— Ишь чего захотел, прямо на Херсонскую. Нам не по дороге.
Мужчина в полушубке хлопнул водителя по плечу:
— Ладно тебе. Довезем этого пострела до Литейного проспекта, а там и Херсонская рядом.
Машина рванулась по накатанной дороге, лишь морозный ветер свистел в кабине без стекол. Свернувшись калачиком, Петя прилег на сиденье и вскоре задремал. Проснулся он от того, что кто-то тихонько тряс его за плечо. Мальчик открыл глаза:
— Литейный — тебе вон в ту сторону. Пройдешь немного… Спроси, свою Херсонскую… Да берегись… Фашисты сегодня ошалели, такого обстрела еще не было.
Помахав на прощание рукой, Петя быстрым шагом двинулся по Литейному проспекту. Вскоре он был на Херсонской. Вот, наконец, и дом номер двадцать. Не раздумывая, он рванул тяжелую, дубовую дверь и оказался в полутемном подъезде. По широкой мраморной лестнице он уже готовился подняться, но тут его остановил сердитый окрик:
— Ты куда? Марш отсюда, быстро в бомбоубежище!
К нему подошла женщина в телогрейке, закутанная в широкий клетчатый платок и с противогазной сумкой через плечо, — она решительно предлагала покинуть подъезд. Ее воинственный вид говорил, что с ней лучше не связываться. И в этот дом, чего бы ей ни стоило, она никого не пропустит. Петя с уважением взглянул на высокую, по всей видимости, сильную женщину и тихо сказал:
— Мне в двадцать шестую квартиру, Григория Ивановича и Екатерину Модестовну Голубцовых видеть очень нужно.
Она оглядела мальчика, грозно спросила:
— А ты кем им приходишься? Я всю родню их знаю, тебя что-то не припомню. Они все в бомбоубежище, в соседнем доме. Вишь, как стреляют фашистские гады, в подвале живем уже третьи сутки. А ты почему шатаешься?
Петя уже взялся за массивную, бронзовую ручку двери, чтобы пойти на розыски Голубцовых, но неожиданно для себя спросил у этой грозной женщины:
— А Ваню Голубцова вы знаете?
— Ванюшку-то? Конечно, знаю. Они с моим Гришуткой одногодки. Вместе росли, вместе бегали. Я тут дворником работаю, так они у меня часто пропадали. Гриша в армии. Доброволец он у меня. Давно писем от него что-то не было.
Лицо у женщины потемнело, она тяжело вздохнула и продолжила:
— Ванюша парень хороший — на девочку похож. Дразнили его мальчишки, но он не обижался. С характером будет мужик. — Тут она прикрыла рот рукой и совсем тихо сказала: — Что это я раскудахталась? Ох, язык мой — враг мой. Никогда не дам человеку высказаться.
Она обхватила своими сильными руками плечи мальчика, притянула его к себе и выдохнула:
— Что с Ваней? Ну, говори…
Петя опустил голову, весь сжался, тяжело вздохнул и тихо сказал:
— Схвачен он немцами. Содержали нас в бане, а я бежал. Его и еще несколько человек фашисты должны были расстрелять.
Женщина закачалась и заголосила:
— Люди добрые, что делается? Ванюшку-то, мальчика нашего, убили сволочи, фашисты проклятые. Детей наших стреляют…
Покачиваясь из стороны в сторону, она долго проклинала Гитлера и его солдат, но вот она несколько успокоилась:
— Мама у Вани-то сердечница. Ни в коем случае нельзя ей вот так сразу говорить о Ванюшке. Помрет-то Екатерина Модестовна, не выдержит.
Она схватила Петю за руку, потом резким движением вытерла свои обильные слезы и прошептала:
— Мальчик, не ходи к ним. Я сама через Григория Ивановича, папу Ванюшки, подготовлю ее.
Обхватив руками голову, она опять закачалась и заголосила:
— Ох, горе! Горе-то какое в нашем доме.
На какое-то время Петя задумался. Он доберется в Особый отдел фронта и доложит все, а потом вернется. И расскажет о героической смерти их сына. А теперь пора в Особый отдел. Петя уже не раз брался за бронзовую ручку двери. Женщина поняла, что мальчик, принесший в их дом такую трагическую весть, очень торопится. Она по-матерински погладила его по плечу и сказала:
— Ты иди, мальчик. Не бойся, я все передам Голубцовым. Мария Ивановна еще никого никогда не подводила. Я все расскажу о Ванюшке, иди, мальчик.
Петя приоткрыл дверь и твердым голосом сказал:
— Передайте родителям Голубцова, что сын их вел себя героически, он погиб геройской смертью за Родину, за дорогого Сталина…[47]
Женщина перекрестила мальчика, и Петя шагнул в темноту улицы. Он постоял около подъезда, прислушиваясь к частым разрывам снарядов и бомб. Враг продолжал бешено бомбить Ленинград. Он поправил за плечами свою котомку и зашагал по улице. Теперь путь его лежал в Особый отдел НКВД Ленинградского фронта. Дорога была совсем короткой, и для такого ходока требовалось совсем мало времени. Но до Особого отдела Ленинградского фронта он так и не дошел. Где-то здесь, в центре Ленинграда, фашистский снаряд или бомба оборвали жизнь юного разведчика. Было это вечером 6 декабря 1941 года… Вдень, когда город подвергся наиболее интенсивному обстрелу…
Прощай, наш юный разведчик. Благодарная Россия тебя и твоих боевых друзей никогда не забудет.
Примечания
1
Желающие могут узнать все подробности в строго документальной и документированной с подлинными фотографиями, книге генерал-майора Н.В. Губернатором «СМЕРШ против Буссарла». (Репортаж из архива тайной войны.) Москва Жуковский. Изд-во Кучково Поле», 2005.
2
Вообще-то слови «полиции» по-немецки означает «полиция» (polizei), а вовсе не полицейский; но именно «полицаями» называли жители оккупированных районов русских, украинских и прочих полицейских.
3
Через несколько лет внутренняя тюрьма в здании КГБ на нынешней Лубянской площади была ликвидирована. Следственным изолятором КГБ стала Лефортовская тюрьма.
4
Фамилия этой ни о чем не подозревавшей женщины изменена.
5
Секретная служба, использующая в своей работе тайных агентов, называлась также РТП — «Русская тайная полиция». Многие рядовые полицаи даже не подозревали о ее существовании. РТП вела агентурное наблюдение и ta ними, и за всеми русскими служащими в учреждениях оккупантов.
6
В тот период существовал самостоятельный Народный комиссариат государственной безопасности СССР. 20 июля 1941 года он был объединен с Народным комиссариатом внутренних дел СССР и единый НКВД СССР. В 1943 году НКВД СССР вновь был разделен на НКВД и НКГБ СССР.
7
Ныне Брянский технологический институт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});