– Ну хорошо, уболтал. И что следует из твоих медицинских выкладок?
– Понимаешь, мы повсюду подходим со своей антропоцентрической меркой. Молчаливо подразумевается, что чума или грипп пылают злобными чувствами и хотят убить как можно больше народу. А они ничего не хотят. Просто-напросто те штаммы, которые оказываются смертельными для организма хозяина, погибают вместе с этим организмом. А если человек отлежался и пошёл на поправку, то он и в следующий раз может заболеть, и ещё. Готовая, можно сказать, кормовая база для возбудителя болезни.
– Иммунитет вырабатывается, – напомнил Михальчук.
– В том и беда. Поэтому у микроорганизмов порой появляются новые сильно вирулентные штаммы. Но в целом болезни протекают всё спокойней и без летального исхода. СПИД на наших глазах из всемирного пугала превратился чуть ли не в рядовую болезнь. Наиболее опасные формы сифилиса попросту исчезли.
– И что дальше?
– А то, что формы нежити должны подчиняться тем же закономерностям, что наблюдаются для прочих паразитарных форм. Я думаю, задача оборотня вовсе не в том, чтобы убить как можно больше людей, а чтобы… ну вот зачем, собственно, оборотень людей убивает?
– А в самом деле, зачем? – насмешливо переспросил Михальчук. – Ты, братец, задаёшь вопросы, над которыми люди поумней нас с тобой не одно столетие бились. Пока народ верил в потустороннее, в силы зла и прочую чепуху, то можно было верить и в то, что оборотень дерёт людей из любви к искусству и чистому злу. А если, как ты утверждаешь, он просто паразит на здоровом теле человечества, то надо знать, что он со своего паразитарного образа жизни имеет. А этого пока не знает никто.
– Вот я и хочу узнать. Поглядеть, пощупать, так сказать, своими руками.
– Кого пощупать, оборотня или вампира? Не боишься, что он тебя пощупает?
– Не буду я его руками хапать. Мне бы только поглядеть, как он себя в обыденной обстановке ведёт.
– Раскрой глаза да смотри. Я потому и работаю день и ночь, что просто так оборотня в латентной фазе от рядового гражданина не отличить. А попадёшь под трансформацию – не обессудь.
– Но ты же сам рассказывал… ну, про эту старуху! Мне её история покоя не даёт.
Михальчук криво усмехнулся. История старой вампирши давно стала в Управлении притчей во языцех. Полусумасшедшая старуха жила в доме дореволюционной еще постройки, где ветхие коммуналки десятилетиями ждали расселения. Старуху не любили за неопрятность и вздорный характер, но особого вреда за ней никто не замечал. А вот клопы замучили весь дом, и сладу с ними не было. В конце концов кто-то из жильцов сменил недейственные хлорофос и дезинсекталь на карбофос, который клопа убивает не сразу, давая ему уползти. Тогда и выяснилось, что паразитов насылала вампирша, а потом щёлкала насосавшихся крови клопов наподобие семечек. Карбофоса старуха не вынесла, с тяжёлым отравлением её привезли в госпиталь, а затем в Управление психического здоровья. Были ли в её жизни нападения на людей, выяснить не удалось, но и отпустить вампиршу домой никто не решился. В старые времена расправа над попавшейся нечистью была бы короткой, но в новой реальности возобладал гуманизм, и старуха мирно окончила свои дни на больничной койке.
– И что тебе в этой истории? Думаешь, мы бабку не изучали? Клиника трансформации, в общем-то, ясна, а с психикой нежити всё неясно. Говорить с ней всё равно что с шизофреником: слова произносятся, а смысл ускользает. Хочешь, выбери бомжа погрязнее или алкоголика в последней стадии опухлости и поговори с ними. Немедленно начнут клянчить, и больше ты ничего от них не добьёшься. Нелепый охотничий инстинкт и никакой высшей нервной деятельности за ним.
– Ты хочешь сказать, что алкоголик или бомж – не человек?
– Формально – человек, хотя грань человекоподобия им уже перейдена. Так и вампир – формально человек. Две руки, две ноги, слова произносит. Что ещё?
– Ещё то, что я уверен: они стали менее опасны, чем триста лет назад.
– Триста лет назад их не так хорошо выявляли, а с теми, кого выявили, поступали решительнее. Вот и вся разница.
– И всё же мне бы хотелось поглядеть.
– В виварии у нас никого нет, так что глядеть не на кого.
– Вы что, их содержите в виварии?
– Мы называем виварием то место, где их содержим. А официально оно называется «Лаборатория персонифицированных паранормальных явлений». Только это место очень закрытое, тебя туда не пустят, просто из соображений безопасности.
– Туда я не претендовал. Любопытно, конечно, но я-то хочу поглядеть на них в естественных условиях.
– Естественные условия – это среда большого города. Так что смотри, никто тебе не запрещает.
– Но ведь есть места, где они встречаются чаще. Вот ты говорил, что сегодня идёшь на дежурство. Значит, где-то ваши сотрудники дежурят постоянно. Вот в такой заповедничек нежити я и хотел бы попасть.
– Ты что, думаешь, я дежурю в каком-то тайном притоне, куда нежить и нечисть сползается на шабаш? Нет уж, дежурство моё самое обычное, ничего сверхъестественного в нём ты не обнаружишь. Просто есть места, где наша клиентура появляется с большей вероятностью, нежели в других. За такими местами мы и приглядываем.
– Ну вот ты, – Княжнин не отступал, твёрдо намереваясь добиться своего, – где конкретно дежуришь?
– Клуб «Саламандра».
– Говорят, злачное местечко.
– Не злачнее других. Молодёжный клуб, относительно недорогой. Постоянных посетителей немного, новым лицам никто не удивляется. В целом – как специально придумано, чтобы нежити было где толочься. Знаешь, какой там фон? Детектор можно не доставать, зашкаливает от простых граждан.
– Ты кем в клубе представляешься? Под молодого тусовщика тебе косить не по годам.
– Охранником. Так что мне ни под кого косить не надо. Камуфло, бэджик, и никому дела нет, что я зал взглядом окидываю. Приятное, так сказать, с полезным.
– Ты ещё скажи, что тебе администрация оклад платит.
– Попробовали бы не платить. Они знают, что я через МВД устраивался, так и что из того? Бывший мент, в полиции места не нашлось, пошёл в частные структуры. Обычное дело.
– Хорошо устроился, – протянул Княжнин. – А твой полковник знает про две зарплаты?
– Начальство знает всё. Но место такое, что нужно постоянно держать под контролем.
– Понятно… – протянул Княжнин. – Понимаешь, что хочу спросить. Ты не мог бы меня сводить в этот клуб? А то я не знаю, как там подступиться…
– А чего подступаться? Это же публичная оферта.
– Что?
– Эх ты, а ещё умный! Публичная оферта, значит, общедоступное заведение. Покупай билет и заходи. Нет, если тебе четырёхсот рублей жалко, я могу тебя провести. Только тогда все будут знать, что ты не просто посетитель, а приятель или сослуживец охранника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});