Читать интересную книгу Период самостоятельности Русской Церкви (1589-1881). Патриаршество в России (1589-1720). Отдел первый: 1589-1654 - Митрополит Макарий

Кунцевич, однако ж, нимало не образумился, но написал (22 апреля) к канцлеру Сапеге новое письмо, в котором утверждал, что никогда никого насильно не привлекал к унии, а только защищался от нападений, и защищался кротко, без всякой жестокости; что схизматикам, постоянно вопиющим о притеснениях, слишком верят, а бедных и ни в чем не повинных униатов без расследования и суда порицают и обвиняют; схизматикам поблажают и покровительствуют некоторые, даже католики, а на униатов несправедливо нападают; схизматики – враги отечества, принимают к себе турецких шпионов, нарушили право подаванья, принадлежащее королю, повсюду производят смуты и волнения и пр. и пр. Митрополит Рутскии не замедлил обратиться с жалобами к папе Григорию XV, и папа прислал в Польшу два письма, одно к королю (от 22 марта 1622 г.), другое к самому Рутскому (от 11 апреля): короля просил защищать униатского митрополита и всех униатов от схизматиков, а Рутского старался утешить и подкрепить в его тяжкой борьбе с схизматиками.

Приближался новый сейм, назначенный королем на 24 генваря 1623 г. С боязнию ожидали этого сейма униаты; думали, что теперь падет уния, что ее объявят уничтоженною, и некоторые униатские монахи готовились уже переходить в католичество. Православные надеялись восторжествовать и принимали свои меры. Митрополит Иов послал королю (от 6 декабря 1622 г.) обширную записку, составленную Мелетием Смотрицким, под названием «Justificacia niewinnosci», в которой подробно оправдывал себя и своих епископов и которую вскоре за тем напечатал. Дворянство волынское, съехавшись в Луцк, избрало (13 декабря) послов на сейм, в том числе известного Лаврентия Древинского, и поручило им всячески стараться, чтобы права, дарованные диссидентам, впредь не были нарушаемы и чтобы в особенности была исполнена для православных сеймовая конституция 1607 г., предоставлявшая им право иметь своего митрополита и епископов. Наконец, и от всего православного дворянства, обитавшего в пределах Литвы и Польши, прислана была на сейм весьма обширная «Supplicatia» (покорнейшая просьба), написанная Мелетием же Смотрицким. В этой просьбе, составленной с большим искусством, основательностию и силою и в том же (1623) году напечатанной, дворяне, между прочим, говорили: «Вот уже 28 лет, как мы заявляем и перечисляем на каждом сейме те великие несправедливости и нестерпимое угнетение, каким подвергают нас отступники от нашей веры – митрополит и епископы, и со слезами, с рыданиями умоляем вас употребить ваше мощное ходатайство пред его величеством королем, чтобы он избавил русский народ от тяготеющего над ним гнета. Но доселе избавления нет... Не чужого просит русский народ, а своего собственного: просит о сохранении своих прав, своих вольностей. И в чем же? В делах веры, которою мы обязались пред Богом и которую должны сохранить. Ее-то вырывают у нас из души наши отступники...» Затем дворяне перечисляли самые права и вольности, которые предоставлены русскому народу польскими королями и которые нарушаются униею, и особенно указывали на акт Люблинского соединения и на присягу царствующего короля Сигизмунда III, данную им при вступлении на престол. «Посмотрите внимательнее в акт соединения русского народа с Польшею. Вы увидите, что наш русский народ соединился с польским как равный с равным, как народ свободный с свободным. А в чем же он свободный народ, когда его могут принуждать даже в вере? Свобода и неприкосновенность его старожитной греческой веры всегда была первою и важнейшею из всех его вольностей... В акте соединения король Сигизмунд-Август разделяет русское дворянство, или шляхту, на два вида: на шляхту римского закона и на шляхту греческого закона – и дает русским того и другого закона равное участие во всех правах, вольностях и достоинствах, которыми пользуется королевство Польское. Под именем шляхты греческого закона король разумел ту, которая в то время, как и во все прежние веки, была под послушанием Константинопольского патриарха. Шляхты униатского закона тогда не было, и король ее не знал. И если русские униаты суть то же, что русские римского закона, то и пусть пользуются правами и вольностями, данными последним, и оставят в покое нас, русских греческого закона, и данные нам права, которые вовсе им не принадлежат... Исходатайствуйте нам у его величества короля, чтобы он благоволил оставить нам ту самую свободу веры, то самое право избрания иерархов, какие имела наша Церковь во время восшествия его на престол, – то право, которое он сам по примеру предков своих признавал, когда в 1589 г. предоставил Константинопольскому патриарху Иеремии, посетившему его владения, посвятить нам митрополита Рагозу. Мы ничего не просим, кроме того, что уже более шестисот лет нам принадлежит, что, как святыню, всегда сохраняли нам польские короли, что утвердил за нами и сам нынешний король своею присягою при своем восшествии на престол и самим делом, предоставив нашему патриарху посвятить нам митрополита». Резкими чертами изображали далее русские дворяне те бедствия, какие причиняла православным уния. «Бог свидетель, что заставляют нас переносить эти Пакосты, Шишки, Стецкие, Душехваты, эти Палисвяты, Почаповские и Рутские, которые выдают себя ныне за русских епископов. Знает то и король наш милостивый, знаете и ваша вельможность. Они возбраняют нам свободное отправление нашего богослужения, хватают наших священников, мучат их, заключают в темницы и, когда мы заступаемся за наших духовных, тревожат нас самих судебными позвами и преследованиями, вводят нас в убытки. Гродские книги, когда мы желаем записать туда наши жалобы на наших притеснителей, заключаются пред нами; гродские урядники не принимают тогда наших протестаций; возных и уполномоченных, которых мы посылаем по этим делам, бьют и лишают свободы. Но что еще несноснее, поносят нашу честь, которая для нас дороже самой жизни; дерзают своими ложными доносами наводить сомнение на нашу верность престолу, заставляют подозревать нас в измене... В Белоруссии Полоцкий архиепископ пять уже лет держит запечатанными православные церкви Орши и Могилева. Граждане полоцкие и витебские, которые не могут иметь в городе по запрещению того же архиепископа ни церкви, ни даже дома для отправления своего богослужения, принуждены по воскресным и праздничным дням выходить для того за заставы в поле, да и то без священника, так как ни в городе, ни близ города им не позволено иметь своего священнослужителя. Бедные люди, не привыкшие к иной вере, кроме той, в которой родились и выросли, поставлены в необходимость возить своих детей для крещения за десять миль и более, и во время дальнего пути многие дети умирают некрещеными. Так же далеко принуждены ездить и все желающие получить церковное благословение брака. Многие во все это время лишены были возможности исповедать свои грехи и удостоиться св. причащения и умирали без христианского напутствия. Наконец, вот дело ужасное, невероятное, варварское и свирепое: в прошлом году в том же белорусском городе Полоцке тот же апостат-епископ, чтобы еще более досадить гражданам, намеренно приказал выкопать из земли христианские тела, недавно погребенные в церковной ограде, и выбросить из могил на съедение псам, как какую-либо падаль...» В заключение всего русские дворяне во имя целости и благоденствия отечества настоятельно просили, чтобы совсем выброшена была эта «кость раздора», которая зовется униею (соединением) и ведет только к разделению и смутам, и чтобы король исполнил наконец на настоящем сейме свои обещания православным, так часто повторяемые, и не на словах, а на самом деле успокоил их веру, явил свое благоволение к их духовным архипастырям, которые так опозорены в королевских универсалах, и благоволил дать этим архипастырям их архиерейские кафедры. Но напрасны были все просьбы русского православного дворянства, напрасны все ходатайства послов, съехавшихся на сейм. Папа по жалобе митрополита Рутского прислал тогда новое письмо к королю (от 28 генваря 1623 г.) и убеждал его и сенаторов, чтобы они защитили униатов от жестоких (будто бы) гонений со стороны схизматиков и казаков. И король не выдал своей излюбленной унии. С согласия его сейм мог постановить только следующее решение: «Успокоение людей, в греческой вере разделенных, отлагаем по множеству дел Речи Посполитой на предбудущий сейм, а ныне обещаем тишину для обеих сторон, как духовным, так и светским лицам, какого бы звания и состояния они ни были, и кассуем (уничтожаем) все процессы, задворные и комиссарские декреты, баниции, секвестры и всякие по делам веры тяжбы и распри, какие бы с обеих сторон ни оказались».

Сейм далеко не удовлетворил православных: он не выбросил кости раздора – унии, не посадил православных митрополита и епископов на их кафедры, но он сделал весьма значительную уступку православным. Прекращая и уничтожая все декреты и преследования вызванные против них униатами, сейм уничтожал и декрет, направленный против православных архиереев, в силу которого они преследовались, как изменники отечества и турецкие шпионы, и таким образом как бы признавал, хотя косвенно, их невинность. А обещая тишину всем лицам обеих сторон, как духовным, так и светским, сейм давал право и православным архиереям на спокойное существование в государстве и на свободное отправление своих обязанностей. Такая уступка православным была крайне неприятна униатским владыкам, и они тотчас же распространили в народе слух, будто Борецкий и Смотрицкий с их товарищами добровольно отказались от своего сана. Распространен был и самый лист их отречения, подложный, где они, сознаваясь в своей виновности пред королем, без позволения которого приняли посвящение от Феофана, объявляли, что так как король по ходатайству сенаторов теперь простил их, то они своею волею навсегда отрекаются от своего архиерейского звания и предоставляют всю духовную власть митрополиту Киевскому Иосифу Рутскому и прочим епископам, законно поставленным и утвержденным королевскою властию, а сами впредь спокойно будут жить в монастыре, назначенном им от короля. Узнав об этом, митрополит Иов поспешил разослать окружную грамоту ко всем православным (от 23 мая), в которой писал: «С самого рукоположения нашего святейшим патриархом Иерусалимским, по уполномоченности от нашего, Константинопольского, мы с братиею нашею, благочестивыми епископами, подвергались разным клеветам от отступников и не переставали утешать вас нашими письмами и утверждать в отеческом благочестии. Но вот и ныне, когда мы по милости Божией, как видно из опубликованных грамот короля, ясно и до очевидности оправдались пред сенатом и всем сеймом против клеветы о нашей турецкой измене и признаны невинными, когда сеймовою конституциею всему народу русскому, духовным и светским людям, обеспечено вольное держание старожитного восточного благочестия, до нас дошло известие, что наши отступники не устыдились измыслить на нас новую клевету, будто мы отреклись от нашего епископского рукоположения и достоинства, и тем смущают невинные сердца православных и стараются увлекать их в свои сети. Посему мы сочли нужным по долгу нашего пастырства отозваться настоящим нашим писанием, которое посылаем чрез нашего брата и сослужителя иеромонаха Леонтия и остеречь вас, чтобы вы не увлекались никаким ветром униатским, а, стоя твердо на основе Старожитно-Восточной Церкви, пребывали в послушании святейшим Восточным патриархам и посвященным от них митрополиту и епископам и готовы были скорее вкусить смерть, нежели изменить отеческой вере». Затем митрополит извещал, что посылает с иеромонахом Леонтием святое миро священникам и святые антиминсы для церквей и уполномочивает его освящать новые церкви, еще не освященные, избрать и поставить протопопов для надзора за духовенством, устранять от священнослужения попов-двоеженцев и троеженцев, если где окажутся, решать для всего народа дела о браках на основании церковных канонов, везде проповедовать слово Божие, и утверждать сердца верных, и исправлять, устроять все в церкви властию, данною от святителя. Поручение, возлагавшееся на Леонтия, было, очевидно, весьма важно, и митрополит открыто посылал теперь своего уполномоченного с таким поручением, конечно, потому, что полагался на недавнее решение сейма, ограждавшее православных.