— Де Виньи тоже пытался убедить меня в этом, — фыркнул Петерс.
— Что ж, давай теперь я попробую, только боюсь, мой язык не столь элегантен. Что такое Федерация? Нечто святое или просто орудие для достижения цели? На наш взгляд, как раз последнее, причем служить своей цели здесь она не может.
— Гуннар, Гуннар, неужели ты напрочь забыл всю историю? Известно ли тебе, что означал бы распад Федерации.
— Войну, — кивнул Хейм, — Но Федерация пока еще не собирается умирать. Несмотря на все свои недостатки, она имеет столь неоспоримые заслуги перед Землей, что отказ от нее невозможен, по крайней мере в ближайшем будущем. И все же Земля — это всего лишь одна планета. Ее можно облететь по орбите за девятнадцать минут. Нации живут в тесноте, словно сельди в бочке. Они вынуждены объединяться, чтобы не перебить друг друга. — Взгляд Хейма устремился куда-то вдаль. — Здесь у нас места побольше.
— Но…
— Вселенная слишком велика для каких бы то ни было шаблонов. Ни один человек не в состоянии постичь или проконтролировать ее, не говоря уже о правительстве. За доказательствами не надо далеко ходить. Нам пришлось пойти на обман, пришлось терзать и запугивать Федерацию, чтобы заставить ее сделать то, что — мы ясно видели это собственными глазами — было необходимо сделать. Потому что она этой необходимости не видела. Не в состоянии была увидеть. Если человек собирается освоить всю галактику, ему необходима свобода в выборе своих собственных путей, тех, которые, как подсказывает ему его прямой опыт, наиболее соответствуют его обстоятельствам. И разве раса при этом не осознает всего своего потенциала? И разве есть иной путь, кроме как пробовать все и повсюду?
Хейм хлопнул Петерса по спине:
— Я знаю. Ты опасаешься, что в будущем могут возникнуть межзвездные войны, если планеты станут суверенными. Не беспокойся. Это же абсурд. За что будут бороться цельные, независимые в экономическом отношении, изолированные миры?
— Одна межзвездная война только что закончилась, — напомнил Петерс.
— Угу. Что или кто ее вызвал? Некто, не желавший дать человеческой расе развиваться так, как ей хочется. Моше, вместо того чтобы ставить себя в точку замерзания, вместо того чтобы превращаться в какое-то ничтожество и мелюзгу только из-за страха утратить контроль, давай изберем тактику, которая приведет к совершенно противоположным результатам. Давай выясним, сколько видов общества — человеческих и не человеческих — смогли бы обойтись без нацеленного на них полицейского ружья. Мне кажется, здесь вряд ли может быть какой-то предел.
— Ну… — Петерс покачал головой. — Может быть. Я надеюсь, что ты прав. Потому что связал нас по рукам и ногам, чтоб тебе пусто было.
Адмирал говорил без всякой злобы. Помолчав минуту, он добавил:
— Должен признаться, у меня немного отлегло от сердца, когда Президент де Виньи принес официальное извинение за то, что наш корабль держали на приличной дистанции.
— Я ведь тоже извинился, от себя лично, — низким голосом сказал Хейм.
— Хорошо! — Петерс протянул руку и коротко рассмеялся. — Принято и забыто, проклятый ты старый скандинав.
Хейм тоже облегченно улыбнулся.
— Отлично! — воскликнул он. — Пошли в дом и займемся подготовкой к пьянке. Боже, сколько нас ждет всевозможных историй и анекдотов!
Они вошли в гостиную и сели. Появилась служанка, сделала реверанс и остановилась в ожидании.
— Чем тебя угощать? — спросил Хейм. — Кое-какие деликатесы у нас здесь пока еще в дефиците и, разумеется, не хватает автоматов, так что приходится держать большой штат прислуги. Но что касается винных запасов, то в этом французам, как всегда, нет равных.
— Пожалуй, я бы выпил виски с содовой, — сказал Петерс.
— Я тоже. Здесь, на Новой Европе, мы и впрямь отвыкли от виски. Э… с Земли скоро прибудут караваны с грузами?
Петерс кивнул:
— Некоторые уже в пути. Парламент будет вне себя, когда я доложу о сделанном вами, и неизбежно возникнут разговоры об эмбарго, но ты ведь знаешь, это ни к чему не приведет. Если мы не станем начинать военных действий, чтобы удержать вас против вашей воли, будет бессмысленно враждовать с вами путем мелких досаждений.
— Что еще раз подтверждает сказанное мной. — Хейм по-французски произнес служанке распоряжения относительно напитков.
— Пожалуйста, только не надо больше разговаривать на эту тему. Я ведь уже сказал, что принимаю это как свершившийся факт. — Петерс наклонился вперед. — Но могу я задать тебе один вопрос, Гуннар? Я понимаю причины, заставившие Новую Европу сделать то, что она сделала. Но ты лично… Ты мог бы вернуться домой, стать всемирно известным героем и миллиардером со своими трофейными богатствами. Вместо этого ты принял здешнее гражданство… нет, ради бога, они чудесные люди, но это не твой народ!
— Теперь мой, — спокойно ответил Хейм.
Вытащив трубку, он набил ее. Его речь продолжалась словно бы сама по себе:
— Как это обычно и бывает, мотивы здесь самые разные. Мне необходимо было оставаться здесь до конца войны. Сражаться пришлось много, а потом кто-то должен был налаживать космическую защиту. И… видишь ли… на Земле я был одинок. А здесь я нашел общую цель с людьми, с людьми в лучшем смысле этого слова. И в придачу — целый мир, просторный, открывающий бесконечные перспективы. В один прекрасный день, когда я почувствовал тоску по дому, на меня вдруг словно нашло озарение: а почему, собственно, я тоскую по Конни? Ее ведь уже нет на Земле и никогда больше не будет. Тогда зачем мне туда возвращаться? Чтобы покрываться плесенью среди своих долларов? Если моя дочь захочет сюда приехать, я буду рад. Не захочет — ее дело.
Итак, теперь я министр Космоса и Военного Флота Новой Европы. У нас не хватает рабочих рук, опыта, оборудования — буквально всего. Можешь назвать что угодно, и почти наверняка окажется, что нам этого не хватает. Но я вижу, как мы постепенно растем, день за днем. И в этом есть доля моего труда.
Он разжег трубку и выпустил клуб дыма.
— Я вовсе не собираюсь занимать место в правительстве дольше, чем это будет необходимо, — продолжал он. — Я хочу начать серию экспериментов с океаническими культурами и провести исследования других планет и астероидов этой системы, и основать свой торговый флот, и… черт побери, я просто не в состоянии перечислить все свои планы. Я не могу терять время, прежде чем снова стану лицом, не состоящим на государственной службе.
— Однако ты все же его теряешь, — заметил Петерс. Хейм посмотрел в окно на море, солнце и небо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});