— Вы это тоже огораживаете? — лицо мистера Левеллина выражало, как мне показалось, недоумение.
— Здесь нет никаких проблем с юридической точки зрения, — уверила его я. — Вся земля полностью принадлежит Вайдекру. Используя ее как общинную, мы только отдаем дань традиции. Наши люди охотились здесь на мелкую дичь, пасли скот, собирали дрова и хворост. В старые времена заключалось раз в год соглашение между сквайром и деревней, но записей об этом не сохранилось. — Я улыбнулась, но мои глаза оставались холодными. — И даже если б они сохранились, — продолжала я иронически, — лишь немногие из наших людей сумели бы их прочесть. Следовательно, нет никаких причин оставлять эту землю в их пользовании.
— Вы не поняли меня, — мистер Левеллин говорил мягко, но что-то в его лице изменилось. — Неужели вы решились вспахать эту землю плугом, выровнять холмы, засыпать ручьи и в результате засадить все пшеницей?
— Таковы мои намерения, — мое лицо стало таким же печальным, как его.
— Хорошо, хорошо, — больше он ничего не сказал.
— Вы заинтересованы в закладной на эту землю? — небрежно спросила я, когда мы повернули домой.
— Разумеется, — холодно ответил он. — Это обещает хорошую прибыль. Вы бы желали получить деньги наличными или мне перечислить их вашим лондонским банкирам?
— В Лондон, если вас не затруднит, — сказала я. — У вас имеется их адрес.
Домой мы ехали в молчании, освещаемые ярким, но таким холодным зимним солнцем.
— С вами приятно вести дела, миссис Мак Эндрю, — церемонно произнес мистер Левеллин, когда мы подъехали к конюшне. — Я не буду заходить в дом. Попросите запрячь мою лошадь, я сразу отправлюсь в обратный путь.
Он подошел к своей карете и протянул мне два контракта. Я приняла их, пробежала глазами и протянула ему на прощание руку.
— Благодарю вас за ваш визит, — вежливо отозвалась я. — Желаю благополучного возвращения.
Он уселся в карету, лакей убрал ступеньки и закрыл за ним дверцу. Я подняла на прощание руку, и экипаж укатил.
День был холодным, но я продрогла не только от мороза. Меня сковывало холодное прощание мистера Левеллина. Совершенно чужой человек, он осудил меня за мое отношение к общинной земле, за предательство интересов бедных людей, доверявших мне, за мое стремление разрушить хрупкую красоту Вайдекра. Я вздрогнула. Повернувшись к дому, я увидела, что у двери стоит, наблюдая за мной, Селия. Она казалась встревоженной.
— Кто был этот джентльмен? — спросила она. — Почему ты не пригласила его в дом?
— Это всего лишь торговец, — ответила я, передавая поводья конюху. Подойдя к Селии, я слегка обняла ее и повела в дом. — Сегодня холодно. Пойдем погреемся у камина.
— Что его интересовало? — продолжала она расспросы. Я в это время снимала перчатки и шляпку, а потом позвонила, чтобы подали горячий кофе.
— Он хочет купить строевой лес с новой плантации, — предпочла я полуправду. — Я отвозила его туда и ужасно замерзла.
— Разве эти деревья уже готовы к вырубке? — удивилась Селия. — Мне кажется, это не так.
— Ты права, Селия, — ответила я. — Он — специалист по строевому лесу и дает вам гарантированную цену задолго до вырубки деревьев. Но наши деревья растут быстро, и скоро плантация будет готова. Селия, ты не бываешь там годами и совершенно не знаешь, как обстоит дело.
— Да, конечно, — согласилась Селия. — Я не интересуюсь землей так, как ты, Беатрис.
— Да и нет причин на это, — я улыбнулась вошедшему Страйду и кивком велела налить кофе. — Зато твой контроль за кухней просто ослепителен. Что сегодня на обед?
— Суп из дичи и оленина, — рассеянно ответила Селия, — и еще несколько блюд. Беатрис, скажи, когда Джон вернется домой?
Неожиданность ее вопроса заставила меня вздрогнуть и взглянуть на нее. Она сидела на подоконнике, в руках у нее не было ни вязания, ни вышивки, но ее глаза не знали покоя — они изучали мое лицо. И я чувствовала, что ее мозг пытается разгадать эту непонятную для нее ситуацию.
— Только, когда он будет совершенно здоров, — твердо ответила я. — Я больше не желаю таких сцен. Как я и ожидала, она побледнела.
— Избави Бог, — прошептала она и невольно опустила взгляд на то место, где лежал связанный Джон, моля ее о спасении. — Если б я знала, что с ним будут так обращаться, я бы ни за что не поддержала твою идею послать его туда.
— Конечно, нет, — я внимательно следила за ней. — Но, главное для него — это вылечиться. Кроме того, мне казалось, что это было его собственное желание.
Селия кивнула. В ее глазах я увидела тень возражения, но слушать его мне не хотелось.
— Я пойду переоденусь к обеду, — сказала я, поднимаясь с кресла. — Сегодня очень холодно. Пусть дети отправятся в галерею и поиграют в волан.
Лицо Селии просветлело при упоминании о детях.
— О, отлично! — отозвалась она, но в голосе ее не было радости.
С помощью такой незамысловатой хитрости освободилась я от вопросов о мистере Левеллине, майорате, о том, зачем мне понадобились деньги. Главное, от расспросов о Джоне и его предполагаемом возвращении.
Селия ждала возвращения Джона к Рождеству. Рождество пришло и ушло, но Джон еще не поправился. В этом году мы не устраивали большого рождественского бала, поскольку были в трауре. Но доктор Пирс предложил сделать маленький праздник для деревенской детворы в доме викария.
Я решила, что мы сделаем даже кое-что получше: мы обеспечим детей подарками. Мисс Грин — домоправительница викария и сестра нашего мельника — подпустила шпильку, поинтересовавшись, что будут есть детишки и примерно какой счет мы можем оплатить. Она была необыкновенно противная старая дева. Поэтому в Рождество я подкатила к церкви в карете, доверху нагруженной хлебом, вареньем, сладостями и лимонадом. Праздник начинался сразу после воскресной службы, и мы с Гарри и Селией вышли из церкви поздороваться с арендаторами и работниками, обычно поджидавшими нас здесь.
Самые бедные из батраков и их дети находились в доме викария под присмотром мисс Грин и двух помощников приходского священника.
— Счастливого рождества, с добрым утром! — поздравила я собравшихся во дворе церкви и была удивлена отсутствием улыбок. Мужчины обнажили головы, женщины приседали в реверансе, когда мы проходили мимо, но я не чувствовала теплоты, с которой меня всегда встречали. Я удивленно оглянулась, но никто не смотрел мне в глаза, никто не бормотал «Как хороша сегодня мисс Беатрис», никто не приветствовал нас.
Я так привыкла быть любимицей Вайдекра, что сейчас просто ничего не могла понять. Дети расселись на скамьях вдоль длинного стола, за ними стояли их родители, в считанные минуты прислуга Вайдекра помогла миссис Грин принести обильный обед. Это был Рождественский обед — один из самых радостных и шумных праздников в году. Но сейчас повсюду царило молчание и никто не улыбнулся мне. Я отыскала глазами миссис Мерри, повитуху, и поманила ее пальцем.