Говоря это, старый лорд почти силой увлек из комнаты графа Кревкера, который, выходя, бросил грозный взгляд на молодого стрелка. Спустя минуту в приемной, по другую сторону решетки, появилась Изабелла и, увидев Квентина одного в комнате, остановилась в смущении и с минуту не поднимала глаз.
— Впрочем, зачем мне быть неблагодарной лишь потому, что люди так подозрительны? — сказала она наконец. — Мой друг, мой спаситель! Мой единственный верный и преданный друг среди грозивших мне опасностей и измены!
С этими словами она быстро подошла к решетке и протянула юноше руку, которую тот стал целовать, не в силах удержаться от слез. Она не отняла руки и только сказала:
— Если бы это не было наше последнее свидание, Дорвард, я никогда не позволила бы вам такого безумия.
Когда мы напомним, от каких ужасных опасностей спас ее Квентин, напомним, что он был действительно ее единственным верным и преданным другом, быть может, мои читательницы, даже если бы между ними оказались графини и богатые наследницы, простят Изабелле это маленькое нарушение ее графского достоинства.
Наконец она высвободила свою руку и, отступив от решетки, спросила, все больше смущаясь, о чем он хотел поговорить с ней.
— Я знаю от старого шотландского лорда, который приходил ко мне с графом Кревкером, что у вас есть ко мне просьба, — сказала она. — Что же это за просьба? Скажите. Если бедная Изабелла в состоянии исполнить ее, не нарушая своего долга и чести, можете быть уверены, что она ее исполнит. Только прошу вас, — добавила она, робко озираясь, — не говорите ничего такого, что могло бы повредить нам обоим, если бы кто-нибудь нас услышал.
— Будьте спокойны, графиня, — грустно ответил Квентин, — не здесь могу я забыть разделяющее нас расстояние и, поверьте, никогда не навлеку на вас негодования ваших гордых родственников, ибо вы внушили самую преданную любовь тому, кто не так могуществен и богат, как они, но все же не менее благороден. Пусть эта любовь забудется навсегда, как сон, забудется всеми, кроме того, кому эта мечта навеки заменит действительность!
— Молчите, прошу вас! — воскликнула Изабелла. Ради себя самого.., ради меня, — ни слова больше об этом! Скажите лучше, чего вы от меня хотите?
— Прощения человеку, который ради личных целей и выгод поступил с вами как враг, — ответил Квентин.
— Кажется, я никому не желаю зла, — сказала Изабелла. — Ах, Дорвард, от каких опасностей меня спасло ваше мужество и присутствие духа! Этот страшный окровавленный зал, этот несчастный епископ… Я только вчера узнала обо всех ужасах, которые тогда совершились!
— Не думайте о них! — проговорил с живостью Квентин, заметив, что лицо молодой девушки покрылось смертельной бледностью. — Не вспоминайте! Постарайтесь лучше с твердостью смотреть вперед, потому что опасности, угрожавшие вам, еще не миновали. Выслушайте меня. Вы больше чем кто-нибудь другой имеете право считать короля Людовика тем, что он есть на самом деле, то есть хитрым и коварным изменником. Но если сейчас вы обвините его в том, что он подстрекал вас к бегству и, что еще важнее, хотел предать в руки де ла Марка, это может стоить ему если не жизни, то короны и, наверно, вызовет кровопролитнейшую войну между Францией и Бургундией.
— Не я буду причиной таких несчастий, если только в моей власти их отвратить, — сказала Изабелла. — Впрочем, если б даже я жаждала мщения, малейшей вашей просьбы было бы довольно, чтобы заставить меня от него отказаться. Могу ли я дольше помнить обиды, нанесенные мне королем Людовиком, чем ваши бесценные услуги? Но как мне быть, когда я предстану перед моим государем, герцогом Бургундским? Я должна буду или молчать, или сказать всю правду. Молчать — значит прогневать его, а лгать.., вы сами не захотите, чтоб я лгала.
— Конечно, нет, — ответил Дорвард. — Пусть только ваши показания о Людовике ограничиваются тем, что вы сами знаете как несомненную истину; когда же вам придется упомянуть о том, что вы знаете с чужих слов, то как бы достоверны ни казались вам эти слухи, передавайте их только как слухи, не больше, и не говорите, что придаете им веру или значение, если б даже это и было так. Не может бургундский совет отказать монарху в той справедливости, которой на моей родине пользуется каждый преступник! Они должны будут признать его невиновным, если против него не окажется явных, прямых улик, а все, что вы сообщите как простой слух, справедливость которого вы лично не можете подтвердить, им надо будет еще доказать свидетельскими показаниями других лиц.
— Кажется, я понимаю вас, — сказала Изабелла.
— Я объясню вам это еще подробнее, — сказал Квентин и принялся разъяснять свою мысль на примерах. Он еще говорил, когда раздался звон монастырского колокола.
— Это знак, что мы должны расстаться, — сказала Изабелла, — расстаться навсегда! Не забывайте меня, Дорвард, а я вас никогда не забуду.., не забуду и ваших верных услуг…
Больше она не могла говорить и молча протянула ему руку. Он припал к ней устами, и уж не знаю, право, как это случилось, но только, стараясь ее высвободить, графиня оказалась так близко к решетке, что юноша дерзнул запечатлеть на ее губах прощальный поцелуй. Она не оттолкнула его — может быть, потому, что не успела, так как почти в ту же минуту в приемную стрелой влетели Кревкер и Кроуфорд, подсматривавшие в щелку за молодыми людьми, беседу которых они, впрочем, не могли слышать. Кревкер был в бешенстве, Кроуфорд же от души хохотал, стараясь сдержать порывы своего товарища.
— Ступайте в вашу комнату, сударыня, слышите? Вы стоите того, чтобы вас засадить в келью на хлеб и на воду! — крикнул граф Изабелле, которая, опустив вуаль, поспешно удалилась. — А ты, красавчик.., ты просто нахал! Настанет час, когда интересы государей и держав не будут иметь ничего общего с такими молодцами, как ты, и тогда я проучу тебя за то, что ты, нищий, осмелился поднять глаза на…
— Довольно, довольно, граф! Нельзя ли полегче! — перебил его старый лорд.
— А ты, Квентин, молчи, я тебе приказываю! Ступай к себе!.. И позвольте, граф, заметить вам теперь, когда он уже не может нас слышать, что ваше обращение совершенно неуместно: Квентин Дорвард такой же дворянин, как и король, только, как говорят испанцы, он бедней короля. По своему происхождению он так же знатен, как я, а я — глава нашего рода, и вы не имеете права нам угрожать…
— Ах, милорд, — перебил Кревкер с нетерпением, нахальство этих чужестранных наемников вошло даже в пословицу, и вам, их начальнику, следовало бы их сдерживать, а не поощрять!
— Послушайте, граф, — ответил лорд Кроуфорд, — я командую стрелками пятьдесят лет и до сих пор ни разу не просил советов ни у французов, ни у бургундцев; надеюсь, что, с вашего разрешения, и впредь сумею без них обойтись!