— Мы прикинули: страшное оружие может получиться, Валерьян Вениаминович. Пространственные бомбы. Выделенные из Шара объемы с микроквантами. Электрическими полями, чего проще. То, что случилось с Таращанском, возможно для любого города Земли.
Пец хмуро рассматривал кряжистого полковника, ершик седых волос на красивой голове, следил за четкой командирской жестикуляцией. «Вот только вас там еще не хватало».
— Минутку, — поднял он ладонь. — Вы сказали: выделить объемы с микроквантами. И вы знаете — как?
— Н-ну… — Военпред поднял и опустил широкие брови. — Это вопрос технический.
— Иными словами, ваше «чего проще» и преувеличенные опасения — с потолка, — жестко заключил директор. — Технические трудности, знаете, похоронили не одну тысячу эффектных идей. В том числе и о сверхоружии. Впрочем, хорошо, что сказали, изучим и эту возможность. Благодарю за предложение сотрудничества. Когда потребуется, пригласим ваших коллег для обсуждения. Все.
Волков побагровел по самую шею в тугом темно-зеленом воротнике. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Он больше привык сам так разговаривать с другими.
— Извините, товарищ Пец, — сказал он, — но я и до ваших слов понимал, что суюсь не в свое дело. Понимаю и то, что этот способ может стать оружием не завтра и не послезавтра. Но он может им стать! И очень скверным, массового уничтожения. Все мы за мир, я не меньше вашего — но ситуация требует принятия ответственных мер. Изучение изучением, но в качестве первой меры настаиваю на засекречивании. — Полковник поднял на Пеца светлые глаза в морщинистых веках; взгляд их был тверд. — Если не поддерживаете, направлю докладную сам.
«Ох, черт, как со мной разговаривают!» Пец четверть минуты боролся с желанием выставить военпреда за дверь. Но миролюбие превозмогло.
— Как вам известно, способ полевого управления НПВ разработан покойным Корневым и мною. Право решать, засекречивать свою работу или нет и в каком направлении ее развивать, принадлежит в первую очередь авторам, а не…
Но разгорячившийся полковник перебил его:
— Извините, но в делах такого масштаба вопросы научной этики отступают на второй план. Когда речь о жизнях миллионов — не до миндальничанья!
— Вопросы этики никогда не отступают на второй план! — гаркнул Пец, хлопнул по столу ладонью; он тоже раскраснелся. — Не должны отступать! Их оттесняют, это совсем другое. Поэтому и живем в страхе и неуверенности, что различные… гм! — политические дубы и недоумки исключают этику из отношений между людьми и народами, заменяют ее силой, деньгами, властью, подлостью. Не выберемся так из дерьма. Миндальничанье!.. Словом, так: вы мне доложили — я вас выслушал. Вы знаете далеко не все, гораздо меньше, чем нужно, чтобы добиваться правильных решений. Будем изучать вопрос. А ежели вздумаете действовать наобум и в обход, то — поскольку у нас с вами простой взгляд на этику — обещаю, что ваша карьера на этом закончится. Располагаю соответствующими возможностями. Все, идите. — Военпред продолжал сидеть, шевельнул губами с намерением возразить, но директор повторил с нажимом: — Идите!
Тот поднялся и, повернувшись не по-военному, вышел.
«Оружие. Засекречивание. Страх, доводящий народы и государства до нервных судорог. Подозрительность… Нет, именно в делах такого масштаба нельзя допустить, чтобы животные чувства возобладали — на уровне народов! — над человеческими. — В отличие от военпреда, Пец представлял как. В принципе. — А может, и не в принципе? — Он вспомнил увиденное вчера в экспериментальной мастерской: листы стекла и пластмасс, бетонные плиты с дырами — крупными и малыми, ровными и рваными. — Может, это оно и есть?…»
II
Четыре листка бумаги с числами, символами и разлинованными в мелкую клетку графиками выскользнули из плоского зева пневмопочты по левую руку от кресла, веером легли на полированную поверхность стола. Пец взял крайний, прочел: «Экстраполяционный прогноз блужданий Метапульсаций на 16–20 сентября». Это было решение задачи, которую он дал позавчера Иерихонскому; выполнено с задержкой на несколько часов — по понятной, впрочем, причине. Ну-ка?… Валерьян Вениаминович, минуя расчеты, взял листы с графиками. Проекция блужданий на плоскость «север — вертикаль — юг»… проекция на плоскость «запад — вертикаль — восток»… на горизонтальную — при крайних точках указаны даты и время. Так-так… ага, вот самое крайнее смещение, самое-самое, отмеченное на всех проекциях. Когда его ждать?
Пец всмотрелся в цифры против голубого кружка на ломаной кривой — и сбилось с ритма сердце, кровь снова прилила к голове: «16.IX в 17.10–17.15». Сегодня. Подавив паническое желание поглядеть на часы, он с минуту изучал графики и расчеты, надеясь, что ошибся, увидел не то. Нет, все было то. С расчетной погрешностью ±4 минуты.
Валерьян Вениаминович взглянул на табло, времен над дверью кабинета: эпицентровых 28.20, земных 14.10. Мысли залихорадило, рефлексы администратора толкали к немедленному принятию мер, рука сама потянулась к пульту телеинвертера. «Спокойно, спокойно, — смирил себя директор. — Что будет-то? Может, ничего? Или, напротив, все?… Дать команду Петренко ускорить… так ведь только что дал. Спокойно. Не надо свистать всех наверх — лучше самому подняться наверх. Прикинуть, обдумать не спеша».
Он взял листки, отчет о повреждениях сети и, пройдя пустую приемную, направился к лифту. «Эк заштормило: то одно, то другое, то третье! Растерялся, папа Пец? Тут растеряешься…» Выйдя из лифта на предпоследнем уровне, он успокоился: теперь от необходимости решать и действовать его отделяли не часы, а — если пожелает — многие дни. Думать, прикидывать так и эдак можно обстоятельно, без натуги. А думать есть о чем. Надвигалось — Валерьян Вениаминович это чувствовал — такое, что потребует напряжения всех душевных и умственных сил. Именно надвигалось, а не было позади. «Теперь мне не отвертеться», — подумал он, отпирая дверь своей комнаты в профилактории, и, осознав эту мысль-чувство, замер на пороге.
— От Чего? — спросил сам себя. И сам ответил: — От ясности. От ясного, однозначного отношения к НПВ, Шару, Меняющейся Вселенной, новому знанию. Ко всему, что было, есть и еще может быть здесь… Выходит, я уворачивался?
Похоже, что так. Проблемы возникли не сейчас, они накапливались, и он думал над ними, вернее, помнил, что надо думать. Пытался не раз и не два собраться как следует с мыслями, все сопоставить, оценить… огорчался, когда отвлекали текущие дела (а они постоянно отвлекали), обещал себе: вот разделаюсь с этими, тогда все побоку и возьмусь!.. Ну, вот еще отодвину в сторону эту проблему, которая загораживает обзор, и тогда…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});