понимая, зачем это все. Я тоже по-прежнему смотрел на это как на курьез, правда, уже становившийся несколько навязчивым. Конец марта, о том, что происходит с коронавирусом в Индии и в мире, я все еще не имел представления, в интернет не заглядывал, думая, что пока нет жизненно важного повода, а все эти наблюдаемые эпизоды вполне еще вписывались в привычную фантасмагорию индийских будней.
Автобус был спальный, людей не много, лег на верхнюю полку, за окном потянулись пригороды, а потом, когда съехали с основной дороги, мягкие закатные пейзажи зеленых холмов и хуторов. Остановились возле маленького храма, рядом с которым росло деревце, все обвязанное цветными тряпичными лоскутками, сотни флажков-узелков на память и веру. Вспомнилось Ферапонтово. Стоял в пустынном храме, расписанном Дионисием, как внутри вот такого деревца, летящего ввысь, не сходя с места, возносящегося… Лучик она ее звала. Мать Женьки. Хочет, чтобы лучик был на надгробье. Спрашивает, что я думаю про это и как изобразить. Лучик. На черном камне. В черном зеркале. Там, у Кассиопеи. Ты не волнуйся, писала, я его досмотрю. Оттуда.
Приехали уже в темноте, конечная, автобус развернулся и исчез. Маленькая деревня, похоже, тут и гостиницы нет. Сел под деревом переобуться, а из тьмы вдруг обступают меня возбужденные мужички, но и приблизиться опасаются. Полиция, кричат, паспорт, коронавирус, иностранец… Остальное на хинди, не разобрать. Ну бузят и ладно, не обращаю внимания, переобулся, укладываю рюкзак, а они все распаляются. Чего шуметь, говорю, я сам полиция, а гостиница у вас есть тут? Притихли. Один вытянул руку в сторону тьмы: там. Подхватил рюкзак и пошел.
Деревня тут же кончилась, иду по пустынной дороге, вдали огонек: дом, во дворе сидит дед с мальчишкой лет пяти и, увидев мое приближение, прикрывает ему рукой глаза – такое я, значит, привидение.
Покружил во тьме, но нашел: оказалось, правительственный коттедж на два номера в глубине огороженной территории. Замок на двери, свет погашен. И снова откуда ни возьмись обступают, теперь уж, видать, подняли всю деревню, всех важных собрали – полицейские, аптекари, хозяева лавок. И все по новой. Нашелся все же один, говорящий по-английски, объяснились. И куда вся агрессия, все угрозы делись – в мановенье все с головы на ноги встало, словно в другую игру теперь играем от всей души – в дружбу насмерть. Поселили, денег брать не хотят, какое-то неслыханное постельное белье из темноты несут, и вот уже на мотоцикле с полицейским едем в чудесную столовку, которую так запросто не найдешь, там он и откланялся, обняв на прощанье. Индия, что тут скажешь.
Номер баснословный, стильная аскетичная мебель, идеальная чистота, огромная ванная, у входа новые тапочки, горячая вода, кондиционер, веранда, сад. Все это – двести рупий, меньше трех долларов, таких цен уже лет пятнадцать как нет. Но и приезжих не было тут, похоже, столько же. Держат, наверно, на случай – авось, когда-никогда министр какой из кустов выйдет, заночевать захочет. Семья смотрителей за этим коттеджем живет в стороне в милой развалюшке с подворьем, куда хожу кофе варить. А маленькая принцесса в воздушном платье, в котором тонула, всякий раз наступая на его подол, принесла мне в первый вечер трехметровое махровое полотенце ослепительной белизны. Пая ее зовут. Пай-пай, пирожок души моей, говорю ей перед сном, стоит, не уходит, пока мама не утащит за руку.
Весь день смотрел храмы за деревней, закрыты, а мне все невдомек, что из-за эпидемии, перелазил через ограду, благо никого вокруг. Рядом с одним из храмов сидела женщина на корточках возле колонки и мылась, вынимая из мокрых одежд на себе разные части тела – одну грудь, другую, четвертую, так же и рук-ног было не сосчитать. Проходивший мимо буйвол остановился и, пожевывая губами, смотрел на нее неотрывно, в отличие от меня, снимавшего на камеру руины и плиты, испещренные древними надписями. Снимал и что-то по наитью комментировал, иногда оглядываясь на эту будничную хуторскую Дургу под колонкой.
Утром проснулся, ловя промельк сна, где шептал, уткнувшись в охапку цветов: просыпайся взволнованно влажной и засыпай на несуществующих языках…
Позвонил Парма, спросил, где я, меня все ищут. Они наконец поймали тех двоих. И рюкзачок мой с камерой найден. Меня будет ждать машина в условном месте на полдороге к городу, могу ли я туда добраться, чтобы не терять время?
Добрался в переполненном местном автобусе, находя себя о пяти головах на плечах и трех карапузах на коленях, вспоминая ту женщину у колонки. Условное место было на автостанции, где мне должны были позвонить. Зашел перекусить в столовку, перед входом – пост дезинфекции. Позвонили, едем.
Полсотни километров спустя посреди дороги передали меня в другую машину, высланную Пармой навстречу. В городе заехали вначале в департамент полиции, там подписал бумаги, потом в суд, там тоже подписывал, к вечеру в отель, где занял тот же номер, мне привезли мой рюкзачок с камерой и телефоном. Тех двоих я так и не видел, в подтверждении не было нужды, и слава богу. Какой срок им дадут, я не стал выяснять. Полицейские сфотографировались со мной в обнимку, сказали, что наше сотрудничество было идеальным, и если бы у них было больше таких, как я… Тут они замялись, улыбаясь.
Две камеры, два мобильных, вещи собраны, но отправляться по прежнему маршруту уже не имело смысла. Возвращенный рюкзачок выбросил, кармический гештальт завершен, надеюсь. Спросил у Пармы, не поможет ли он с машиной в Махараштру – хорошо бы, прямо в заповедник Бор, потому как пассажирские перевозки между штатами, да и внутри уже приостановлены из-за эпидемии. Помощник Пармы привел меня в кондитерскую неподалеку от моего отеля. За прилавком стоял Ганеш, подрабатывавший заодно и в полиции, познакомились, он и повезет на служебной машине. Цена оказалась приличной – под триста долларов, но и вариантов не оставалось. Восемьсот километров закрытых дорог. В ночь выезжаем.
Вернулся в номер. Проверил почту, давно не заходил, не было интернета. Письмо от Любы. Короткое. Пишет, чтобы отпустил ее, совсем, что нет сил, а по-другому ни она, ни я не знаем как, а и знали бы – не получится. Что с сыном я могу быть на связи, но напрямую, без нее.
Месяца не прошло, как была записка от Таи. Еще там, в Шраванабелаголе. До перелета сюда, до Кабира, до хижины, до короля, пустыря… Неужели меньше месяца? Тоже краткая, еще короче. В одну строку. Я от тебя ушла.
#71. Карантин
Белый джип «скорпио», на лобовом стекле: «полиция».