Все вроде были согласны, и оставалось только проголосовать.
Но, как взорвавшаяся шутиха, вдруг выскочил на трибуну «промежуточный человек» Руцкой: — Коней на переправе не меняют!..
Мы всегда считали Летчика своим человеком. Признаюсь, когда создавали «Отечество» на первом общем собрании в клубе газеты «Правда», я даже хотел предложить его в Председатели. Вовремя одумался, заикнулся и собравшимся предложил «Профессора» — Апполона Кузьмина, а «Летчика» «только» Первым замом. Для вывески — все-таки Герой России. В плену у моджахедов был. Тогда в нашего Господа и уверовал. Истый православный. Мамочка вроде еврейка. Но поверим ему. Мы его, повторюсь, и к «Всенародно-избранному» в вице-президенты подсунули — от патриотов. Всенародно-избранный хотел непременно победить с гарантией, а, значит, нуждался в патриотическом электорате. Демократы из окружения Всенародно-Избранного страшно в свой круг «Летчика» допускать не хотели. Но мы их на том, что он «промежуточный человек», то есть немножко и с «ихней» кровью купили. Значит, мол, уж точно не «русский фашист» по терминологии какого-нибудь иудея Черкизова. Хотя кто его знает? да про самого Адольфа, про его скрытое иудейское происхождение всякое болтали. Как бы то ни было, наша бомба сработала, «Летчик» свое дело четко сделал. Худо-бедно, а с мешком «компромата» на самих олигархов, став во главе государственной комиссии по борьбе с коррупцией, ведь вылез на трибуну. Ельцин, спасая олигархов, даже вынужден был его убрать — от своего собственного вице-призидента отказался.
Но вот тут Руцкой побоялся принять весь бунт на себя. Побоялся, что не справится. Да, видимо, и «примесь» в нем свербила. А вдруг вслед за «Большим чеченом» и его тихонько за «промежуточность» уберут. Чистые «черносотенцы» — «баркашовцы» восторжествуют.
«Летчик» ораторствовал долго и истерично. И видно было по нему, что он бесконечно трусит, что еще автомат в руки не взял, но уже полные штаны наложил. Что подведет он такц нас под «Большого чечена».
А Хасбулатов, было, уже почти смирившийся с тем, что надо ради дела уйти в тень, ожил. Уйти отказался.
Гробовая тишина нависла в зале. Свечи освещали удлинившиеся, сумеречные тени депутатов. И огромная тень Сталина-Джугашвили из 37-го года недвижно, как призрак, нависла над залом.
В этот момент мы проиграли!
Дальше все катилось по инерции. Все было подготовлено, и День Народного Гнева мы уже не могли перенести. Но внутренне мы уже все знали, что «Всенародно-избранного» только приструним, а под «Большого чечена» — из огня да в полымя! — дудки-с, ни за что не пойдем. Побузим, острастку «Царю Борису» дадим, всему обществу политическую силу русского гнева продемонстрируем. Но и только — чеченцу власть над всеми нами своими руками не передадим. Второго Великого Кавказца да еще чечена на шею нам, русским, не надо!
7. Расстрелянный и сожженный Верховный Совет
Согласно Теории Катастроф есть понятие критической массы, когда никакой ОМОН (свезенный со всей страны после предательского сигнала Зюганова!) уже не в силах сдержать толпу. В воскресенье 3-го октября с утра, казалось, весь город высыпал на улицу. День был прекрасный, теплый. Вдоль Садового кольца, по которому было назначено шествие, народ стоял сплошной стеной, флагов пока не было, их держали наготове, но свернутыми, чтобы не дразнить заранее гусей. А народу все прибывало и прибывало. Такого людского потока еще никогда не было. Было ясно: покатится девятый вал, накроет с головой ОМОН и все сметет.
Мы приехали вместе с ответственным секретарем Союза Русского Народа — извиняюсь, «Славянского Собора» Ларисой Андреевной Захаровой, моторной женщиной, смелой и прекрасным организатором — на Смоленскую площадь. Наши ребята уже стояли наготове. Накануне в субботу здесь была репетиция, стычка с ОМОНом обошлась без жертв. Теперь ОМОН жался в проулке возле метро. Мы выскочили на проезжую часть, пробуя перекрыть движение. Машины сразу встали, словно были заранее готовы к людской пробке. Но со стороны ОМОНа начали постреливать, в воздух. Атмосфера была раскалена до предела. Мы ушли с проезжей части. Было еще не время.
Сели в троллейбус, проехали до Зубовской площади. Здесь тоже были наши парни, и жался в проулке ОМОН. Та же стена народу. Та же молчаливая, приглушенная наэлектризованность на все готовой толпы.
Так, вылезая на каждой остановке и проверяя готовность, мы с Ларисой Андреевной добрались до Октябрьской площади.
Пора было начинать Шествие Гнева. Но народ все прибывал и прибывал. Вскоре уже само человеческое море разлилось на проезжую часть, запрудило все Садовое кольцо — и на Октябрьской, и перед парком Горького и дальше за мостом в сторону Зубовской было сплошное море людей. Только на самом мосту, перегораживая его проезжую часть, стоял островок ОМОНа со щитами и дубинками. Очень неудобно стоял — на виду. Стрелять — разорвут, скинут в реку. Их как-то само собой и скинули с моста, отобрав щиты и дубинки. Впрочем, они и не шибко сопротивлялись. Дали себя разоружить. Им «Всенародноизбранный» был уже тоже поперек горла. Они же, когда с работы приходят домой, — такие же люди, такую же всеобщую разруху вокруг себя видят.
Флаги развернули все разом — красные, «черносотенные» черно-злато-белые, православные хоругви и иконы, и бело-сине-красные флаги. Последних было немало. Многие демократические организации присоединились в общему шествию протеста. Всем здравомыслящим людям «Царь Борис» был поперек горла. В толпе черно шутили: «Самозванный царь Борис Годунов раскаялся, младенца зарезанного перед собой видел. — Этот не увидит, этот по-нашему, по-русски зенки зальет, — а мы будем с голоду дохнуть в разваливающейся стране. — Вот наградил нас аспидом Господь!»
Девятый вал повалил по Садовому в сторону Дома Советов — освобождать заложников-депутатов. Омоновцы бежали, бросая машины. На Смоленской была последняя стычка — смели заслон вполне профессионально. Когда мы повернули с Садового к Белому Дому, я шел в первом ряду — рядом с нашими крепкими русскими парнями и крупным фактурным евреем с красивой черной вьющейся бородой и в черной хасидской шляпе. Мне он сказал, что он из Свободных Демократов, из партии мадам Новодворской, но дома вот не усидел — «Царь Борис», мол, всех достал и тут, мол, несмотря на наши партийные разногласия, — дело общее, надо чистить авгиевы конюшни. Мы шли, а он все повторял: «От художеств “Царя Бориса” и, главное, от тоскливой нищей жизни, что он подавляющему большинству народа, вместо освобождения, принес, все одинаково устали. Обещал привилегии отменить — не отменил. Собственность народную бездумно и бесчестно, кому попало, раздал, кто ухватил тот и пан, а остальных — девяносто процентов в нищие. Страну развалил: «Берите суверенитета, сколько можете!» Обещал на рельсы лечь, если жизнь не наладится — не лег. Какая ж тут Свободная Демократия? Тут катастрофа! Вот потому мы все вместе протестуем!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});