и Бретт, Аманда с раннего детства стремилась «защищать забытых». Бретт привела примеры того, как Аманда проявляла к ней доброту и поддерживала, когда Бретт плохо себя чувствовала или чувствовала себя подавленной. Так много друзей, казалось, были полностью преданы ей.
Была ли она олицетворением самой непорочной невинности? Едва ли. Была ли она жизнерадостной девушкой, ищущей романтических приключений в Италии? Безусловно. Но что касается предположения о том, что Аманда – коварная манипуляторша, ведьма с диким зарядом сексуальности? Обе женщины на эту тему только рассмеялись. Они сказали, что она выглядела «глуповатой», «неопытной» и настолько наивной в отношении парней, что даже не понимала, когда кто-то из них приставал к ней. Когда они увидели список из семи ее сексуальных партнеров за всю жизнь, то девушки сказали, что все пятеро, кого они знали, похожи на «чудаковатых молодых белых девственных мальчишек» и задались вопросом, проделала ли она все это «до конца» с каждым из них. Исходя из того, что девушки знали о ней, они предположили, что если ей велели перечислить всех предыдущих партнеров, она повела себя настолько послушно и осторожно, что включила в этот список всех, с кем у нее происходили хоть какие-то интимные контакты. По их словам, ее сексуальная жизнь была «самой обыкновенной».
На барбекю в доме семьи Нокс Стив провел еще одну беседу с восемью другими друзьями Аманды, парнями и девушками. Из их ответов сложился очень похожий портрет.
Здесь важна не конкретика того, что именно раскрыла Диана или любой из друзей Аманды. Значение имеет только общий портрет. Ни один из этих молодых ребят не обладал изощренной хитростью, чтобы обмануть или ввести в заблуждение Стива, которому довелось в свое время брать интервью у террористов Аль-Каиды. Он подтвердил мое впечатление о том, что Аманда Нокс, изображенная Джулиано Миньини, была всего лишь мифом.
Через две недели после этих разговоров, 28 сентября 2010 года, Университет Пеппердайн уволил Стива после того, как тот проигнорировал неоднократные указания о прекращении дела и прекращении высказываний в поддержку Аманды. Раньше ему предлагали 25 000 долларов, если он уйдет в отставку и подпишет соглашение никогда не обсуждать причину, по которой он покидает учреждение. Он отказался и от этого предложения. Поэтому его уволили, когда администраторы почувствовали, что его защита неудобна для университетской программы во Флоренции. Я не приветствую, когда мужчины или женщины теряют работу из-за того, во что они верят, и я, безусловно, уважаю цельность Стива, стоящую за этим.
Привлекло бы положение Аманды столько внимания и поддержки, не будь она красивой американской девушкой? Скорее всего, нет. Но с другой стороны, не будь она красивой американской девушкой, было бы сомнительно, что ей вообще предъявят обвинение. В любом случае, властям ее требовалось нейтрализовать и наказать за предполагаемую способность привлекать мужчин к убийству. Можно лишь предположить, что в более ранние и темные времена первосвященники Перуджи точно знали бы, что с ней делать.
Апелляцию от Нокс и Соллечито начали рассматривать в ноябре 2010 года судьи Клаудио Пратилло Хеллманн и Массимо Занетти. Они назначили двух судебно-медицинских экспертов из Университета Ла Сапиенца в Риме – Стефано Конти и Карла Веккиотти – чтобы рассмотреть свидетельство о сборе и анализе ДНК. Как и все остальное в системе итальянского правосудия, суд растянулся на месяцы из-за спорадических судебных заседаний. Все это время Аманда и Раффаэле оставались в тюрьме.
В январе 2011 года журнал Maxim выпустил номер, посвященный мне, в котором был описан мой опыт работы в ФБР и сказано о том, как я консультирую полицейские управления и команды юристов. В статье также упоминалось, что я работал над тем, чтобы освободить от обвинений троицу из Уэст-Мемфиса и Аманду Нокс.
«В обоих случаях, с Уэст-Мемфисом и с Нокс, – как процитировали меня в журнале, – полиция применяла теорию, а не доказательства для ведения своего расследованием, а это всегда является фатальной ошибкой».
Это привлекло внимание национальной газеты Il Messaggero, наиболее читаемого ежедневного издания в Риме и в Центральной Италии. Редактор Паоло Гралди поручил Кристе Эрриксон, американской писательнице с большим международным журналистским опытом, взять у меня интервью. Ей в этом помогла итальянская журналистка Джанмария Джулини. Криста связалась со мной, и я согласился поговорить с ней.
Она спросила, сколько из более чем пяти тысяч дел, с которыми я работал, имели международное значение. Около 250, ответил я – в основном, в Канаде, Англии, Австралии, Германии и Южной Америке.
Изучив мое прошлое, опыт и методы ведения расследований, она попросила меня дать заключение по делу Нокс и Соллечито, которое особенно интересовало читателей газеты. Я ответил ей так:
Из составленных мной профилей ни одно из поведенческих или судебно-медицинских доказательств не приводят к Аманде и Раффаэле. В их жизни нет истории или опыта, связанных с насилием в их окружении. У Геде есть такая история, он опытный преступник, у него имелся мотив и все доказательства указывают на него. Место преступления не подтверждает присутствия трех человек в комнате, где была убита Мередит. Поведение отражает личность. А также такое поведение подходит только одному Руди Геде.
В конце статьи я сказал: «Я знаю семью Мередит. Она хочет, чтобы этот кошмар закончился. Но у них есть человек, убивший их дочь: это Геде. И никто другой, кроме Геде».
Видимо, газета ожидала не такого ответа. Кристу «вызвали на ковер» к Гралди и велели придумать версию, которая больше подошла их мнению, но которая привела к недооценке всего, о чем я сказал. Для усиления эффекта к этому добавили увещевания, что у меня нет реальных доказательств и нет «юридического признания [моей] профессии [в] Италии».
Если она бы она не согласилась сделать это, статья была бы опубликована с комментарием редакции в конце, автор которого – правовой эксперт Messaggero Массимо Мартинелли, который, по словам Гралди, участвовал в деле Нокс «с самого начала». Ответ Мартинелли состоял из шести абзацев и характеризуется таким комментарием (в переводе):
Мы публикуем интервью, которое можно было бы расценить как вмешательство в процесс оценки работы следователей и версии обвинения, замаскированное под скромное мнение: на самом деле,