— Садитесь, — сказал Овчаренко и подвинулся. — Вот вам вилка.
Мне было очень жарко. Мне было так жарко, что у меня запеклись губы. Мне совсем не хотелось есть. Я с трудом жевал маленький кусочек мяса, пока остальные уплетали кусок за куском. Я не принимал участия в разговоре, который касался главным образом вопроса о том, что, кто, где и когда ел. Постепенно вилки замедляли движение, и сковорода пустела. Капитан первый кончил есть и стал набивать трубку. За ним отложили вилки Донейко и Овчаренко, уже и кок и Свистунов с удовольствием пускали дым, и только Полтора Семена тщательно подбирал остатки, когда Фетюкович обернулся и крикнул:
— Вызывают, Николай Николаевич!
Студенцов шагнул к нему, но Фетюкович включил репродуктор, и Студенцов так и остался стоять, жадно слушая зазвучавший голос.
— Команды «РТ 89» и «РТ 90», — говорил голос, — передаем сводку спасательных работ. В случае, если вы, не имея возможности передавать, можете принимать на аварийный приемник, прослушайте внимательно местонахождение спасательных судов и поисковых партий.
— Платон Никифорович, карту, — отрывисто сказал капитан.
Овчаренко выбежал из каюты.
— Пройдя район вашего местонахождения на шестнадцать часов, то есть на время получения от вас последних сводок, — продолжал голос, — двенадцать «РТ» и три эсминца дошли до берега. В море была обнаружена разбитая шлюпка и спасательные круги с «РТ 90». Поиски решено продолжать по побережью и островам.
В каюту вбежал Овчаренко с пачкой карт в руке. Студенцов отобрал одну из карт и склонился над нею. Медленно и отчетливо голос из репродуктора перечислял местонахождение и направление пути каждого «РТ», каждого эсминца, каждой береговой поисковой партии. Студенцов отмечал их на карте стрелками. Из-за его спины мы смотрели на карту. Вот за этим маленьким островком находимся мы. Вот из-за этого мыса идет нас искать «РТ». Но нет, он пройдет стороной, он уйдет сюда вот, в залив, и напрасно потратит время. Только что из этой бухты к востоку от нас вышел эсминец. Сейчас он свернет к востоку. «К западу, к западу!» — хочется крикнуть ему, но нет у нас голоса такого, чтобы он услышал. Следя по карте, мы могли представить себе весь план поисков. Тральщики и эсминцы планомерно обходили заливы и губы, мысы и острова. Они двигались вдоль берегов, вызывая нас длинными гудками, и десятки биноклей рыскали по скалам, отыскивая наши сигналы. Берегом шли сухопутные партии, но, конечно, они могли обыскать только маленькую часть берега. Голос в репродукторе монотонно перечислял губы, заливы и острова, а мы все ждали и вот, наконец, услышали.
— Выйдя из губы, — сказал голос, — тральщик направится к островам Старовер и Ведьма и обойдет каждый из них вокруг.
Он продолжал еще говорить, но мы больше не слушали. Капитан циркулем измерял расстояние.
— С изгибами миль тридцать, — сказал он, — четыре часа, ну, будем считать пять. — Он сложил карту и сел на койку. — Отдохнем, позавтракаем — и, пожалуйста, судно подано.
— Подавайте сигналы, — говорил голос, — спокойно ожидайте помощи. До свиданья. Через час вызовем вас опять.
Голос замолчал, и Фетюкович выключил аппарат.
— Электричества жалко, — объяснил он. — Надо экономить аккумуляторы.
Я снова залез на верхнюю койку и с наслаждением вытянулся на постели. Я все-таки очень устал. Я с удовольствием бы уснул, но боялся, что меня не разбудят на вахту, а мне ужасно не хотелось оказаться слабей и беспомощнее других. Внизу подо мной шла неторопливая беседа.
— Вы, Свистунов, в первый раз тонете? — спросил Овчаренко.
— Что вы! В первый раз я семнадцати лет тонул.
— Расскажи, пожалуйста, — попросил Фетюкович.
— Да это долго, и кое-кто уже слышал.
— Подумаешь, — вмешался Донейко. — Я, пожалуй, только один и слышал. Не ломайся.
— Да что ж, — Свистунов пожал плечами, — я могу рассказать.
Рассказ Свистунова о том, как он в первый раз в жизни тонул.
Раньше, знаете, зимовали мы у себя в Заонежье или на Печоре, а на лето ездили промышлять сюда, на Мурманский берег. И вот, году не то в двенадцатом, не то в тринадцатом кончили мы осённую, и пора было уезжать, но нам с товарищем, с которым мы промышляли летом, надо было с купцом Милгой кончить расчеты: сколько забрано, сколько рыбы сдано. Пока Милга рассчитает нас, мы еще промышляли.
Наживили мы ярус, поехали на море часов в семь поутру. Ярус выметали и убежали к острову Олень. Было на шнёке нас трое: я — мне тогда лет семнадцать было, первый год промышлял — и два камрата: один некто Александр, Сашка, средних лет, хороший рыбак, и второй — Новожилов. Он у купца арендовал шнёку, на которой мы промышляли, и был у нас за старшого.
Убежали мы к острову Олень, и как ехать нам выбирать ярус, пал сильный ветер. Перед вечером ярус мы кое- как выбрали, попало пудов восемьдесят трески. Потемнело, и ветер сильный. Ну куда же нам? В Териберку попа- дать — ветер против не пускает.
Кинули якорь — под берегом отстояться. Ночь, темно, сентябрь уже, и шторм сильный. Ну, а под берегом тихо— ветер с горы. И на шнёке в концах заборницы — можно укрыться от дождя или повалиться. Мы дождевую одежду раздели, но остались в сапогах.
— Ночь перестоим, — говорит Новожилов, — утром рассветится, в Кильдин или в Териберку попадать станем.
Вот рассветилось. Ветер переменился, в губу стало забирать. Новожилов говорит:
— Давай будем приготовляться. Из губы выбежим как-нибудь — под парус станем.
Парус приготовили, якорь стали поднимать — канат лопнул. Волна сильная. Парус подняли — брасы порвало, погудало выкинуло за борт, — рулем действовать невозможно. Парус затрепыхался — разорвало его. Нам уже и бежать нечем. Мы давай отгребать — никак невозможно. Волна сильная. Вот нас и прибило на берег. Наш старшой на заборницу выскочил, закричал:
— Ребята, выскакивай на берег!
Я посмотрел — берег крутой, захватиться не за что. Александр кричит:
— Стой, не выскакивай!
А наш старшой, Новожилов, уж выскочил. Его волной с берега сбросило. Он в море попал под шнёку. Там его и зашибло. Мы поглядели с Александром — видно, только дождевой одежды полу понесло. А потом и это исчезло. Вдвоем остались. Не стало товарища. Надо нам, значит, вдвоем спасаться.
Александру вера была обронить мачту и положить поперечно, чтоб шнёка не опрокинулась. Он ванты отдал, хотел мачту обронить — его волной из шнёка вон вытянуло. Волна прокатилась, я остался в шнёке один. Стою на носовой заборнице, вижу — товарищ мой в море сажени за две. Я ему помахал рукой, он мне сигнал подает. У нас буглинный шест был запихан в дырки, чтоб его волна не вынесла. Я этот шест ему и вытянул. Только я до него достал и он на шнёку влез — волна через нас перекатила. Я стою, зуб на зуб не попадает, холодно, и понимаю, что никак не продержаться, а ему еще хуже — фыркает и глаза трет.