удивлять, ведь она же всегда была эмоциональной, временами взрывной, не всегда выслушивала до конца, особенно то, что ей не нравилось, но сейчас её было не узнать, полная противоположность себе прежней.

— Да какие, какие отношения, мама?! — Кайна взорвалась неожиданно, неприятно рассмеялась, дёрнулась так, будто хотела встать, но осталась. — Нам всем, и тебе, и мне, и Аирке, придётся проходить очищение, не всё ли равно теперь? Ну, два слова! Мы должны были молчать всю дорогу? Разве так можно?!

Если вас так волнует соблюдение всех традиций, то вы должны были оставить его там… — не договорила, махнула кистью в неопределённом направлении. — Мы-то меняемся, жизнь вокруг нас меняется, и от этого никуда не денешься. Не спрячешь-ся… Неужели так сложно это понять? — рассмеялась устало, убрала со лба волосы липкими сладкими пальцами. И снова сникла, задумалась.

— Но он же не гриффит, он человек. Уж лучше вообще таких отношений не завя-зывать, чтоб потом было легче, — продолжила А-лата, внутренне радуясь тому, что Кайна наконец-то проявила интерес к разговору. Может, прислушается, поймёт, не сделает той глупости, которая ещё чуть-чуть и свершится по незнанию и молодо-сти. Не главная ли задача матери уберечь своего ребёнка от необдуманного, заведо-мо ошибочного шага?

— Человек? — Кайна задумчиво хмыкнула, надкусила очищенную ягодку, прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом. О, она обожала аспазию! В компотах, сушёную, свежую, да и цветы. Синие, яркие, с бархатистой нежной сердцевинкой. — Человек. Да, чело-век… Ну, и что такого? — улыбнулась, скрывая улыбку за поднесённой к губам ру-кой, представила реакцию матери не те слова, что крутились на языке. И всё же продолжила, — В нашей группе одна была, Арауста, она встречалась с человеком, с военным. И не стеснялась этих отношений… И я ещё нескольких таких знаю…

— Что?! — А-лата выронила нож, и ручка его с оглушительным бух! Ударилась о стол. — Надеюсь, это всего лишь одна из твоих шуток. Пора бы понять, что так шу-тить со мной опасно, я уже не так молода…

— А почему бы и нет?.. — Кайна рассмеялась, дотянулась до чашки с чищеной аспа-зией, взяла несколько штук, капли сока попали на стол, девушка подставила ла-донь. — Он симпатичный, молодой, да к тому же знает наш язык. Ты, кстати, знаешь об этом, мам?

— Может, хватит? — А-лата прикрикнула. — Никогда, слышишь! Пока я жива, ты бу-дешь делать только то, что я позволю. А сейчас я запрещаю даже имя человека упо-минать. Или я запрещу тебе появляться в этом доме до самого обряда…

— Но он вправду мне нравится, — Кайна слизнула с ладони сладкий сок, взглянула на мать поверх рук.

— Нравится… Мало ли что? — А-лата чуть успокоилась, видя в глазах дочери знако-мую искорку хитринки. Розыгрыш. Девичьи глупости. — Ты жила в городе, долго жила. Неужели не было никого из наших, кто бы мог тебе понравиться! Ты же сама говорила, там вся молодёжь собралась. В городе надо было думать, а не сейчас, при виде этого… Кийрила, — А-лата пренебрежительно пожала плечами. Успокоилась, вроде бы, а на сердце нехорошая льдинка появилась. Женское чутьё, интуиция под-сказывала, что разговор этот не последний, всё, наоборот, только начинается. Спе-шить надо, с обрядом, и выпроваживать гостя пока не поздно. Пока одни лишь раз-говоры, но нет действий.

— Ты слышала? Я говорю, он знает наш язык. И основные правила… — перевела Кайна разговор на другую тему. Она поняла, что последние её слова для матери с её устоями — как взрыв во время бомбёжки, когда сжимается не только тело, но и душа забивается в самый дальний, в самый укромный уголок, прячется и ждёт, заранее зная, что самое страшное ещё впереди.

Нельзя больше к этому возвращаться. Не приведут такие разговоры ни к чему хорошему. А вот о другом, попроще, почему бы и нет…

— Вроде того, как здороваться, как прощаться, как в гостях себя вести…

— Но вы же тоже учили людские манеры, и язык их учили. Так почему бы и нет? — А-лата тоже поняла, что Кайна не хочет возвращаться к недавней теме, и поэтому поддержала её мысленное предложение.

— Сколько жила, никогда с таким не сталкивалась. — Кайна улыбнулась каким-то своим мыслям, а потом, вдруг оживившись, словно вспомнила что-то необычное, произнесла, — А знаешь, что ещё он говорил? Он говорил, что его мать из наших, из ларинов, а отец — человек. Разве так бывает? Ведь не бывает же, правда?!

— Людям вообще нельзя верить, а особенно в таких делах, — голос А-латы стал не-ожиданно резким. — Ты уже должна бы знать, что у нас с людьми совместных детей быть не может. Они только внешне похожи на нас, а по-настоящему… По-настоящему они способны лишь неприятности нам доставлять.