чертов шлем.
– Зато мне так больше нравится. Не приходится так часто смотреть на твою мерзкую морду.
Даже не видя, я знаю, что он закатывает глаза.
– Ага, отвали.
– Просто признай, что ты по мне скучал, – говорю я. – Поэтому-то ты и вернулся. А Ходжатом воспользовался в качестве предлога.
Я смеюсь, когда Райатт показывает мне средний палец, а потом уходит к своей палатке. Солдаты расступаются перед ним и почтительно кивают. Его возвращение тоже отлично подняло моральный дух. Присутствие Райатта очень воодушевляло, пока мы преодолевали последний участок гнили.
Мне тоже скоро пора ложиться, но я делаю глоток вина, слушая, как Кег вместе с остальными солдатами бренчат и дуют в инструменты. Но когда я вытираю с бороды капли вина, до меня доносится легкий цветочный аромат.
Помяни чертовку, и она тут как тут.
Я поднимаю взгляд на темный силуэт, который загораживает мне пламя. Маленькая демоница стоит в моих огромных рубашке и пальто, которые на ней висят, почти скрывая фигуру. Я мог бы дать ей чужой комплект, например, Химинна, размер которого подходит ей гораздо больше, но мысль, что она наденет одежду другого мужчины, а не мою, действует мне на нервы.
– Добрый вечер, Желтый колокольчик, – с подчеркнутой медлительностью произношу я.
Она испепеляет меня взглядом, уперев руки в бока, а потом осматривает солдат. Я кидаю на них взгляд, и они тут же бросаются врассыпную. Теперь, когда у Риссы появляется небольшой укромный уголок, она садится на освободившееся бревно и поджимает под себя ноги.
Бесстыжая женщина протягивает руку, выхватывает у меня из рук кубок и делает глоток вина. На ее лице появляется божественно-очаровательная ухмылка, но меня больше привлекает вид ее розового язычка, которым она проводит по губам.
– Ты меня сторонишься, – говорит она.
Я приподнимаю брови.
– Мне казалось, это ты хотела, чтобы я тебя сторонился.
Она открывает и закрывает рот, будто не зная, что ответить. Только благодаря своему зоркому взгляду я подмечаю ее еле заметные сигналы. Обычно Рисса очень неплохо скрывает свои чувства. Большинство бы, наверное, даже не обратили внимания, как она сгибает указательный палец, почесывая им бедро, когда волнуется. Но я заметил.
– Ты поцеловала меня, а потом ушла. Полагаю, ты все-таки не хотела повторять ошибку, – говорю я с ухмылкой и, забрав у нее кубок, пью с того же угла, с которого только что пила она. По тому, как потемнели у нее глаза, понимаю, что она тоже это заметила.
– Ну, это и было ошибкой, – наконец отвечает она.
– Да? Что ж, зависит от того, хочешь ли ты совершать эти ошибки или нет, Колокольчик.
Она поворачивается ко мне, и одну половину ее лица освещает мягкий оранжевый свет от костра, а уложенные волосы напоминают созревший на солнце персик.
– С чего бы у меня возникло такое желание?
– Разве в юности у тебя не было периода бунтарства? – спрашиваю я. – Ты не пробиралась тайком, чтобы напиться? Не затевала драку, зная, что не выстоишь против четверых, но все равно их провоцировала, поскольку хотела кому-нибудь врезать? Не хотела переспать с кем-то, зная, что потом об этом пожалеешь, но все равно это делала, потому что тебе было невмоготу? Некоторые ошибки чертовски приятно совершать.
Рисса фыркает и качает головой, но не отрицает.
– Почему меня не удивляет, что ты затеял драку с четырьмя мужчинами?
– Я стал капитаном не потому, что уклонялся от драк. Или убийств.
– Чем ты занимался до того, как стал капитаном?
– Был наемником в Первом королевстве.
Она таращится на меня.
– Не задавай вопросов, пока не будешь готова услышать ответы, – говорю я. – Я убивал ради денег и был в этом мастак. Мне это даже нравилось. Тебя это беспокоит?
Я смотрю, как она пытается осмыслить услышанное, вижу по задумчивому взгляду голубых глаз, как кружат у нее в голове мысли.
– Некоторые утверждают, что секс с наложницами такой же грех, что убийство, потому, думаю, не мне тебя судить.
– Мир может судить нас сколько угодно, но это не значит, что нас должно это волновать.
– Убедительно, – сухо говорит Рисса, но уголки ее губ немного приподнимаются, и это зрелище подобно удару под дых. Как бы она выглядела, если бы улыбнулась по-настоящему?
Мне не следовало задавать такие вопросы. Вот почему я должен ее избегать.
– Никогда не заявлял себя поэтом.
Встав, я оставляю кубок на бревне, и выпрямляюсь.
– Грейся.
Я начинаю идти к своей палатке, но слышу за спиной легкую поступь.
– Почему ты уходишь? – спрашивает она, поравнявшись со мной.
– Уже поздно. Нужно встать до рассвета, чтобы снова разобраться со всем этим дерьмом, как и каждое утро.
Я почти слышу ее громкие мысли, но только когда добираюсь до палатки и останавливаюсь, повернувшись к Риссе, она набирается смелости и заговаривает:
– Я тут подумала. Скоро мы доберемся до столицы Четвертого королевстве, и… что ж. Ты в курсе, что я планирую уехать, но я подумала…
Никогда еще не видел, чтобы она так неуверенно лепетала и нервно оглядывалась по сторонам.
– Ты подумала… – побуждаю ее продолжить.
– Возможно, ты был прав. О том, что надо совершать хорошие ошибки.
Я выгибаю бровь, но ничего не говорю.
На ее лице вспыхивает раздражение.
– Мне обязательно произносить это вслух? Я хочу трахаться.
От ее резких слов я удивленно отшатываюсь и тут же возбуждаюсь, чувствуя, как в кожаных штанах становится тесно.
Я скрещиваю руки.
– Ты не знаешь, чего хочешь на самом деле.
Ее раздражение трансформируется в настоящую злость.
– Не поняла? Не смей говорить так, будто знаешь, о чем я думаю. Я же стою здесь. Я сама к тебе пришла.
– Да, а еще ты поцеловала меня и потом об этом пожалела. Я только рад получать удовольствие от некоторых потрясающих ошибок, но меня не интересуют сожаления. Это совсем другое, и мы оба знаем, что ты на это об- речена.
Она даже не смеет возразить. Я понимаю по ее лицу, и меня это чертовски терзает. Ее недоумение и молчание говорят сами за себя.
– Так я и думал, – вздохнув, говорю я. – Возвращайся в свою палатку, Желтый колокольчик.
На ее лице мелькает смущенная обида, от которой мне в живот как будто вонзают клинок, но я стою на своем.
– Тебе только кажется, будто ты знаешь, чего хочешь, но это не так. Ещё нет. Потому найди меня, когда во всем разберешься.
На ее щеках появляются красные пятна, а из горла вырывается горький смешок.
– Знаешь что? Ладно! Я думала, мы скоротаем время, избавимся от неприязни друг к другу. Но ты