Моргнув пару раз, прогоняю остатки воспоминаний о не самых радостных мгновениях жизни. Но убиваться из-за этого не будем, путь России лежит далеко от европейской проторенной дорожки. Как бы ни считали Петр и его окружение, самобытность моей Родины – вот ключ к ее величию. Правда, самобытность не пассивная, а активная, с долей агрессии и продвижения нужной нам политики!
– Ваше высочество, прикажете готовиться к пути или займете комнаты в городе? – Олег с ожиданием смотрел на меня.
– Быстрее тронемся – скорее домой попадем…
Мечтательно прикрыв глаза, я увидел пред собой прелестную лекарку в легком платьице, с охапкой полевых цветов. «Черт! Скорее бы домой!» В грудь, словно в набат, ударило сердце.
– Как прикажете.
Развернувшись, лейтенант гвардейцев тут же начал распоряжаться своими подчиненными, радостно переглядывающимися между собой; Никифор между делом тихо командовал слугами, посылая их из одного конца пристани в другой.
Затянутое свинцовыми тучами небо не предвещало ничего хорошего для путешественников, однако торчать на юге России и праздно шататься было выше моих сил. Почему бы это так? Ведь климат здесь совершенно другой, да и условия проживания во много раз лучше, чем в Центральной России. Ан нет, есть такое понятие, как любовь к Родине! От него никуда не деться и не спрятаться, приходится только мириться… и мирить с этим всех остальных, как бы двусмысленно сие заявление ни звучало.
За занявшей около получаса подготовкой к дальнейшей поездке я размышлял о том, что сейчас делает отец. Ведь, как мне кажется, победа при Полтаве дала государю возможность, наверное, впервые после нарвского поражения вздохнуть полной грудью. И наверняка у него сейчас освободились руки разобраться в массе отдельных распоряжений первых лет войны. Как ни крути, а карманы людей не бездонны, не говоря уже про саму казну, и все это вместе накладывает свой отпечаток на будущую военную кампанию.
Вот только за военные траты я как раз не опасаюсь, они стопроцентно останутся на уровне, если вообще не поднимутся – увы, но данной проблематике я в свое время не уделил должного внимания и теперь понимаю, что зря, вот только вернуться назад уже нельзя.
И как же решил вопрос нехватки денег отец? Очень просто: следуя правилу «все для армии, все для победы», Петр упростил финансовое управление страной. Он просто-напросто передавал сборы с отдельных местностей прямо в руки генералов, на их расходы, минуя центральные учреждения страны, куда деньги должны были поступать по старому порядку.
С одной стороны, мысль вроде здравая, а вот с другой… Вояки, что бы там ни говорили, редко отличаются особой смекалкой в управлении землями, не говоря уже о целых губерниях, так что можно считать закономерностью разбиение страны на губернаторства, подчиненные не воеводам, а губернаторам. По сути своей они становились властителями данных краев, не считая меня и моей самой маленькой губернии: я-то должен держать ответ перед царем, причем уже сразу по приезде, а они – нет. К примеру, в только завоеванной стране – в Ингерманландии, отданной «в губернацию» Меншикову, – Алексашка творит что хочет, оправдывая это тем, что якобы укрепляет район, хотя знаю я из истории, как он его укреплял: две трети расходов себе в карман, а одну треть – на стройку. Урод!
Так же, можно считать, обстояли дела и в Киеве со Смоленском – я имею в виду полное владычество губернаторов в них.
Эти два города объединяли прилегающие земли для приведения их в оборонительное положение против нашествия Карла XII еще два года назад; правда, там, действительно, работа была проведена титаническая, не к чему придраться… в основном.
Оставшиеся Казань, Воронеж и Азов получили своих вожделенных губернаторов из-за тяги страны к увеличению мощи государства и в частности к ее стабильности. Казань – для усмирения волнений, а Воронеж и Азов – для постройки флота…
– Послушай, Алексей, – несколько вяло обратился ко мне Алехандро, – гм… ваше высочество, неужели здесь всегда так сыро, серо и уныло?
В глазах испанца все еще плескалась тоска о потерянном доме, о предательстве, понять которое он не может до сих пор, и о том, что надежды, мечты рассеялись безвольным дымом, унесенные легким ветерком королевского слова.
– Нет, не всегда. Вот там, где будем мы, такая погода занимает как минимум треть всего времени года, еще треть – морозы и снегопады, а остальное – как придется, – серьезно отвечаю Алехандро.
– А-а-а, – протянул он досадливо.
В отличие от своего земляка, взятый в чем был лекарь выглядел на удивление живым и бодрым; кажется, его участь не казалась ему плохой, скорее наоборот. Хотя как ему не быть таковым, если его сжечь, как колдуна, пытались, и это в просвещенной европейской стране! Дикари!
Между тем наша процессия легкой рысью тронулась в путь, оставляя за собой мачты шнявы «Санта-Лючия», чей капитан, наверное, зло матерится, проклиная свою тягу к авантюрам.
…Как и говорил граф Гомез, нам пришлось прождать в «Тихой заводи» приглашения на аудиенцию к испанскому монарху шесть дней. Блуждая по Мадриду, я нашел много интересного для себя, даже купил пару переливающихся на свету всеми цветами радуги безделушек специально для Юли, а то нехорошо получается: уехал – и приеду без подарка.
Гуляя по улицам и магазинам, полным разнообразной безвкусицы, мы однажды забрели в парк, где сидела пара живописцев, увлеченно пишущих пейзаж Мадрида. Решив не мешать мастерам, мы с Алехандро стояли невдалеке пару часов, дожидаясь, пока они закончат. Проследив за ними, мы вышли к трехэтажному зданию школы живописи, и, не удержавшись от соблазна, я прошел внутрь. Соприкоснуться с настоящим искусством всегда полезно, а главное, нужно, дабы не стать простым болванчиком, оценивающим все объекты вокруг себя через призму «ценно или нет».
По просьбе Алехандро нас проводили в одну из зал, где была выставлена часть полотен. Проходя мимо них и внимательно вглядываясь в мученические, одухотворенные, разъяренные, поникшие, унылые, радостные лица, я поневоле подумал о бренности собственного существования. О том, что мир на самом деле не столь сер, как кажется, главное, уметь видеть…
Одно полотно – «Ангел выводит апостола Петра из темницы» – чем-то зацепило взгляд больше, чем все остальные, вместе взятые. Не понимая, почему именно так, я решил купить ее. Разобраться самому, а заодно и государю подарок сделать, все же повод будет в радостные мгновения первой встречи.
Как ни удивительно, но с покупкой картины проблем не возникло: оказывается, эта зала и предназначалась для предварительного ознакомления с полотнами, и пользовались ей не сказать чтобы часто, но все же и не столь редко, чтобы школа разорилась и закрылась.
Сам же старинный город выглядел этаким атлантом, держащим у себя на плечах весь мир. Но, видимо, этот атлант прекрасно понимал, что в скором времени его силы истощатся и ему придется передать свою неподъемную ношу более могучему собрату, который, вполне вероятно, может раздавить ослабевшего соперника, дабы тот впредь и не помышлял о былом величии, не говоря уже о чем-то большем. В мире всегда будет править сила, как бы ее ни назвали: будь то борьба за равенство, ядерная дубинка или же экономическое превосходство – разница лишь в средствах, а итог всегда один.
Часто со мной гулял и сам Алехандро, оказавшийся охочим до архитектурных изысков столицы своей страны. Оказывается, он в Мадриде всего лишь третий раз, да и то все предыдущие его посещения были скомканными и не позволили молодому графу должным образом насладиться красотой соборов, церквей и старинных особняков аристократии.
На жизнь юного отпрыска старого, но не богатого рода накладывают свой отпечаток не всегда радостные и достойные воспоминания. Но они есть, и от них никуда не деться. Как, впрочем, и от представлений его родителей о столичной жизни, где во все времена тратилось больше средств, чем уходит на нужды собственной армии. Такая суровая и грязная действительность!