— Фока вероотступник, ему воздастся по заслугам. С вашим участием или без него, но все так и будет.
— Тогда меня ввели в заблуждение. Ох, если найду тех, кто распространяет эти слухи, не поздоровится им. Надо же, такого насочинять. А еще народ говорит, будто властители византийские намерены воспользоваться помощью войска русского в походе против армян, да и вообще… Что скажешь, священник?
— Все это дела мирские, — нашелся историк. — К вере моей они не имеют никакого отношения.
— Но разве ваши войны не ведутся от имени Бога? — Лада прильнула к князю и заглянула ему в глаза, продолжая говорить. — А у нас все спокойно. Нам не нужно никому навязывать свою веру, мы и так знаем, что она истинна. Верно я говорю, милый?
— Да, душа моя, — улыбнулся Владимир.
— Вот видишь. — Девушка повернулась в сторону Марселя. — Наши отцы и деды верили в Рода, поклонялись солнцу и земле. У нас все хорошо. Гораздо лучше, чем у вас. Ты только что говорил о том, что твой Бог отвернулся от иудеев за то, что те, дескать, пошли против него. Так, может быть, он и на вас насылает все беды за то, что вы живете не так, как следовало бы. Ты не думал об этом?
— Замыслы Всевышнего мне неизвестны, — покачал головой историк. — Возможно, он действительно испытывает нас. Но это не значит, что…
— Это может означать только то, — перебила его Лада, — что твоя религия, философ, приносит людям лишь беды, в то время как наша вера идет от сердца и поэтому не может никого сделать несчастным.
— В тебе говорит дьявол, — неожиданно для себя брякнул Марсель, которого речи девицы задели даже больше, чем он сам себе в этом признавался.
То, что начиналось как обычная беседа, неожиданно превратилось в обвинительную речь. Летописцы ни о чем подобном не рассказывали, и историк теперь гадал, как же все было на самом деле и что следовало говорить, чтобы не попасть впросак. И откуда взялась эта Лада, черт бы ее подрал? Он читал о том, что князь до принятия христианства не отличался особой сдержанностью относительно прекрасного пола, может быть, это просто одна из фавориток? Сомнительно… Слишком уверенно она вела себя. Тем временем девица рассмеялась в ответ на выпад собеседника.
— Ты забыл о том, что я не верю в твоего бога. Значит, и в дьявола — тоже не верю. Ты разочаровал меня. Я думала, что ты умный человек.
— Все мы иногда ошибаемся в своих предположениях, — в тон ей ответил историк. — Я вот полагал, что владыка Киевский принимает решения самостоятельно, а оказалось, что здесь все решает баба.
Марсель понимал, что, говоря так, он сильно рискует, однако в какой-то момент происходящее вокруг показалось ему настолько далеким от реальности, что он решил больше не сдерживаться. Действительно, что ему еще оставалось? Вернуться в селище и доживать там свой век? Глупо. Отправиться в Византию, чтобы его там моментально вывели на чистую воду и казнили? Еще глупее. Плюнуть на все и попытаться убедить себя в том, что его слабость никак не отразится на будущем человечества? Нет, на такую подлость он пойти не мог. Оставалось только надеяться на то, что князь прислушается к голосу разума и не станет сжигать мосты между собой и могучими соседями, которые хоть и нуждались в его помощи, но все еще оставались сильным государством. Однако слова собеседника привели Владимира в ярость. Вскочив на ноги, он навис над Марселем:
— Что ты только что сказал?!
— Я сказал, — стараясь сохранять спокойствие, ответил историк, — что приехал сюда вести важные переговоры с князем Владимиром, а не с его женщиной. Если бы я знал об этом заранее, то взял бы с собой послушниц.
— Ты, я вижу, смелый человек. — Лицо князя исказилось, и он теперь мало напоминал героя сказок. Перед Марселем стоял безжалостный правитель, которому ничего не стоило убить человека. — Не боишься за свою жизнь?
— Людская жизнь — лишь мгновение, тонкая нить, которую может оборвать любой. Однако, кроме мирской жизни, существует еще духовная. Поэтому я спокоен. Убьешь меня — я попаду в рай. Император даже не заметит моего исчезновения. Он найдет себе другого посланника, который впредь будет обходить стороной твои земли, неся знания другим народам. А ты можешь и дальше молиться своим богам и делать вид, что мир вокруг тебя не меняется. Кто от этого выиграет — еще вопрос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Скрытая угроза, прозвучавшая в речи Марселя, возымела нужный эффект: Владимир сразу остыл и вернулся на свое место, задумчиво почесывая подбородок. Лада же была совершенно спокойной — все это время она с любопытством наблюдала за происходящим и теперь, казалось, даже была немного разочарована тем, что князь не дал выхода ярости. Тем не менее она предпочла не вмешиваться, вероятно не желая лишний раз раздражать мужчину.
— Ты оскорбил меня. — Князь снова заговорил ровным голосом, который сильно контрастировал с той атмосферой опасности, которая царила в зале. — И я должен был бы казнить тебя не раздумывая. Однако я помню и о том, что до сих пор у нас с твоим правителем не было ссор. К тому же посланников у нас не принято убивать, даже если они ведут себя чересчур вызывающе. Поэтому я забуду о твоей дерзости. Ты устал с дороги, тебе следует отдохнуть. Завтра продолжим нашу беседу. Слуги покажут тебе твои покои.
Сказав это, Владимир поднялся и, демонстративно отвернувшись от гостя, подошел к окну. Поняв, что аудиенция закончена, Марсель также встал и на негнущихся ногах вышел из зала. Оказавшись за дверью, он вдруг почувствовал, что его начинает колотить нервная дрожь, и попытался взять себя в руки. Он не был уверен в том, что эта временная отсрочка не простой предлог удалить его из комнаты, чтобы придушить где-нибудь по-тихому. Ученому было известно о том, что русские правители, в отличие от западных соседей, редко когда устраивали показательные казни, предпочитая устранять неугодных так, чтобы потом можно было развести руками: мол, что поделаешь — споткнулся человек на ровном месте и сломал себе шею или в простынях запутался и самоудушил-ся. Поэтому Марсель прежде, чем пройти в отведенную для него комнату, настоял на том, чтобы ему разрешили пообщаться со своими спутниками. Похоже, что сопровождавшему его стражнику не давали никаких распоряжений на этот счет, потому что он с равнодушным видом кивнул и проводил его к выходу…
* * *
Марсель надеялся на то, что Муса не последовал его совету осмотреться, а остался ждать возле княжеского дома, и поэтому едва сдержал радостное восклицание, когда увидел мавра, который ждал его, сидя верхом на лошади. Его помощники находились тут же, не было только Курьяна. Впрочем, у того не было никаких веских причин оставаться здесь, и историк подумал, что он, скорее всего, отправился на местный рынок.
— Что? — спросил Муса, внимательно приглядываясь к Марселю.
— Нам придется задержаться здесь, — ответил тот, борясь с желанием вскочить в седло и поскорее умчаться куда глаза глядят. — Князь сегодня не в духе.
— Ладно.
— Скажи-ка мне, добрый человек, — обратился историк к стражнику, который продолжал стоять рядом, — где поселятся мои люди?
— Князь об этом ничего не говорил, — отозвался тот, позевывая.
— Значит, они могут быть со мной?
— Значит, могут. Только тесно вам там будет — не хоромы, чай.
— Ничего страшного, мы потерпим.
Отправив двух охранников на поиски Курьяна, историк поманил за собой мавра, и тот легко спрыгнул с коня. Проследив за тем, куда отведут лошадь, Муса наконец кивнул и заявил, что готов. Человек князя смерил его подозрительным взглядом и, подумав несколько секунд, показал взглядом на саблю:
— Сними. С оружием нельзя.
Заметив, что стоявшие неподалеку дружинники, услышав эти слова, словно невзначай подошли ближе, Марсель усмехнулся: судя по всему, те опасались заморского гостя.
— Не спорь, — обратился он к мавру.
Помедлив немного, Муса все же подчинился и, отстегнув саблю вместе с ножнами, передал ее охраннику, заметив при этом:
— Потеряешь — голову оторву.