- Ты... взял ее?.. Ты смог прикоснуться и...- еле выдавил он.
- И что мне теперь за это будет? - молвил Менислав. Рыцарь не ответил. Он смотрел на юношу так, словно у того над головой разливалось золотое сияние святости, и медленно крестился.
Смутившись взглядов, которые устремили на него спутники, Мечислав поднял глаза на Буяна.
- Прими ее.- И протянул над камнем руки, не двигаясь с места.
На глазах вконец изумленного Гаральда Буян взял Чару.
И опять ничего не произошло - не разверзлась земля, не грянул гром, не поразила молния святотатцев-язычников. Буян опустил глаза в Чару, словно что-то пытался разглядеть на дне ее. Лицо его, как и у Мечислава ранее, озарилось отблесками и каким-то особенным внутренним светом. Улыбнувшись Чаре, как старому другу, гусляр вскинул глаза на Гаральда.
- Прими, ежели хочешь,- предложил он готовно, протягивая ему Чару.
Но рыцарь отступил, опуская руки.
- Прости меня, Буян,- молвил он,- но я не притронусь к ней ни за что... После того как ее касались вы, мои руки...- Он покачал головой.- Я не имею на то права - мои мысли и душа не столь чисты, как вам кажется. Я недостоин Чары...
Буян осторожно опустил Чару в тороки, тщательно завернув ее в чистую тряпицу, словно боялся, что свежий воздух будет вреден для нее, и, оставив на полу останки змеи, люди покинули Храм.
Первой, кого они увидели, спустившись на площадь по широкой лестнице, была Иррир. Девушка ждала всадников у самого входа в Храм. Поведав друзьям, что вылазка окончилась удачей, отряд поспешил вон из города, пока прочие змеи не сообразили, что Чару увели из-под самого их носа, и не бросились в погоню.
Но за городом, у зарослей, где застряла лошадь Синдбада, им пришлось ненадолго задержаться. Спешившись, Буян достал Чару и подошел к умирающей лошади. Та вскинула голову и обратила на человека взгляд, полный муки и надежды. Сжимая Чару в руках, гусляр опустился на колени перед ее мордой.
- Мне нужен кто-нибудь в помощь,- сказал он. Первым угадав, что за подмогу он требует, Слав присел подле.
- Задери ей голову,- приказал Буян,- и держи.
Слав за узду поднял морду лошади и оттянул у нее верхнюю губу. Она замерла, мелко дрожа, а гусляр, прижав под кожей жилу, перерезал ей горло. Лошадь дернулась, густая темная кровь толчками полилась в подставленную Чару.
За ним, вытягивая шеи, наблюдали остальные.
- Что ты делаешь? - не выдержал Синдбад.- Уж не хочешь ли ты заставить нас испить ее крови?
- Не бойся сего.- Буян не отводил взгляд от струи.- Прежде следует напоить саму Чару, напоить досыта.
- А разве это необходимо? - подал голос рыцарь.
- Да, иначе она не найдет в себе сил помочь нам. Кровь - сама жизнь, надобно оживить сперва Чару, чтоб она отдала воде силу животворящую... Если б не конь Синдбада, нам бы пришлось заколоть одну из наших лошадей. А не было б лошадей...
Он не договорил, но все переглянулись.
Лошадь дергалась только сначала - пока кровь била широкой струей. Но постепенно с кровью уходили ее силы, она слабела, поток замирал и понемногу иссяк. Когда уже невозможно было выжать из горла лошади ни капли, гусляр вернулся к остальным и показал Чару. Она не была даже испачкана кровью все, что вытекло из горла лошади, растворилось в ее недрах. Оставив друзей гадать о том, как это случилось, Буян спрятал Чару в тороки и первым покинул заросли.
Обратный путь показался короче и гораздо легче, словно судьба исчерпала запас преград и опасностей. Через трое суток всадники вновь оказались в долине, где их с нетерпением ожидали девы-птицы.
Многие были уверены, что смельчаки и их предводительница отправились на верную гибель, а потому возвращение отряда превратилось в праздник. Всю ночь горели костры, слышались голоса, мелькали чьи-то силуэты - гости и хозяева праздновали возвращение.
Наутро наступило прощание. Девушки, погрустневшие и притихшие, провожали гостей. Синдбаду они надарили на память столько новых золотых и серебряных украшений, что он забыл о потерянных. Красный до ушей Гаральд смущенно отводил взоры от кучки девушек, что наперебой умоляли взять с собой хоть одну из них,- о Джиневре он им уже рассказал, но те и слушать ничего не желали. Предводительница Киллик печально поцеловала Буяна в щеку и со вздохом пожелала ему доброго пути и долгой жизни.
- Вы нас отпускаете? - удивился тот.- Но почему? В вашей власти было задержать нас здесь насильно...
- Этого хочется и мне, и многим моим сестрам,- с неохотой ответила предводительница.- Но как же иначе мы избавимся от Чары? Отпуская вас, мы спасаем себя!.. Впрочем, не все из вас так уж спешат нас покинуть,загадочно добавила она.
Правоту слов Киллик гусляр признал сразу. Иррир не желала выпускать Мечислава из рук. Девушка вцепилась в него мертвой хваткой, и понадобилось соединение усилий трех женщин постарше, чтобы оттащить ее.
На глазах у самого Мечислава подрагивали непрошеные слезинки.
Однако, как оказалось, не это имела в виду Киллик.
Уже всадники сидели на лошадях, уже удалось немного успокоить Иррир и все приличные к месту слова были сказаны, но отряд медлил. Ждали Слава, которого никто не видел со вчерашнего вечера.
Наконец он явился, но не один. Люди успели заметить еще издалека, что он сменил свой наряд на одежду из птичьих перьев, а подле него идет девушка, которую он придерживает за запястье. Подойдя, бывший раб поясно поклонился всадникам.
- Уж простите меня, ежели сможете,- молвил он,- но я решил остаться здесь.
- Да ты что,- не сдержал языка Буян,- с ума сошел? Не выдумывай, собирайся!
Слав покачал головой:
- Знаю, что за слова у тебя с языка рвутся, друг,- мол, родину на мир чужой поменял, а не знаешь того, что сердцу славянскому жизни на чужой земле не будет... Ну да мне и дома бы жизни не дало мое прошлое - никто не ждет меня там, а тут,- он оглянулся на девушку,- тут жена у меня... Дети будут...
Леса в Кощеевой долине встречали путников настороженным молчанием. Все словно знало заранее, кто едет, и обитатели этих мест спешили убраться с дороги. Лес молчал, недобро и настороженно следя за людьми.
С какой бы радостью всадники подняли коней в воздух, чтобы поскорее достичь заветной полянки с истоком живой воды, да нельзя было полетом привлекать внимания сторожевых патрулей Кощея. Они и так распугали всех вокруг - теперь любой шорох означал, что идут люди.
Люди не снимали рук с рукоятей мечей и не расставались с доспехами даже ночью, каждый миг ожидая нападения. Но время шло, а на них никто не нападал.
Означало это одно из двух: либо им удалось обмануть колдуна Кощея и пройти незамеченными, либо он нарочно заманивает своих врагов поближе, чтобы покончить с ними одним ударом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});