— Что ж ты мне не сказала? Сидишь тут, мучаешься…
— Ну, — Аня, смутившись, отвела взгляд, — это мои проблемы, чего тебя беспокоить?
— В смысле — беспокоить? Я всё-таки… — Мишка вовремя вспомнил о том, что они здесь не одни, и оборвал сам себя на полуслове. — Пойдём. Ты хоть поужинала?
— Ага, в столовку забежала, — Аня подхватила сумочку и вскочила на ноги. Ничему жизнь не учит, опять на каблуках…
На крыльце она ойкнула и зябко поёжилась. Мишка не сказал бы, что на улице холодно, ну так это ему! Не слушая вялых возражений, он набросил на Анины плечи свою куртку и получил в ответ благодарную улыбку. Машин на парковке почти не было: кроме Мишкиной, только пара служебных в дальнем углу и брошенная синяя «тойота», потерянно глядящая в никуда потухшими фарами. Старов выудил из кармана ключи, отпер двери и помог Ане забраться на пассажирское сидение.
— Только завтра на работу придётся пораньше встать, — извиняющимся тоном сказал он, устраиваясь за рулём и заводя мотор. — Я в половину восьмого выезжаю.
— Это ничего, — заверила его Аня. — Я иногда тоже рано выхожу. Когда папа занят.
— Как это он так тебя оставил?
— А у него бывает. Бизнес, все дела… Я обычно у Ирки тогда ночую, но она сейчас отпускует.
Вечерние пробки, уже понемногу иссякающие, выпустили их на волю в глубоких сумерках. Аня оживлённо болтала обо всём на свете; её, кажется, вообще ничто не способно выбить из колеи. За кольцевой Мишка привычно свернул в притулившийся в складках московской границы пригород; пёстрые новостройки уютно блестели освещёнными окнами. Поначалу, только сюда перебравшись, Старов постоянно путал дворы и подолгу нарезал круги, пытаясь найти свой подъезд. Сейчас кружить доводилось разве что в поисках парковочного места.
— Пройтись придётся, — вздохнул Мишка, отстёгивая ремень. В такой час и думать нечего встать сколько-нибудь удобно.
— Ну и ладно, — рассудила Аня. Она крепче запахнула на груди его куртку; вечером и впрямь стало прохладно. — Миленько тут.
Мишка обнял её за талию, мягко увлекая вдоль тротуара к подъездам, похожим, как близнецы-братья. В его съёмной однушке царил, как всегда, небольшой кавардак; только и оставалось, что надеяться на Анин лёгкий нрав. Она в самом деле не выказала недовольства — наоборот, с восторгом оглядела сваленный в дальнем углу туристский инвентарь.
— Ты ходишь в походы? — поинтересовалась она, уважительно трогая лямку пятидесятилитрового рюкзака.
— Ага, — Мишка выдернул из кучи барахла спальный мешок и встряхнул, расправляя. — Вот, сегодня пойду в дикие дебри кухни. Хочешь чаю?
Аня хихикнула и кивнула. Набирая чайник, Мишка гадал, что ему теперь делать. Она всё-таки из более чем приличной семьи, да и встречаются они всего ничего… В хозяйской бамбуковой хлебнице, которую Мишка приспособил для хранения покупаемых под настроение сладостей, нашлась только початая пачка печенья. Мог бы и в магазин зарулить по дороге, балда! Да и сейчас сбегать не поздно. Старов устроил чайник на подставке и заглянул в комнату.
— Ань, чего к чаю купить?
Вместо ответа она указала на пристроенную в стороне от остальной походной амуниции гитару в чехле:
— Играешь, да?
— Да как — играю, — отмахнулся Мишка, — бренчу под песни. Так чего взять?
— Ничего не надо, — Аня потянулась к чехлу и осторожно расстегнула молнию. — Споёшь мне что-нибудь?
— Петь не умею, — Старов растерянно взял у неё гитару. — Голоса нет.
Чайник на кухне противно пискнул. Аня словно бы и не заметила; уселась на диван и приглашающе похлопала по обивке рядом с собой.
— Тогда я буду петь, — лукаво улыбаясь, предложила она. — Сыграй, ну пожалуйста!
Мишка сосредоточенно коснулся струн, подкрутил колки. С прошлого отпуска минул почти год, а в городе браться за гитару его тянуло крайне редко; неудивительно, что инструмент порядком расстроился. Аккорд на пробу, один, другой… Универсальный аккомпанемент почти для любой песни из тех, какие поют у костра, греясь о кружки с чаем и раскачиваясь в такт.
Аня запела, чисто и точно, со знанием дела. Мишка заслушался, механически перебирая один за другим повторяющиеся аккорды. Хотелось подпевать, но Старов точно знал, что ничем хорошим это не кончится: он только испортит мелодию и собьёт настрой. Аня заливисто смеялась, когда путалась в словах, но в конце концов всякий раз находила правильную строчку. Или, может, неправильную — Мишка не вслушивался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Круто, — радостно сказала Аня, когда смолк последний аккорд. — Учился где-то?
— В походах и научили, — Старов пожал плечами, праздно перебирая струны.
— А я музыкалку закончила. По фортепиано и по вокалу. Папе некуда было меня деть, — хихикнула она. — Давай ещё что-нибудь?
Мишка послушно заиграл; Аня легко поймала мелодию и принялась подпевать — одну песню, другую, третью… Они просидели так, пока кто-то отчётливо не застучал в стенку. Аня тут же смолкла, уткнулась лбом Мишке в плечо и затряслась от беззвучного смеха. Старов виновато прижал струны: цифры на часах подбирались к полуночи.
— Похоже, хватит на сегодня, — вздохнул он, отставляя гитару в сторону. — У тебя здорово получается.
— У нас, — поправила Аня. Она поёрзала на диване и как-то вдруг оказалась совсем близко; Мишка обнял её, стараясь держать себя в руках.
— Ты чаю хотела, — зачем-то напомнил он, касаясь губами пахнущих цветами волос.
— Фиг с ним, — Аня дразняще поцеловала его в заросший короткой щетиной подбородок. — Завтра нальёшь мне чаю… Утром…
Возмущённо загудела струнами соскользнувшая на пол гитара. Аня тихо смеялась, ероша Мишке волосы; она совсем другая, не такая, как те, что были до неё. Мысль о её грозном отце мелькнула и пропала; он всё равно где-то не в Москве, а Аня — здесь, рядом, счастливо улыбается и так охотно отвечает на поцелуи. Какое уж тут здравомыслие…
— Странно, — всё ещё тяжело дыша, она положила голову Мишке на грудь. — Сколько в одном здании работаем — и не знали друг друга до сих пор…
— Теперь знаем, — он привлёк её к себе, не в силах что-то соображать. Аня, серебристо смеясь, поцеловала его.
— Не уходи на кухню, ладно?
— Ладно, — бездумно повторил Мишка. Какая ещё кухня?..
Застрявшая на часах дата наконец сменилась. В ванной весело шумела вода; Аня, кажется, что-то напевала себе под нос. Мишка подобрал её небрежно брошенную блузку и аккуратно повесил на спинку стула. Может, он и не пара дочери всемогущего Сафонова. Может, оба они ещё пожалеют, но это будет потом… Диван натужно скрипнул сочленениями: его давно уже не разбирали за ненадобностью. Мишка вытащил из шкафа ещё одну подушку из хозяйских запасов, бросил на расстеленную простыню. Будь что будет.
Ему ли, в конце концов, бояться трудностей?
XLIX. Крайний случай
Ночь выдалась ясной. В лишённое стёкол окно виднелось полное звёзд небо, клочок затопленного темнотой города — ведь города? — и опустевший двор. Ира попробовала высунуться в проём, хотя бы чтобы поточнее оценить высоту до земли, но не сумела: невидимые прочные чары надёжно преграждали ей путь на волю. Казавшаяся соблазнительной идея выпотрошить сундук, соорудить из хранящихся там простынь подобие верёвки и попробовать спуститься завяла в зародыше.
Что ещё? Продолжать уговаривать горничную? Попытаться слинять по дороге к разлому? Удрать уже на другой стороне и поскорее сдаться на милость магбезопасности вместе с милейшим нанимателем? Что-то не верится, что Георгий Иванович не предусмотрел подобных подлянок, да и как бы ей самой при таком раскладе не впаяли серьёзную статью! Удовлетворяя жгучую жажду действия, Ира прошлась по комнатушке, в сотый раз откинула крышку сундука и оглядела его разворошённое содержимое. Ничего путного там, само собой, не появилось, зато от предпринятого усилия опасно закружилась голова. Пришлось сесть на кровать и спрятать лицо в ладони, унимая некстати проснувшуюся боль. Навязчиво давила на шею цепочка; Ира раздражённо вытянула её из-под высокого ворота рубахи.