– Ну что, ты готов? – раздался голосок Леди. – Тогда пошли завтракать.
Я зашагал следом за своей провожатой по протоптанной тропинке к центру поляны, к большому серому камню.
Усевшись возле камня, я развязал лежащий на нем большой узел из грубого отбеленного полотна. Внутри оказался каравай черного хлеба, похоже, домашней выпечки, приличный кусок копченого мяса, четыре огурца и каменный кувшин с молоком. Увидев эту снедь, я понял, что почти умираю с голоду. До сих пор было как-то не до еды. Леди свернулась клубком на камне напротив.
– Что вам положить, Леди, – галантно обратился я к своей спутнице.
– Немного молока, пожалуйста.
Я снял с кувшина крышку, напоминавшую маленькое глубокое блюдце, и, поставив его перед Леди, плеснул в него молока. Кинжалом нарезал крупными ломтями хлеб и мясо, разрезал вдоль два огурца, но посолить их было нечем. Леди с интересом наблюдала за моими действиями. Я взглянул на нее, взял ломоть хлеба, положил на него кусок мяса, накрыл все половинкой огурца и с наслаждением откусил. Продукты были, что называется, отменного качества, а клиент, который всегда прав, достаточно голоден, поэтому за столом довольно долго царило полное молчание, нарушаемое только сочным хрустом огурцов. Леди, поглядывая на меня, прихлебывала свое молоко.
Утолив первый, самый зверский голод, я поискал глазами, во что бы налить себе молока.
– Пей из горшка. – В голосе Леди явно звучала смешинка.
– Могу ли я вместе со своей глубочайшей благодарностью за спасение от голодной смерти задать праздный вопрос?
– Валяй, вместе с благодарностью.
– Откуда такая замечательная еда? Разве в вашем краю змеи разводят молочный и мясной скот и сооружают предприятия пищевой промышленности?
Леди удивленно подняла свою изящную головку:
– Слушай, ты попроще можешь выражаться? А то я чувствую себя как при дворе полоумного принца.
– Ты знаешь, я, пожалуй, действительно напоминаю полоумного принца Гамлета. Когда я вижу, что надо мной подсмеиваются, я всегда начинаю нести заумь.
– Гамлет?.. – протянула она задумчиво. – Нет, не знакома… И никто над тобой не подсмеивается. А продукты… Ну, видишь ли, я все-таки не какая-нибудь гадюка бездомная. Я из очень высокопоставленной, можно даже сказать, королевской семьи. А люди, живущие в округе, почитают меня, как весьма серьезную богиню местного значения, с которой опасно ссориться. Так что, ты сидишь за алтарем в храме, посвященном мне, и вкушаешь жертвенные дары, мне принесенные. Вкусно?
Я поперхнулся молоком и внимательно оглядел «храм».
– Так именно поэтому по этой траве нельзя ходить?
– По этой траве не ходят и из почтения ко мне, и потому, что это очень опасно для жизни. Ты что, никого не видишь?
Я еще раз внимательно огляделся. Шагах в пяти от алтаря из травы показался развернутый капюшон королевской кобры. Да, здесь действительно не погуляешь.
– Если ты сыт, то собирай остатки, и поехали. Поговорить можно и в пути.
– Ну, допустим, ты поедешь на мне, – сказал я, заворачивая остатки еды в полотно, – а на ком поеду я?
Завязав узел, я протянул Леди руку, и она быстро скользнула на свое привычное уже место на моем плече.
– Ты, как тебе и положено, поедешь на боевом коне. Нельзя же такого молодца усадить в телегу. Или в карету, даже если бы ее можно было достать.
Я в детстве пару-тройку раз катался на лошади и не могу сказать, чтобы получал при этом большое удовольствие. Особенно в тот раз, когда я не успел усесться на спине у лошади, а она тронулась в путь. Лошадь тихо шла по дороге, я уныло болтался у нее на боку, корябая ее шею ногтями, а мой двоюродный братец лежал в придорожной канаве, помирая от хохота. Зараза! Это он подбил меня «прокатиться на лошадке». Шагов через пятнадцать я грохнулся на дорогу, а мудрая скотина аккуратно обошла меня и пошла дальше, даже не обернувшись. Так что считать себя достаточно опытным наездником я не мог. Что и высказал Леди.
Она удивленно подняла головку:
– По твоему виду не скажешь, что ты не знаком с основами верховой езды. Но поскольку другого транспорта все равно нет, я думаю, что ты справишься.
Ее уверенность меня несколько приободрила.
Мы покинули храм моей подруги по уже знакомой тропинке и двинулись вдоль ручья, вниз по течению. Буквально через несколько шагов я увидел привязанного к дереву коня.
Я уже говорил, что недостаточно разбираюсь в лошадях, но эта мне очень понравилась. Высокий гнедой жеребец, с черной гривой и хвостом, широкой грудью и чуткими ушами косился на меня огромным влажным глазом из-под длинной челки. Передние ноги у него были одеты в белые чулочки, а на лбу звездой сияло небольшое белое пятно. Сбруя и седло из простой коричневой кожи с железным набором были не новые, но прочные.
Когда я подошел, конь потянулся ко мне теплыми ноздрями и шумно фыркнул. Я очень удивился, что на Леди он не обратил никакого внимания, – насколько я представлял себе лошадиные повадки, конь должен был бояться змей.
– Похоже, ты ему понравился, – раздался ее мелодичный голосок. – Надо будет выразить свое удовольствие Мишле. Мишля – это мой главный жрец, чтоб ты знал, – добавила она.
Я отвязал повод и закинул его на спину лошади. Затем подошел сбоку, вставил ногу в стремя и, ухватившись рукой за передок седла… Как бы мне хотелось сказать «соколом взлетел в седло затанцевавшей подо мной лошади», но, правды ради, приходится сказать… взобрался на коня.
Как только я оказался в седле, Ворон, как я назвал про себя этого красавца, мотнул головой и двинулся мерным шагом между деревьями по едва заметной тропинке.
– Ты его не дергай, – прошептала Леди, – пока что я его поведу.
– Так куда мы направляемся?
– Я думаю, тебе надо попасть в Холм. Только там мы сможем разыскать необходимую информацию и нужных людей. До Холма мы, не торопясь, доберемся за два-три дня. За это время ты лучше узнаешь наш мир и, может быть, самого себя. А дальше сориентируемся.
3. Путь
…Я стараюсь, чтобы знакомые мне люди были или моими друзьями, или моими врагами. Я боюсь безразличных знакомых. Если Вы человеку безразличны, его действия в отношении Вас совершенно непредсказуемы.
Правда, его действия также непредсказуемы, если он Вам друг или враг…
Солнце стояло уже достаточно высоко, когда тропинка, по которой мы продвигались, незаметно превратилась в довольно широкую тропу. Видимо, ею часто пользовались местные жители, и хотя назвать дорогой ее еще было нельзя, но уже можно было не пригибаться, увертываясь от низко растущих сучьев. Деревья расступились, и яркое синее небо в обрамлении высокой зелени казалось широкой лентой, потерянной в траве. Лучи солнца, проходя сквозь листву, вырисовывали на плотной низкой траве причудливый ковровый узор, в котором терялись мелкие лесные цветочки.
Леди рассказывала в основном о себе, потому что, по ее собственному уверению, с Миром людей была знакома недостаточно и не хотела, чтобы у меня создалось о нем превратное мнение.
– С миром людей ты и сам рано или поздно разберешься, но мне хочется, чтобы ты достаточно хорошо знал, с кем пустился в путешествие, – заявила она.
Как я понял из ее рассказа, она была «продуктом» какого-то давнего, забытого волшебства, одним из тех чудес, которые создавали маги этого Мира в далеком прошлом из самых обычных животных.
– Так что ты не очень удивляйся моему поведению или некоторым моим способностям. Тебе, возможно, придется повстречать и другие весьма удивительные существа, – постоянно повторяла она.
Слышать ее и разговаривать с ней могли немногие – двое-трое ее жрецов, кузнец из ближней деревни, несколько детей. Все прочие люди ее не понимали, очень боялись и далеко обходили ее поляну. Причину этого я так и не понял, но, по ее словам, ее считали чрезвычайно опасной. Поэтому-то круг ее знакомых был довольно ограничен, и ее очень обрадовала возможность пообщаться со мной.