уважали и приглашали «заходить, не забывать», не знала, как их унять.
— А где же очкастый? Где его второй фронт?
— Почему таких, как он, на войну не берут?
Но не так злились они на лектора, как на ту «принципиальную дамочку», что его приводила. И хоть она у них больше не появлялась, они никак не могли ее забыть.
— И как только можно было такой доверить святое дело?
— К станку бы ее!
А тут еще Жог нежданно-негаданно появился в цехе, да еще в военной форме.
— А этот почему тут возле баб воюет? — прицепилась к нему Дарка. — А ну, снимай штаны, не паскудь солдатского одеяния! Не то сама стяну!
Надежда не могла понять, с чего это они так разошлись. Груня отвела ее в сторону:
— Не удивляйся. Разве не слыхала?
— О чем?
— Забирают Жадана.
— Куда забирают?
— Куда же еще — на фронт.
— Не может быть!
Неделю назад Жадан похоронил жену. Болезненная Наталка после эвакуации так и не смогла подняться. Осталось трое детишек мал мала меньше. Ходила за ними бабушка, мать Жадана, но она и сама уже клонилась от ветра. Надежда подумала о детях. Как они останутся?.. Во время перерыва побежала в партком к Жадану, но не застала его там. Только в конце смены он сам нашел ее. Подошел озабоченный, возбужденный.
— У тебя есть время, Надийка?
— Есть.
— Мне надо тебе кое-что сказать. Собственно, попросить тебя…
— Говорите, Иван Кондратьевич. Я все… сделаю…
В глазах ее стояли слезы.
— Ты что это? Не надо, Надийка, — привлек он ее к себе, — не надо. Мы еще поработаем вместе, — бодрился он.
— О чем вы хотели попросить? — почему-то заторопила его Надежда.
Жадан немного замялся.
— Я и сам не знаю, почему именно тебя прошу… Наверное, потому что верю тебе больше, чем другим. Знаю, у тебя и своих забот предостаточно… Но когда выпадет свободная минутка, заглядывай, пожалуйста, к моим. Сама понимаешь — дети. Может, чем-нибудь…
Но договорить ему не дали. Из-за рулонов показался Морозов и увел его.
За время вечерней смены Надежда успела узнать, когда уезжает Жадан. Куда именно уезжает, этого он не знал еще и сам. Для коллектива Жадан не был безразличен, и люди ловили малейший слух по поводу его отъезда, строили догадки. Кто-то от кого-то узнал, что в лесах неподалеку от города формируется крупное соединение. Другие слышали, что это соединение срочно направляют на Волгу. Еще кто-то проведал, будто для того соединения подбирают кандидатуру члена Военного совета. Вот так, собирая все слухи я догадки, люди к вечеру почти точно определили новую должность парторга завода.
На заводе готовились к проводам. Готовилась к ним и Надежда. Ей хотелось на прощальной летучке, которые всегда проводились в цехе, и от себя сказать ему на дорогу напутственные слова.
Но проводы не состоялись. Жадан вылетел в Москву быстрее, чем предполагалось, — в ночь. А оттуда — в Сталинград. Провожал его на аэродром один Морозов.
В это лето Надежда проводила на фронт много хороших людей. Еще не развеялась грусть прощания с Субботиным, а теперь Жадан… Только когда он уехал, она по-настоящему почувствовала, кого не стало рядом. Раньше как-то не задумывалась, что значит он в ее судьбе. Его забота о ней еще в Запорожье казалась сама собой разумеющейся. Ведь на то он и парторг, чтобы защищать людей от несправедливости, заботиться о каждом. Но сейчас она почувствовала, что кроме признательности к нему за все хорошее в душе ее живет и нечто большее. Незаметно, ненавязчиво, всей своей жизнью, человечностью он будил в ней что-то светлое, она всегда радовалась ему, и при одной, лишь мысли, что он есть, на душе становилось теплее.
Отъезд Жадана на фронт, да еще такой внезапный, опечалил многих. Ни по ком еще не горевали так. Морозов ходил молчаливый, грустный. Шафорост стал каким-то сумрачным, словно бы и он тосковал по уехавшему товарищу. Однако ему мало кто верил. В его печали видели досаду, что вместе с Жаданом не забрали с завода и Морозова, которого уже было вызвали в наркомат, чтобы направить на другую работу, но почему-то вернули обратно.
Надежда все это видела. Обстоятельства, условия, в которых она жила и работала, подсказали ей, что на людей, особенно на тех, кого жизнь сделала руководителями, надо смотреть не поверхностно, а глубоко и оценивать их по делам. Прошла пора слепого подчинения авторитетам. Пережила она разочарование в Шафоросте, который некогда прямо-таки обворожил своими взлетами, популярностью, на которого она молилась. Теперь она думала, почему такой человек, поднявшись на вершину славы, пренебрегает тем, кто ему помог? Шафорост позорил Страшка, который первым его приголубил, когда он был еще подручным; добился, чтобы не возвращали главинжа Додика, помогшего ему стать лауреатом; рад был избавиться от Морозова, так радушно принявшего его в свое время на заводе; и, наконец, как через труп, переступил через дружбу с Жаданом. Почему так бывает: чем больше иному человеку славы, тем злее он стремится к ней.
С этим «почему» Надежда не раз обращалась к дяде. Она хорошо знала его отношение к Шафоросту. Но тот, верный своим принципам воспитания, избегал прямого ответа. «Сама, дочка, приглядывайся к людям. Своими глазами, своим умом меряй». Сегодня же, когда они возвращались домой, он сам под впечатлением расставания с Жаданом бросил в адрес Шафороста:
— Вот стерва, еще и печалью прикрылся! А сам рад бы всех неугодных разогнать.
И Надежда опять пристала:
— Ну почему так, дядюшка? Вот вы бывалый человек. Еще старое видели. На себе господский гнев испытали. Революцию делали, чтобы человек не стоял над человеком. Шафорост ведь из своих. И ничего не скажешь — с талантом человек! Почему же он такой?
— Эге ж! — пробурчал Марко Иванович. — Эге ж… Бывает, дочка, что и талантом одарен, а совестью обделен. А где жидковато с совестью, там подлость верховодит. — Гулко кашлянув после крепкой махорки, он задумчиво добавил: — И воевать с такими нелегко. Труднее, чем было с буржуями. Тех хоть видно, те не скрывались. А этот и за Советскую власть, и за коммунизм, только за такой, чтобы ему тепленько было, а все остальные пускай хоть вымерзнут. — И, снова зачадив толстенной самокруткой, уже гневно бросил: — Опять спросишь «почему?». Равнодушных еще много! Равнодушных! А я так рассуждаю, кто видит подлость и равнодушен к ней, тот и сам подленький.
II
В этот день жизнь города всколыхнуло приятное событие. У концертных афиш собирались толпы, слышалось радостное, восхищенное: «Украина приехала!»
Особое оживление приезд солистов Киевского