Джордж думал, что сойдет с ума.
Он начал бегать трусцой десятью годами ранее, по совету врача. Не играл ни в теннис, ни в гандбол, платил мальчишке (разумеется, кому-то из своих), чтобы выкосить лужайку, и обычно ездил в магазин на углу, если Гарриет просила купить батон хлеба. «Ты набираешь вес, – сказал ему доктор Уэрнер. – Таскаешь на себе лишние килограммы. Это нехорошо для сердца. Попробуй бег трусцой».
Поэтому он купил себе спортивный костюм и начал бегать по вечерам. Сначала на короткие расстояния, потом все дальше и дальше. Первое время стеснялся, уверенный, что соседи за его спиной стучат себя по виску и закатывают глаза, но затем двое мужчин, которых он знал только мельком, махал им рукой, если они поливали лужайку, подошли и спросили, не могут ли они присоединиться к нему. Вероятно, поодиночке они бегать стеснялись. К тому времени с Джорджем уже бегали два его старших сына. Получился этакий соседский клуб по интересам, и хотя кто-то присоединялся, а кто-то выпадал, клуб продолжал функционировать.
Теперь, когда выпали все, Джордж продолжал бегать трусцой. Каждый день. Только на бегу он мог сосредоточиться исключительно на шлепанье теннисных туфель по тротуару, размахивании руками и потоотделении, а ощущение нарастающего безумия уходило. Будучи глубоко верующим католиком, он не мог покончить с собой: самоубийство – смертный грех, и Бог бережет его для чего-то. Поэтому он и бегал трусцой. Вчера – почти шесть часов, пока совершенно не выдохся, и его чуть не вырвало от усталости. Ему исполнился пятьдесят один год, уже не мальчик, и он полагал, что столь продолжительный забег вряд ли пойдет ему на пользу, но, с другой стороны, только бег трусцой хоть как-то помогал отвлечься от случившегося.
Поэтому после практически бессонной ночи он поднялся с первыми лучами солнца (в голове крутилось одно и то же: «Джефф-Марти-Элен-Гарриет-Билл-Джордж-младший-Роберт-Стэнли-Ричард-Дэнни-Фрэнк-Патти-а-я-думал-ей-становится-лучше») и надел спортивный костюм. Вышел из дома и побежал по пустынным улицам Ньяка. Иногда под ногами скрипели осколки стекла, один раз пришлось перепрыгнуть через разбитый телевизор, валяющийся на мостовой. Он бежал мимо домов с зашторенными окнами, мимо жуткой автомобильной аварии на Главной улице, где столкнулись три машины.
Сначала бежал трусцой, но потом ему пришлось все ускоряться и ускоряться, чтоб избавиться от мыслей. Он бежал трусцой, затем рысцой, наконец понесся, как спринтер, пятидесятиоднолетний мужчина с седыми волосами, в сером спортивном костюме и белых теннисных туфлях. Мчался по пустынным улицам, словно за ним гнались все демоны ада. В четверть двенадцатого все закончилось обширным инфарктом, и он упал мертвым на углу Дубовой и Сосновой улиц. На его лице читалась искренняя благодарность.
Миссис Эйлин Драммонд из Клюистона, штат Флорида, второго июля сильно напилась, прикладываясь и прикладываясь к ликеру «Де Кайпер мятный кремовый». Она хотела напиться. Потому что, напившись, могла не думать о своей семье, а из всего спиртного организм принимал только мятный крем. Днем раньше она нашла в комнате своего шестнадцатилетнего сына мешочек с марихуаной и выкурила ее, но от марихуаны стало только хуже. Она просидела в гостиной всю вторую половину дня, обкуренная, плача над фотографиями из семейного альбома.
В этот день она выпила бутылку мятного ликера, но потом ее замутило, она побежала в ванную, проблевалась, после чего легла в постель, закурила, заснула, сожгла дом, и необходимость думать отпала навсегда. Как раз поднялся ветер, и вместе с ее домом сгорела большая часть Клюистона. Невелика потеря.
Артур Стимсон жил в Рино, штат Невада. Во второй половине дня двадцать девятого июня, поплавав в озере Тахо, он наступил на ржавый гвоздь. Началась гангрена. Он поставил диагноз по запаху и попытался ампутировать ступню. По ходу операции потерял сознание и умер от болевого шока и потери крови в вестибюле казино «Тоби Харрас», где и оперировал.
В Свонвилле, штат Мэн, десятилетняя девочка Кэндис Моран упала с велосипеда и, разбив голову, умерла.
Милтона Крэслоу, фермера из округа Хардинг, штат Нью-Мексико, укусила гремучая змея, и через полчаса он умер.
В Миллтауне, штат Кентукки, Джуди Хортон, семнадцатилетняя и красивая, была очень даже рада последним событиям. Двумя годами ранее Джуди допустила две серьезные ошибки: позволила себе забеременеть и позволила родителям уговорить себя выйти замуж за парня, который ее накачал, студента-очкарика из местного университета, собиравшегося стать инженером. В пятнадцать лет это так приятно, когда тебя приглашает на свидание студент (пусть даже и первокурсник), но она никак не могла вспомнить, почему позволила Уолдо – Уолдо Хортон, что за сраные имя с фамилией? – добиться своего. Если уж она и собиралась залететь, почему именно от него? Джуди также позволяла «добиться своего» Стиву Филлипсу и Марку Коллинзу, игрокам футбольной команды Миллтаунской старшей школы («Миллтаунским кугуарам», если точнее, мы-им-двинем-двинем-двинем-за-родной-наш-бело-синий). Она входила в группу поддержки и, если бы не этот сраный Уолдо Хортон, могла бы ее возглавить, и легко. Опять же если по делу, то муж что из Стива, что из Марка получился бы куда лучше. Оба широкоплечие здоровяки, а у Марка еще длинные светлые волосы. Но ее накачал Уолдо, и никто другой, кроме Уолдо. Для этого ей понадобилось лишь заглянуть в дневник и сделать самые простые арифметические расчеты. А после того как родился ребенок, не понадобились и расчеты. Вылитый отец. Сраный.
Два года она не разгибала спины, работала в ресторанах быстрого обслуживания и в мотелях, тогда как Уолдо учился. Если он так хотел обзавестись семьей, почему не мог пойти работать? Но ее и его родители этого не допустили. В одиночку Джуди смогла бы его уговорить (заставила бы пообещать, прежде чем позволила бы прикоснуться к себе в постели), однако вся четверка бабушек и дедушек постоянно лезла не в свои дела. «Ох, Джуди, все будет гораздо лучше, когда Уолдо получит хорошую работу… Ох, Джуди, все выглядело бы для тебя не так мрачно, если бы ты почаще ходила в церковь… Ох, Джуди, ешь дерьмо, глотай и улыбайся… Пусть оно станет твоим дерьмом…»
Потом появился «супергрипп» и решил все проблемы. Ее родители умерли, ее маленький мальчик Пити умер (грустно, конечно, но через пару дней она это пережила), потом умерли родители Уолдо, и, наконец, умер Уолдо, а она обрела свободу. Мысль о том, что она тоже может умереть, ни разу не пришла ей в голову, и, само собой, она не умерла.
Они жили в большом и шумном многоквартирном доме в центре Миллтауна. Квартира эта приглянулась Уолдо тем (у Джуди никто и не спрашивал), что в подвале дома находилась большая морозильная камера. Они въехали сюда в сентябре тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, в квартиру на третьем этаже, и догадайтесь, кому всегда приходилось спускаться в подвал за стейком или гамбургером? У вас три попытки, и две первые не в счет. Уолдо и Пити умерли дома. К тому времени из больницы приезжали только за большими шишками, да и в моргах не осталось свободного местечка (впрочем, моргов Джуди боялась, никогда бы не пошла туда по своей воле), но электричество подавалось без перебоев. Поэтому она отнесла их вниз и положила в морозильную камеру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});