знал, что надо делать.
По моему разумению, дело можно было уладить, только поговорив с Анджелой по душам. Ведь именно она устроила весь этот тарарам, повела себя, как глупая гусыня, сказав «да» вместо «нет», когда Гасси под воздействием спиртного, с одной стороны, и нервного возбуждения, с другой, предложил ей соединиться в браке. Надо всыпать Анджеле по первое число и заставить ее дать Гасси отставку. Четверть часа спустя я набрел на негодницу в беседке, где она пила что-то прохладительное, и сел с ней рядом.
– Анджела, – начал я, и если вы сочтете, что мой голос звучал слишком сурово, хотел бы я послушать, как звучал бы на моем месте ваш голос, – все это совершенный бред.
Она вышла из задумчивости. Потом вопросительно на меня посмотрела:
– Прости, Берти, я не слышала. Ты сказал, что у тебя бред?
– Я говорю не о себе.
– Ох, прости, значит, мне показалось.
– Если бы у меня был бред, я пришел бы разговаривать с тобой?
– Конечно.
Я понял, что лучше отступиться, и взялся за дело с другого конца.
– Я только что видел Таппи.
– Да?
– И Гасси Финк-Ноттла.
– Вот как?
– Оказывается, ты наплевала на Таппи и обручилась с Гасси.
– Совершенно верно.
– Именно в этом смысле я и сказал, что все это полный бред. Не можешь ты полюбить такого идиота, как Гасси.
– Почему же?
– Не можешь – и все тут.
Я хочу сказать, что, конечно же, не могла она полюбить Гасси. Никто не может полюбить этого малохоль-ного придурка, разве что такая же малохольная и придурочная девица вроде Мадлен Бассет. На черта он Анджеле? Нет, конечно, Гасси отличный малый во всех отношениях, обходительный, дружелюбный, и окажись у вас на руках больной тритон, никто лучше Гасси не посоветует, какие процедуры нужно ему делать до прихода доктора. Что же до свадебных колоколов и марша Мендельсона, тут Гасси не находка. Нисколько не сомневаюсь, можно часами метать камешки в самых густонаселенных местах Англии без малейшего риска попасть в девицу, которая бы согласилась стать миссис Огастус Финк-Ноттл, разве что под наркозом.
Я изложил Анджеле эти свои соображения, и она вынуждена была признать их справедливость.
– Пусть так. Может, и правда не люблю.
– Тогда зачем вы с ним обручились, дитя ты неразумное?
– Да так, шутки ради.
– Шутки ради?!
– Именно. Меня это ужасно позабавило. Посмотрел бы ты, какое у Таппи было лицо, когда я ему все выложила.
Внезапно меня осенило.
– А! Так ты стала в позу?
– Что?
– Обручилась с Гасси, чтобы насолить Таппи?
– Да.
– Вот я и говорю, ты стала в позу.
– Да. Наверное, можно выразиться и так.
– Знаешь, как еще это называется? Низкий обман. Барышня, вы меня удивляете.
– Почему? Не понимаю.
Я скривил губы:
– Не понимаешь, потому что ты женщина. Все вы таковы. Режете по живому, и совесть вас не мучит. И еще гордитесь собой. Вспомни Хеверову жену Иаиль [80].
– Где это ты слышал про Иаиль?
– Разве тебе не ведомо, что в школе я получил приз за отличное знание Библии?
– Ах да. Действительно, Огастус об этом упоминал в своем выступлении.
– Ну да, – торопливо сказал я. У меня не было ни малейшего желания вспоминать речь Гасси. – Вот я и говорю, посмотри на Иаиль, Хеверову жену. Вонзила острый кол в голову спящего гостя и пошла бахвалиться везде своим подвигом, тоже мне скаут. Недаром говорят: «О женщины, женщины!»
– Кто говорит?
– Мужчины, кто же еще! Да, жалкие вы создания. Однако ты не собираешься упорствовать, правда?
– Упорствовать в чем?
– В этой бредовой затее с вашим обручением.
– Очень даже собираюсь.
– Просто чтобы выставить Таппи в глупом свете.
– Думаешь, он выглядит глупо?
– Да.
– Так ему и надо.
Я понял, что топчусь на месте. Помнится, приз за знание Библии я получил, когда отвечал на вопросы о Валаамовой ослице. Что это были за вопросы, не могу точно сказать, однако вроде бы речь шла о животном, которое упиралось всеми ногами, прядало ушами и отказывалось внять уговорам. По-моему, сейчас Анджела вела себя точь-в-точь как Валаамова ослица. По-моему, они с Анджелой просто сестры-близнецы. Упрямы до глупости. В общем, Анджела показала себя во всем блеске.
– Вздорная девчонка, вот ты кто, – сказал я.
Она слегка покраснела.
– Никакая я не вздорная девчонка.
– Нет, ты вздорная девчонка. Сама знаешь.
– Ничего подобного.
– Ломаешь жизнь Таппи, ломаешь жизнь Гасси, только чтобы потешить свое самолюбие.
– А это не твое дело.
Я с жаром ее осадил:
– Как это не мое дело? На моих глазах разбиваются жизни моих школьных друзей! Ха! К тому же ты по уши влюблена в Таппи, и тебе самой это отлично известно.
– Ничего подобного!
– Да? Если бы каждый раз, как я ловлю полные любви взгляды, которые ты на него бросаешь, я получал по соверену…
Она смерила меня взглядом, в котором светилась отнюдь не любовь.
– Слушай, Берти, катись ты ко всем чертям!
Я выпрямился во весь рост.
– Именно это и собираюсь сделать, – с достоинством сказал я. – Во всяком случае, я ухожу. Я все сказал.
– И слава богу.
– Однако позволь заметить…
– Не позволю.
– Очень хорошо, – холодно сказал я. – В таком случае пока-пока.