Читать интересную книгу Отец мой шахтер (сборник) - Валерий Залотуха

– И ты там ни разу в кино не ходил?

– Я же говорю, там нет кино. И электричества нет. Это горный кишлак, маленький, – терпеливо отвечал Коля.

– А что есть?

– Все есть… Все, что человеку надо… Дома, огороды, сады… Мечеть.

– А свободное время как проводил?

– С бобо Амриддином разговаривал, он мне Коран объяснял.

– Кто?

– Бобо… Ну, дедушка Амриддин.

– А, это тот, у кого ты в рабстве был, да? В деревне говорили, что он тебя купил.

– Не купил, а выкупил. Меня расстреливать вели, а он на осле мимо ехал.

– На осле? – засмеялась Верка. – А зачем ты ему был нужен?

– Он один остался. У него сын перед тем на войне погиб.

– Его наши убили?

– Да.

– А-а… – начала о чем-то догадываться Верка. – А как его звали, сына?

– Абдалла…

Сильный теплый дождь пролился из одной-единственной тучи, неожиданно появившейся на небе, когда Коля и Верка шли от автобусной остановки к своей деревне. Сначала они попытались спрятаться под деревьями в придорожной посадке, потом побежали, не сговариваясь, рассчитывая убежать от дождя, и, только промокнув до нитки, смирились и пошли, взглядывая друг на друга и смеясь, оскальзываясь на мокрой глине и смеясь от этого еще больше. Неподалеку стояла старая деревянная церковь, с куполом, покрашенным до половины по старому ржавому сурику новой серебрянкой. Калитка церковной ограды была открыта, Коля и Верка, переглянувшись, побежали туда – под просторный навес крыльца.

Верка тихо смеялась, отжимая одной рукой волосы, а другой отлепляя от тела прилипшее платье. Коля сел на лавочку, оробев. Из открытых дверей храма доносилось пение. Это был хор, небольшой, состоящий исключительно из высоких старушечьих голосов, немножко смешных. И пели они тоже немного смешно, по-застольному вытягивая окончания фраз.

Мелко семеня, к церкви бежала, укрывшись мешковиной, старушка.

– Во, гляди, шпарит! – с азартом прокомментировала Верка. – Это еще что! Зимой на работу идешь утром, мороз тридцать градусов, темно, снегу навалит, а они ползут… согнутся и ползут… Даже зло берет! Ну сидели бы дома, в тепле, помирать ведь скоро…

Старушка остановилась у открытой двери, перекрестилась, сняла с головы мешковину и вошла в церковь.

У Верки загорелись глаза.

– Слушай, пошли поглядим, а? Ну пошли, чего ты? – Она тянула Колю за руку, неуверенного, даже испуганного. – Тут поп, я с него умираю! Знаешь кто? Мишка Матвеев, он с твоим Федькой в одном классе учился. А теперь поп, представляешь!

Они остановились сразу, как вошли, и первой их увидела стоящая к ним лицом псаломщица. Глядя удивленно на Колю, она вдруг стала сбиваться и замолчала. И следом хор запел раздрызганно и замолк. Стоящие к ним спиной старушки начали оборачиваться одна за другой и перешептываться.

Отворилась алтарная дверь, и, по-домашнему деловитый и озабоченный, вышел батюшка – полноватый, лысоватый, с добрыми глазами. Мельком глянув на Колю и Верку, он посмотрел вопросительно на псаломщицу и запел красивым сильным голосом. Псаломщица подхватила, за ней выстроил голоса хор, прихожанки повернулись к алтарю, крестясь, – служба продолжилась.

III

Если бы кто увидел Верку той ночью, решил бы, наверное, что она с ума сошла. А иначе как понимать то, что она делала той ночью?

Около самой полуночи Верка тихо вышла из своего дома, прошмыгнула через улицу и, пригибаясь, побежала огородами к речке. Потом быстро перешла узкий опасный мосток, промчалась, страшась темноты, по неширокому полю и остановилась около маленького озерка с черной водой, скрывающегося в низине, за мертвыми страшноватыми ветлами. Здесь Верка быстро разделась донага и, сутулясь и озираясь, пошла к воде. Ойкнула, опустив в нее ногу, поежилась и решительно бросилась вперед. Быстро доплыв до середины, Верка приподнялась над водой и добровольно пошла ко дну. Однако скоро вода вытолкнула ее, Верка выскочила – с открытым ртом и вытаращенными глазами, но вновь набрала полные легкие воздуха и опять скрылась под водой. Теперь ее не было на поверхности довольно долго, и вынырнула она в стороне от места, где ныряла, сильно кашляя и отплевываясь.

– Мамочка… – пробормотала Верка сдавленно и по-собачьи поплыла к берегу.

Подхватив одежду и одеваясь кое-как на ходу, кашляя и всхлипывая, Верка бежала и ругала себя:

– Дура! Дура, чёрт, дура! Вот дура-то! Дура и есть дура! Чёрт…

Вот что делала Верка той ночью. И любой, кто увидел бы ее тогда, решил бы определенно, что она с ума сошла.

Любой, но только не аржановский. Потому что аржановские про то озеро кое-что знали… Называлось оно – Бучило. Давно когда-то, очень давно на этом месте стояла церковь. И однажды ночью провалилась она под землю. А на ее месте образовалось озеро. Бучило. Так что – сверху вода, а внизу – церковь. Только очень глубоко – не достать. А кто достанет и до креста дотронется, тот как бы заново родится… То есть если был ты больным, то станешь здоровым, был плохим – станешь хорошим, а проще говоря, все грехи тебе прощены будут… Нельзя сказать, что аржановские так уж в это все верили. Но сами в Бучиле купаться остерегались. Даже коров поить опасались. Может, конечно, потому, что народу в Бучиле перетонуло уйма. Мужики, ясное дело. Выпьют на бережку, разгорячатся и на спор – кто дно достанет. Нырнул – и не вынырнул. Вот тебе и Бучило… Так что если бы аржановские видели в ту ночь Верку, они бы не подумали, что она с ума сошла. Подумали бы, что припекло девку, и связали бы это с Колей. Аржановские – они ведь не дураки, кое-что в жизни понимают. Однако никто не видел ночного Веркиного купания, а раз никто не видел, то, считай, того и не было…

А вот что на следующий день произошло, про то аржановские поговорили, языки почесали. Потому что на глазах у всей деревни это случилось. И не только языки почесали потом аржановские, не только языки… Но и макушки. Дело-то шло к братоубийству…

А день был как день, разве что субботний, банный. Тетка Соня пошла в магазин за хлебом, впервые оставив после той драки Федьку с Колей вдвоем. Она уже решила, что всё, утихомирились сыновья, пошла в магазин и там задержалась. Причин тому было две. Первая: надо было замиряться с Валькой, как-никак подружка, да и ругаться со своей продавщицей – все одно, что против ветра плевать. А вторая: хотелось послушать Капитаншу. Капитанша утверждала, что ее дочь-учительница привезла из города книгу «Богатые тоже плачут», и в ней написано, как все дальше будет в кино. «Богатых» в Аржановке смотрели все: бабы и мужики, старухи и старики, даже самые древние; глухие то и дело переспрашивали, раздражая смотрящих, слепые же смотрели, то есть слушали молча. Да не только в Аржановке, а и в Мукомолове «Богатых» все без исключения смотрели… Ну и конечно, все хотели знать, что же там будет дальше. Капитанша утверждала, что знает. Кто-то ей верил, кто-то нет; тетка Соня, например, не верила, но слушала и только иногда на Вальку-продавщицу поглядывала, виноватилась как бы. А что дома у нее происходит, не знала. А происходило там вот что…

Федька пришел из бани – распаренный, потный, довольный, встал в дверях и давай на брата глядеть. А Коля в это время стоял на табурете и вытаскивал тот злосчастный крюк, о чем мать давно его просила. Федька нагляделся на это и говорит:

– Иди в баню-то, пока не остыла, – и сказал это Федька очень даже миролюбиво.

А Коля, возможно, не услышал, все тянул крюк обеими руками и даже покраснел от натуги.

– Оставь, – тогда Федька сказал, голос повысив. – В баню иди.

Коля услышал, соскочил с табурета и стал собираться в баню. А Федька усмехнулся и пошутил:

– Может, он тебе еще пригодится…

Потом Федька осушил в несколько глотков литровую банку молока, громко рыгнул и, кривясь в усмешке, спросил:

– А ты чего это в баню со мной вместе не ходишь? Обрезанный свой прячешь? – Федька хохотнул, а Коля молчал, и тогда Федька продолжил: – Не жалко было под нож подставлять? – Федька не задирался, ему просто поговорить маленько хотелось после баньки. Но Коля молчал, и это Федьку заедать стало. – Эх, Колян, Колян, – в голосе Федькином уже издевка появилась. – Был ты парень как парень, русский, а стал… Чучмек, чурка с глазами. Воешь на всю округу: «ала-мала»… Над нами уже вся деревня смеется. – Федька заводился, а Коля как бы не слышал, и от этого Федька еще больше заводился: – Тебя, знаешь, как бабки в церкви называют? Христопродавец…

Но и это Коля не услышал. Он уже собрался и к двери подошел, когда Федька сказал:

– И для чего только ты сюда приехал?

Коля дверь открыл, когда Федька сказал:

– Сидел бы в своем Чуркистане…

Не сказал – крикнул, но Коля все как бы не слышал. А когда он вышел и дверь за собой закрыл, Федька сказал, не крикнул – сказал, негромко и уже не Коле, а так просто, в воздух, чтобы закончить: