Читать интересную книгу Покинутая царская семья. Царское Село – Тобольск – Екатеринбург. 1917—1918 - Сергей Владимирович Марков

строки, пользуется ими явно пристрастно. Так, например, я показываю, что, насколько мне известно, Б.Н. Соловьев бывал в мирное время в Берлине (а кто же из нас там не бывал?). Пользуясь этим показанием, Соколов силится этим подчеркнуть свои предположения видеть в Б.Н. Соловьеве немецкого агента.

Совершенно точно зная о причинах моей поездки в Сибирь, о моей службе в Красной армии и о целях, побудивших меня поступить в нее, Н. Соколов совершенно пренебрегает этими сведениями, но зато приводит показания генерала X., допрошенного им 2 сентября 1919 года, почему-то скрывая от гласности его фамилию. В этих показаниях последний делает обо мне сенсационно бульварные разоблачения, характеризуя меня не только как «определенного монархиста», что, конечно, сущая правда и за каковую аттестацию я могу только благодарить анонимного генерала, но и как монархиста «определенной германской складки»!

Доказательств к последнему не приводится никаких! Мне еще придется остановиться на этих баснях почтенного анонима обо мне, так как и генерал М.К. Дитерихс принял за чистую монету эти весьма относительные разглагольствования.

Читателю книги Н. Соколова должно быть совершенно ясно, что покойный ныне автор при составлении своего труда был одержим какой-то неотвязной, бредовой идеей. Красной нитью через всю его книгу проходит желание доказать читателю, что германское правительство и даже германские родственники государыни в той или иной мере повинны в екатеринбургской трагедии. И для подкрепления этого своего убеждения судебный следователь Н. Соколов не гнушается ничем!

Вот достаточно красочный пример.

На 100-й странице своей книги Н. Соколов пишет, что я имел связь с германским Генеральным консульством в Петербурге через чиновника консульства господина Германа Шилля, но, зная причины таковой, он умышленно о них ничего не пишет.

Далее у Н. Соколова можно прочесть: «В октябре месяце 1918 года происходит в Киеве свидание Маркова с неким Магенером… и т. д.». И снова Н. Соколов, зная, что Магенер является посланным от августейшей сестры государыни принцессы Ирэны Прусской, предпочитает назвать его «неким»!

Еще далее можно прочесть, что я говорил о судьбе царской семьи с германским военным шпионом, но он не пишет, что я встретился с ним в германской комендатуре города Киева, где, скрываясь от петлюровцев, помогал генералу Д.И. Гурко в его самоотверженной работе по вывозу офицеров за границу!..

Кстати, вспомнив о разговорах моих с германским шпионом, Н. Соколов совершенно забывает упомянуть о том, что я имел совершенно идентичный разговор с начальником чехословацкого эшелона, возвращавшегося на родину, на станции Шпильфельд в Каринтии в мае 1920 года…

Н. Соколов делает все эти передержки совершенно сознательно.

«Таков, – говорит он, – „хороший русский человек“, от которого императрица ждала себе спасения. И какой странный круг знакомств для русского офицера…» – так заканчивает свои разоблачения обо мне Н. Соколов!

Читатель и сам из прочитанных страниц может убедиться в том, ждала ли государыня от меня лично спасения и странный ли у меня был круг знакомств.

Я же скажу, что меня поражает странная манера писать и извращать факты, чем отличился Н. Соколов на страницах своей книги!

Считая собранный им на месте следствия материал совершенно неопровержимым, Н. Соколов безапелляционно приписывает найденную им искусственную челюсть лейб-медику Боткину. Но ему достаточно было допросить придворного зубного врача их величеств С.С. Кострицкого, чтобы у него узнать, что найденная им челюсть никогда Боткину не принадлежала. Е.С. Боткин носил челюсть работы С.С. Кострицкого особой формы и фасона.

Так чья же это была челюсть? Ни государь император, ни князь Долгорукий, ни генерал Татищев искусственных челюстей не носили. Но на этот важный факт мы ответа в книге Н. Соколова не находим.

Н. Соколов пишет, что по его «требованию» я дал ему свои показания. Но этот маленький факт не верен. Я дал свои показания гвардии капитану Булыгину, произведшему на меня очень симпатичное впечатление, поставив ему при этом условия, о которых я писал выше. Понятно, я не могу поставить в вину капитану Булыгину факт опубликования судебного следствия, да еще в такой печальной редакции, как не виноват П.П. Булыгин и в том, что его в некотором роде начальник не передал императрице Марии Феодоровне священных для нас останков и всего собранного материала и вещей царской семьи, которыми он не имел никакого права распоряжаться, а передал их в одни более чем сомнительные руки, так что, к моему глубокому прискорбию, можно очень сомневаться, получит ли когда-нибудь воспрявшая от сна национальная Россия прах тех, кто бестрепетно за нее принял мученическую кончину!..

Не могу не остановиться и на других, не менее фантастических в буквальном смысле этого слова, данных обо мне, которыми заполняет четыре страницы своего труда «Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале» (Владивосток, 1922, издание автора) генерал М.К. Дитерихс, совершенно запутавшись в «нитях», которые он пытается «соткать» между Берлином и Уралом, силясь, так же как и Соколов, доказать какое-либо причастие Германии к екатеринбургской трагедии. Почтенного генерала Н. Соколов не особенно жалует. На первых же страницах своей книги он обвиняет генерала в том, «что он не удержался на высоте исторического беспристрастия», объявив себя «высшим руководителем следствия», что, по мнению Соколова, отнюдь не соответствует действительности.

Я вполне согласен с Н. Соколовым, что действительно М.К. Дитерихс далек и даже весьма далек от «исторического беспристрастия», что же касается того, руководил ли М.К. Дитерихс работой судебного следователя Соколова или Соколов был совершенно самостоятелен в своей работе, то это положения вещей нисколько не меняет.

Одно только совершенно несомненно, что работу по столь для нас всех святому и чистому делу, работу беспристрастного и нелицеприятного судебного следователя, каковую, как справедливо замечает Соколов, «великий Достоевский определил как „свободное творчество, свободное от какого-либо давления, симпатий и антипатий“», они оба сделали весьма и весьма бесцеремонным творчеством!..

Как иначе назвать тот детский лепет, коим пестрят страницы 78, 79, 80 и 81 труда почтенного генерала?..

Тут упоминается и о письме ее величества к брату, «принцу» Гессенскому. Мне стыдно за генерала Дитерихса! Неужели же генералу неизвестно, что «принцем» брат ее величества был во времена своей далекой юности, до вступления на прародительский престол. И что в данное время титул его следующий:

Ernst Ludwig Albert Karl Wilhelm, Grossherzog von Hessen und bei Rhein, Herzog von Brabant, Landgraf Herr von Hessen usw[104].

Такового письма, как видно из моей книги, никогда не существовало, но генерал утверждает, что письмо это «существовало, его видели другие (офицеры. – С. М.) и видели такие лица, которые могли знать почерк императриц».

Почему же генерал не сообщает фамилии этих «знатоков» и «других» лиц?..

Странно и непонятно все это!.. И кому нужна эта заведомая неправда?.. Не оставлен без благосклонного внимания и император Вильгельм, который якобы предлагал