крик, в тайне надеясь, что попросту докричится до друга.
— Именно! Я люблю её!.. — Видар теряет самообладание, тоже срываясь на крик. Что-то больно ударяет в грудь изнутри.
Себастьян удивлённо моргает. А Видар резко делает шаг назад, толкая спиной раму, что с грохотом падает назад, снося на своём пути несколько стульев.
— …А ещё ненавижу себя, — голос, а с ним и сердце, надламываются. — Поэтому сделаю всё, чтобы было так, как хочет она. Поэтому я отпускаю её.
— Это неправильно, — так же тихо говорит Баш, с силой стискивая зубы. — Это неправильно. Ты не знаешь, чего она хочет! Ты… Вы — пара. Истинная пара.
— Истинные парыне причиняютдруг другуболь. Не посылают в явную западню. Не стараются посильнее задеть. Принимают родственную связь, могут находить друг друга, чувствовать, слышать в головах!
— Видар, ты не знал. Ты не мог знать. Если тебе станет легче, то никто об этом не знал. Она одурачила всех…
— А что ещё ей оставалось делать, а? — раскалённый взгляд Видара проникает Себастьяну под кожу. — Скажи, что? Её приставили Советницей к тому, кто ненавидел её только за одну расу! Кто старался превратить её жизнь в сплошное пекло, постоянно напоминая о том, что она — вещь! А его подданные? Каждый второй ненавидел её с моей подачки! С моей! С подачки её родственной, хрен бы с этим миром, души!
— Я…
— Да-да, ты у нас молодец! — Видар грубо прерывает друга. — Ты возглавил команду её почитателей! Возомнили себя её друзьями? Да только вы всё равно мои подданные! Мои! И делали всё, чтоявам приказывал. Хочешь сказать, что отличаетесь? Да хрен вам! Вы выполнялимоиприказы, потому что не выполни их — были бымертвы! И она знала об этом! Так что все, кто подчиняется мне — в её немилости.
— Ладно, хорошо, может, ты прав. Но, — Себастьян быстро облизывает губы, — всё можно исправить! Не тем путём, которым хочешь пойти ты.
— Да нет другого пути! Нет, понимаешь? Меня любит её душа, но разум желает смерти! Знаешь почему? Потому что я тоже желаю того же! Поэтому засунь свои геройские поползновения «пасть израненным в буре копий впереди всех» глубоко в задницу, и вспомни, что ты не герой! А я и подавно!
Видар тяжело дышит, смотря на разочарованное лицо друга. К демону его выражение! К демону весь этот мир! Нечего решать проблему, когдатыи естьпроблема.
Себастьян нервно поправляет лацканы камзола, закусывая щёку, чтобы снова не начать вразумлять друга. Он изо всех сил старается удержать на языке имя «Эсфирь». Но после следующих слов Видара, оно растворяется само, будто и не было никогда:
— Я не знаю, чтомне сделать, чтобы всё исправить Баш.
Видар выглядел так, будто из него выжали все соки. Казалось, он даже постарел. Только сейчас Себастьян понял, что он действительно пытался найти другой путь. И все попытки лежали осколками у носков начищенных туфель.
Баш уже открывает рот, чтобы сказать, что они справятся, что выход обязательно найдётся, что они сделают всё, чтобы сохранить родство душ, как в покои залетает запыхавшийся Файялл, а следом — Изекиль.
— Проходной двор какой-то, а не замок, — бурчит Видар себе под нос, готовясь отражать и их удары.
— Мы нашли её, — наперебой выдают шпионы.
Видар не успевает увернуться от летящего в него ядра. Хорошо, что сердце уже разбилось.
— Фай, сколько осталось зелий для быстрого перемещения?
— Пузырёк, может, два, — отвечает капитан, опираясь затылком на косяк двери. Он хмуро переглядывается с сестрой, когда оба замечают разруху в комнате.
— Значит, придётся постараться, — хмыкает Видар, покидая покои.
⸶ ⸙ ⸷
В глотке ведьмы застрял ком из бурлящего гнева, осколков страха, запаха крови и разорванных голосовых связок.
Её крепко держали под руки в огромном тёмном зале, и всё бы ничего, если бы около ног не выл от боли брат. Любимый старший брат, что терпел жестокие пытки над собой, лишь бы оттянуть время, лишь бы не подвергли пыткам его маленькую сестру.
Только смотреть на мучения близкого и не иметь ни малейшей возможности помочь — хуже любой из пыток. Разноцветные глаза широко распахиваются от очередного глухого рыка, а жесткие пальцы уродливых солдат чуть ли не оставляют на предплечьях ожоги, когда ведьма хочет вырвать руки.
Она не знала, сколько может продержаться. Она не знала, сможет ли переиграть их всех. Она уже ничего не знала.
Её безуспешно ломали на протяжении всей жизни, но сейчас… Сейчас казалось, что каждый удар отражается на собственном теле.
— Всё ещё хочешь, чтобы он так мучился? — голос Генерала Узурпаторов с притворной нежностью обволакивает сердце.
Он сидел в углу зала, откуда открывался безупречный обзор на происходящее. Теперь Эсфирь видела его во всей красе: скрюченного, опирающегося на трость, истощённого. Тень от капюшона падала на лицо так, что рассмотреть можно лишь острый подбородок и шрам, уходящий далеко в черноту. Медовый глаз иногда сверкал в кромешной тьме отблесками криков и жестокости, что растекалась удушающей рекой по полу поместья.
Истинное обличие Генерала Узурпаторов приводило в ледяной ужас, но Эсфирь не могла по-настоящему оценить это. Не когда лицо Брайтона пронзали трещины неистовой боли, а Тьма, в противоположном углу, удовлетворительно скалилась:
— Ты всегда можешь облегчить его страдания…
— А я могу облегчить твои, — булькает приторный голос над ухом Эсфирь.
Она чувствует, как пальцы неугодного начали медленно ползти к пуговицам на штанах. Недолго думая, ведьма дёргается, пытаясь ударить коленом в живот, но второй неугодный, судя по светло-голубому цвету кожи — никс, грубо дёргает её на себя.
Крик Брайтона снова застывает в ушах. Он находит взглядом её перепуганные глаза.
«Всё хорошо», — шепчет одними губами, но сам в это верит слабо.
Как и Эсфирь. Она чувствовала, как сердце стучит аж в глотке, слышала, как хрустят кости брата, как каркающе смеётся Тьма, и как удовлетворённо фыркает Генерал.
Ведьма выпрямляется в руках солдат, а затем широко улыбается сначала Генералу, а потом Тьме, мол «крушите его, ломайте кости, убивайте, а я просто посмотрю».
— Всё ещё уверенны, что пытать его на глазах бессердечной сестры — хорошая идея? — Эсфирь говорит тихо, но её слышит весь зал.
А в ответ лишь тихий смех Тьмы.
Мучения брата прекращаются. Генерал, опираясь на трость, вальяжно идёт в центр собственного спектакля.
— Согласен, здесь я не досмотрел, — останавливается перед раскрытой кистью Брайтона, что оголодавшим зверем вдыхал воздух, распластавшись на холодном полу.
Генерал располагает трость по центру ладони, переводя взгляд на Эсфирь:
— Судя по тому, как ты его излечила, ты поняла, что зельяальвийского отродьяи твоего братца идентичны. Но