Презрительный смешок растворился в воздухе.
— Рыцаря в горы, ну и дурь. Как еще сама уцелела.
— Уцелела. — Паола пожала плечами. Презрительный тон задел, но спорить не хотелось. — Тебя звать-то хоть как?
— Джер.
— А я…
— Паола, знаю. За тобой погони нет? Цела, здорова?
— А… — Ошеломленная напором девушка моргнула. — Вроде нет. Мне повезло, там землетрясение было. Разбежались и горцы, и зверье. Цела, устала только очень.
— А мне кажется, тебя подлечить нужно. — Джатта скинула плащ. — Дай-ка махну на исцеление.
— Подкормить ее нужно, — буркнул ассасин.
Джатта все же махнула. Бодрящее тепло пробежалось, щекоча, от макушки до пят, и словно расправилась тугая сжатая пружина — Паола всхлипнула вдруг и расплакалась. Джатта усадила ее на лавку, обняла, шепнула:
— Рассказывай.
Поначалу слова застывали в горле, но потом стало легче. С каждым словом отпускала боль, как будто уходила, выговорившись, растворялась, исчезала. И только одно продолжало грызть.
— Он знал, — жаловалась Паола, — знал, что погибнет. Он одного только хотел, чтобы я ушла. Но почему он со мной не поговорил?
— Это же ясно, — удивленно ответила Джатта. — Боялся, что подслушают. Он правильно действовал. И он, и ты.
— Все равно, — плакала Паола, — все равно. Он мог бы…
Джер молча возился у очага. И, странно, Паола была ему благодарна за молчание.
У Джатты и ее ассасина нашлись для Паолы и утешение, и еда, и лишнее одеяло. И самое главное — ощущение безопасности. Этой ночью Паола по-настоящему выспалась — впервые, кажется, с начала похода и уж точно впервые с тех пор, как они с Гидеоном пересекли границу гор. Но лишь утром молодая жезлоносица в полной мере поняла, как ей повезло. Когда Джатта, потянувшись, деловито сказала:
— Ну что, завтрак и вперед? Чем скорей доберемся до столицы, тем лучше.
Как-то сразу вспомнилось, что одной, без защитника, еще можно пройти по пустым землям, где тебе угрожает лишь метель, но не посреди войны. Правда, одному двоих защищать… ассасины, конечно, сильные воины…
— Ты, — эхом от ее мыслей заговорил Джер, — если драка, прикрываешь Джатту. Поняла?
— Как скажешь.
— Главное, — хмыкнула Джатта, — постарайся, чтобы мне не пришлось прикрывать тебя. То есть вперед не лезь. Мы с Джером отлично спелись, а как ты впишешься, еще глядеть надо.
— И ты как скажешь, — засмеялась Паола.
Они вышли из хижины — и провалились по колено в снег. Джатта выругалась сквозь зубы, процедила:
— Набирают силу горные.
— Или Империя слабеет, — спокойно возразил Джер. Запахнул плащ, накинул капюшон. — Полетели, девушки. Туда, — махнул рукой, указывая направление, добавил для Джатты: — Как обычно.
Та кивнула. Пояснила Паоле:
— Мы с тобой над лесом держимся. Если что, Джер знак подаст. Без сигнала не опускаемся.
Да, подумала Паола, поход с ассасином — совсем не то, кажется, что с рыцарем…
Летели быстро. Совсем скоро снег под ногами сменился зеленью.
— Успеет он? — спросила Паола.
Джатта усмехнулась:
— Еще ждать будет. Ты как, хватит сил до вечера не отдыхать?
— Хватит.
Паола оглянулась — за спиной белая земля отдалялась, сливаясь с белесым небом. Призналась:
— Домой хочу, сил нет.
— Скоро будем, — уверенно пообещала Джатта. — И не потому даже, что хочется, а просто надо быстро.
Лес, через который они с Гидеоном пробирались много дней — сколько точно, Паола уж и не помнила, — пролетели как раз к вечерним сумеркам. Махнул с опушки фиолетовый шарф.
— Туда, — скомандовала Джатта.
Джер совсем не выглядел уставшим. Сказал, оценивающе взглянув на Паолу:
— Дальше три деревни одна за другой. На глаза попадаться не стоит. Сейчас отдыхаем, двигаемся ночью. Туда. — Повел девушек за деревья, на запах костра и…
— Мясо? — удивилась Паола. — И поохотиться успел?!
— Чтобы быстро двигаться, нужно хорошо есть и хорошо отдыхать, — сообщил Джер. — А если отдыхать некогда, есть нужно очень хорошо.
— Мясо, — усмехнулась Джатта. — С нами не отощаешь, подруга.
«Охотился» Джер явно в ближайшей деревне: в углях пекся поросячий окорок. Учитывая его же «не попадаться на глаза», вряд ли честно купленный. Но, странно, Паолу это совсем не возмутило. То ли и правда, когда голодный, о совести забываешь, то ли привыкла уже к мысли, что война спишет все. Окорок умяли быстро, повалялись молча на траве, а как стемнело, Джер скомандовал подъем. Махнул рукой, показывая направление — Паола начала уже привыкать к этому его жесту, но все еще удивлялась, как Джатта не сбивается потом с пути, — и растворился в ночной тьме.
Джатта задумчиво поглядела на Паолу. Вздохнула:
— Я помню, ты ночью летать не любишь. Держись за мной.
Паола кивнула, но Джатта не видела — уже взлетела. Оставалось только поспешить следом.
На самом деле «не любишь» — это было слишком мягко сказано. Летать ночью Паола попросту боялась. Здесь намешаны были и детские страхи перед чудовищами, крадущимися в ночной тьме, и вполне осмысленное опасение врезаться в невидимое препятствие. Но путь под горой поубавил страх перед темнотой, а лететь следом за подругой совсем не то, что одной. Когда следишь за мельканием белых крыльев впереди, и всей заботы — держаться с ними на одной скорости, можно не думать о скалах, стенах и деревьях. Одно тревожило — в какой-то миг Паоле начало казаться, что время остановилось, и ночь не закончится никогда. Что они так и будут теперь лететь посреди тьмы, когда не поймешь, движешься или висишь на месте, где земля, где небо…
Тут впереди и внизу мигнул огонек, и Джатта скомандовала:
— Туда!
Забавно, подумала Паола, снижаясь, она и словечко у Джера переняла. Может, и рукой так же махнула, просто в темноте не видно?
Посадка у Паолы вышла — как в первый раз. Что значит — земли не видеть. Едва не влетела в костер, шарахнулась, оступилась и очутилась в крепких руках Джера.
Ассасин поставил ее на землю, хмыкнул:
— Могло быть хуже. Спасибо, котелок не сшибла.
Из котелка вкусно пахло мясной кашей. Паола сглотнула слюну; в животе заурчало.
— Она не привыкла, — заступилась Джатта. — Эй, ты дрожишь? Так страшно?
— Не знаю… да нет, наверное. Странно как-то.
— Да, нет, не знаю, — ухмыльнулся Джер. — Иди поешь, сразу успокоишься.
— Еще две-три ночи, и привыкнешь, — добавила Джатта, усаживая Паолу к костру. — Ешь давай. Господи, я на тебя гляжу и думаю — ты вообще в тех горах не ела?!
Джер молча сунул ей миску и отрезал еще кусок хлеба.
А Паола вдруг подумала, что путешествовать с ассасином — и правда совсем не то, что с рыцарем.
Это путешествие напоминало полет стрелы — прямой и стремительный. Ни на что не отвлекаясь, нигде не задерживаясь. Оставляя позади горящие деревни, полосы сожженной земли, гибнущих людей, которым еще можно было бы помочь, разбойников и мародеров, которых можно было бы остановить… Нам нет до них дела, повторяла себе Паола, мы спешим. Нам дорог каждый миг, мы не имеем права задерживаться в дороге, тем более — рисковать.
Столица встретила их странной для предполуденных часов тишиной. Не играла в переулках ребятня, не разгуливали по улицам, распевая, шалопаи-оруженосцы, не шествовали с рынка кумушки с полными корзинами. На дверях харчевен и лавок висели тяжелые замки. Рыночную площадь украшала новехонькая виселица; на груди болтавшегося на ней доходяги висела дощечка с крупной надписью: «вор».
Ассасин оценивающе прищурился:
— Вчера вздернули. Поклеван, но не опух.
Спросил у подпирающего столб мужика-ополченца:
— За что?
— Зерно украсть хотел. — Мужик сплюнул.
— Гадость какая, — с чувством выдала Джатта. Паола подумала почему-то, что подруга имеет в виду вовсе не самого повешенного. Сглотнула, подавляя подступившую к горлу тошноту: вид чуть покачивающихся почерневших босых ног был отвратителен.