Председатель. – В ваших показаниях относительно Штюрмера я отметил вот какое обстоятельство: Штюрмер вам еще в начале своей высокой политической карьеры говорил о том, что он хочет быть министром иностранных дел. Это так и исполнилось…
Андроников. – Причина была – недовольство Сазоновым за его польскую политику.
Председатель. – Откуда вы это знаете?
Андроников. – Об этом очень много говорилось!… Вообще, я за всем следил 20 лет, – за время моей жизни в Петрограде…
Председатель. – Скажите, вы не видали следов соприкосновения со шпионством, с немецкой организацией – со стороны некоторых лиц, с которыми вы встречались?
Андроников. – Никогда не было и подозрения…
Председатель. – Ну, например, Альтшуллер?
Андроников. – Он был другом дома Сухомлиновых… Лично мне он внушал отвращение и омерзение! Я бы к себе, будучи военным министром, австрийского консула никогда, ни под каким видом не пускал…
Председатель. – А Гашкевич?[*]
Андроников. – Она была в добрых отношениях с Сухомлиновым…
Председатель. – Одним словом, реальных фактов вы не знаете?
Андроников. – Не знаю.
X.
Показания А.Н. Наумова
8 апреля 1917 г.
Содержание: Частные совещания у Штюрмера о снабжении фронта и продовольствии. Доклад Степанова о революционном движении. Роль Штюрмера. Совет Министров и общественные организации, обслуживающие фронт. Опасения политические. Записная книжка Наумова. Отношение его к «темным силам» – визит Штюрмера и телефонада Распутина. Распутин на общем приеме у Наумова; беседы с Николаем II и его характеристика. Ассигновка Штюрмеру и Хвостову в 5 миллионов. Визит Белецкого к Наумову. О покушении Хвостова на Распутина. Отставка Поливанова. Тяжелое положение Наумова в Совете Министров. О всесильном Гурлянде. Внезапные резолюции Николая II. О роли Воейкова при Николае II. Вырубова и императрица. Беседа с Крыжановским о кандидатуре Сухомлинова в Государственный Совет.
* * *
Председатель. – Вы дополнительно представите некоторые объяснения?…
Наумов. – Я сам просил разрешения быть сегодня – для того, чтобы указать некоторые даты. Мне казалось, вам особенно интересны те заседания частного порядка, которые происходили на квартире председателя Совета Министров, в то время бывшего министра внутренних дел Штюрмера, касавшиеся реорганизации военно-промышленных комитетов и вообще соотношений общественных организаций и правительственных мероприятий в деле упорядочения воинского снабжения и, частично, даже продовольствия… Первое из этих заседаний у меня отмечено в моем кратком дневнике 4-го июня 1916 года: «Вечером у Штюрмера Совет Министров по поводу военно-промышленного комитета». Значится также доклад Степанова, который заключал в себе данные относительно революционного движения в рабочих массах; указано, что в этом заседании был намечен ряд мер, в смысле более серьезного надзора со стороны военного министра, против чего восставал Трепов. По этому поводу была речь Шуваева. У меня отмечено: «Отрывистая, довольно своеобразная, но, во всяком случае, – в защиту военно-промышленного комитета и общественных организаций». Заседание не было окончено, и было сказано, что будем еще собираться. И, действительно, следующий раз нас собрали 11-го июня. Трепов, бывший против надзора со стороны военного министра, имел в виду надзор со стороны всего правительственного органа, возглавляемого председателем Совета Министров: «11-го июня вечером совещание у Штюрмера – опять по поводу военно-промышленного комитета. Хотят все ломать вместо того, чтобы проявить разумно и серьезно свой надзор». Вот моя заметка… Это моя точка зрения.
Председатель. – Скажите, как сочеталась тут точка зрения ломки военно-промышленного комитета со взглядом на военно-промышленный комитет, как на организацию, работающую на войну, если такой взгляд разделяли присутствующие?
Наумов. – Эти заседания были организационные. Вот у меня тут отмечено, что было еще два заседания. Разрешите сообщить эти даты. 18-го июня было опять заседание. На этот раз я открыто высказал серьезные по этому поводу с своей стороны возражения. Вы меня спрашивали прошлый раз относительно секретаря. Я помню: секретарем был Лодыженский. Но был еще Фогель, личный секретарь самого Штюрмера, который сидел на всех заседаниях, – с моей точки зрения – тайных заседаниях… Тут уже высказывалась видимо тенденция не только организовать по-новому, в смысле усиления надзора, но уже серьезным образом нарушать дееспособность комитета. Против этого высказывались: Шуваев, я, кажется Игнатьев, во всяком случае, мы заставили в ту всегда холодную, обыкновенно обезличивающую редакцию журнала, которая стилизировалась Лодыженским, вставить наше заявление о необходимости усиления надзора, не в ущерб, однако, заказам… На эту уступку пошли, и мы были более или менее удовлетворены, и дали свои подписи. Вероятно, Шуваев еще больше даст вам материала, не только по тем вопросам, которые я знал, но и по самому существу дела. Я знаю, что на него не подействовало сильно…
Иванов. – Штюрмер как высказывался?
Наумов. – Штюрмер всегда имел такой величавый хладнокровный вид!… Я лично никогда от него не слыхал совершенно определенного ответа на какие-либо самые серьезные, так сказать шкурные, злободневные вопросы… Это всегда как-то от него отскакивало. Он никогда не проявлял определенного отношения, не реагировал на то, что волновало каждое из тех лиц, которые составляли в то время кабинет министров. У меня этих вопросов была масса. Я считал себя не столько министром земледелия, сколько министром продовольствия и снабжения. Я относился совершенно отрицательно к каким-либо обращениям к самому Штюрмеру, считая это совершенно ни к чему неприводящим… Но, думается мне, у него была совершенно определенная мысль, – во всяком случае, итти против всякой общественности. Я уже в прошлый раз имел случай вам говорить, что неоднократно на мои заявления о невозможности работать и просьбы доложить об этом государю, в виду его частых поездок в Ставку, – он отвечал уклончиво, и, напротив, просил оставаться и говорил, что все образуется и устроится…
Смиттен. – Скажите, пожалуйста, какую позицию занимал в этих заседаниях, относительно военно-промышленного комитета, бывший морской министр Григорович?
Наумов. – Насколько мне память не изменяет, он был только раз на этих заседаниях, потом он, кажется, уехал… Ясно и определенно я помню Шуваева. У меня еще отмечено заседание 24-го июня, касающееся военно-промышленного комитета. После моего решения, во что бы то ни стало уйти окончательно, я счел своим долгом выявить свои условия работы путем интервью с прессой. Тогда у меня было несколько человек корреспондентов, и я высказал свой взгляд о тех условиях и взаимоотношениях между правительственной властью и общественными организациями, которые с моей точки зрения могли бы принести пользу и являлись бы допустимыми…
Председатель. – Вы назвали эти заседания организационными, т.-е. в некотором роде подготовительными, но подготовительными – к чему?
Наумов. – К тому, чтобы реформировать все: самую схему организации военно-промышленного комитета. В Совете Министров высказывалось желание упорядочить дело всех общественных организаций, которые образовались при начале войны, т.-е. Всероссийского Земского и Городского Союза и военно-промышленного комитета. В Совете Министров не раз высказывались по этому поводу заявления и соображения, которые при мне еще не осуществлялись. Что после меня было, я не знаю, и о результате доклада Степанова, относительно этих организаций, – мне тоже неизвестно. Если я подписал журнал, то это касалось заказов военно-промышленного комитета; оговорка моя и Шуваева была помещена: «Без ущерба интересам войны». А остальное я не знаю. Я уехал в деревню и все время жил там.
Иванов. – Когда возбуждался вопрос о необходимости реорганизации, очевидно, должны были выставляться мотивы, почему та организация, которая существовала, не удовлетворяла. В чем же она не удовлетворяла?
Наумов. – Эти материалы вы найдете в соответствующих докладах. Но, насколько мне память не изменяет, с одной стороны, указывалось на то, что средства, даваемые в эту организацию, не достигают цели. Известный процент приводился в доказательство, что военно-промышленные организации какой-то минимальный процент давали по осуществлению заказов, между тем это дорого стоило казне…