Я намерен провести в Каменке весь ноябрь, а если заниматься окажется удобным, то и декабрь, вплоть до рождества. К этому времени туда прибудет Анатолий для свидания со мной, и тотчас после праздников я отправлюсь в Италию. Так как у меня теперь есть деньги и так как в Каменке жизнь мне ничего не стоит, то я прошу Вас, друг мой, не присылать мне в Каменку lettre chargee. У меня, во всяком случае, хватит денег доехать до того места за границей, где я поселюсь, а поселюсь я, вероятно, в милой Флоренции и в том же милом отеле, где стоял в прошлом году.
Я продолжаю вести здесь ту совершенно праздную жизнь, которая обусловливается моими отношениями к бесконечному количеству родственников и общим строем петербургской жизни. Нет сомнения, что если б судьба не толкнула меня в Москву, где я прожил двенадцать слишком лет, то я бы не сделал всего того, что сделал. Не могу при этом случае не помянуть добрым словом опостылевшую мне вследствие частных обстоятельств, но все-таки милую Москву. Как мне нравится, что Вы даже среди прелестей Италии, которую так любите, все-таки испытываете по временам тоску по родине! Как я понимаю хорошо, почему Вам невыносима мысль об опустелом доме на Рождественском бульваре и зачем Вам понадобилось, чтобы дом был во всякую минуту дня готов принять Вас.
В субботу я не надолго был в концерте Музыкального общества и нашел на хорах темный уголок, где меня никто не видал. Прослушал я скрипичный концерт Гольдмарка, весьма недурной, и отрывки из “Arlesienne” Bizet, автора “Carmen”. Эти последние очаровательны.
Сегодня брат Анатолий нездоров, и мне немножко грустно. Ему нужно было вчера присутствовать при обыске в квартире лиц, заподозренных в политическом преступлении, и при его болезненной впечатлительности это так подействовало на него, что он заболел.
До свиданья, дорогой друг.
П. Чайковский.
210. Чайковский - Мекк
С.-Петербург,
27 октября 1878 г.
Получил сегодня утром письмо Ваше, бесценный друг мой, и в ту же минуту решил изменить свои проекты. Достаточно того, что Вам желательно, чтобы я пожил во Флоренции теперь, когда и Вы там, дабы я всем сердцем стал стремиться в этот город. Независимо от этого, и я, со своей стороны, ни за что не хочу пропустить случая быть в течение некоторого времени вблизи Вас. Наконец, Вы так соблазнительно описываете прелести Флоренции, которую я и без того люблю, что меня так и тянет в соседство Viale dei Colli. Но, чтобы не уехать из России с неприятным сознанием, что я не привел в исполнение своего намерения побывать в Каменке, где меня с нетерпением ожидают, я решаю поступить так, как телеграфировал Вам сегодня, т. e. 1 ноября выеду отсюда, проведу в Каменке неделю и уже оттуда поеду во Флоренцию.
Благодарю Вас, дорогая моя, за предложение заранее распорядиться о моем помещении. Я буду, разумеется, очень счастлив приехать в готовое помещение, но боюсь, что это обеспокоит Вас.
Мне нужно небольшое помещение, но, главное, я бы желал быть обеспеченным насчет тишины. Меня до крайности раздражает среди занятий посторонняя музыка, и поэтому, уж если Вы будете так добры, что поручите комиссионеру приискать мне квартиру, то желательно было бы, чтобы у меня не было музицирующих соседей. Со всяким другим шумом во время работы я мирюсь охотно, но музыка для меня невыносима. Простите, что так бесцеремонно излагаю свои условия благоприятной для меня обстановки.
Я с величайшей охотой и удовольствием займусь решением интересующих Вас вопросов насчет музыкальной натуры Пахульского. Я помню очень хорошо, что он обладает несомненною музыкальностью, но есть ли у него композиторское дарование, об этом я пока ничего не знаю. Приехавши во Флоренцию, я увижусь с ним и тогда, после обстоятельного ознакомления с характером его таланта, скажу Вам свое откровенное мнение.
Нечего и говорить, до какой степени я радуюсь, что “Онегин” Вам нравится. До свиданья, милый, добрый, дорогой друг. Завтра напишу Вам о “Вакуле”.
Ваш П. Чайковский.
211. Чайковский - Мекк
Петербург,
30 октября 1878 г.
Я очень хорошо помню, дорогой друг мой, что в последнем письме моем, посланном еще три дня тому назад, я сказал Вам, что напишу завтра. Однако же три дня я тщетно искал получаса, благоприятного для задушевной беседы. Чем ближе конец моего пребывания в Петербурге, тем более меня терзают и рвут во все стороны. Вообще все мое пребывание здесь есть лютое, ужасное мученье. Это жертва братской любви. Она мне стоит сильного нервного расстройства. Но что же делать! В ближайшем будущем я непременно хочу обстоятельно поговорить о брате Анатолии, который и есть собственно виновник моего чрезмерно долгого пребывания здесь. Это чудное, идеально доброе и любящее существо составляет и усладу и отраву моей жизни, а почему - об этом коротко говорить нельзя.
Я еду завтра вечером. Останусь день в Москве (incognito), неделю в Каменке, откуда и поеду в милую Флоренцию. Телеграмму Вашу получил сегодня утром. О, мой чудный, лучший друг! Вы же виновница моего счастья, моего благополучия, моей свободы и Вы же меня благодарите!!!
“Вакула” прошел так же, как и в первое представление, т. е. гладко, достаточно чисто, но рутинно, бледно и бесцветно. Есть один человек, на которого я во все время сердился, слушая эту оперу. Этот человек - я. Господи, сколько непростительных ошибок в этой опере, сделанных никем иным, как мною! Я сделал все, чтобы парализовать хорошее впечатление всех тех мест, которые сами по себе могли бы нравиться, если б я более сдерживал чисто музыкальное вдохновение и менее забывал бы условия сценичности и декоративности, свойственной оперному стилю. Опера вся сплошь страдает нагромождением, избытком деталей, утомительною хроматичностью гармоний, недостатком округленности и законченности отдельных номеров. C'est un menu surcharge de plats epices [Это меню, перегруженное острыми кушаньями] В ней много лакомств, но мало простой и здоровой пищи. Я очень чутко сознаю все недостатки оперы, которые, к сожалению, непоправимы. Но из нового прослушания я вынес хороший урок для будущего. Мне кажется, что “Евгений Онегин” - шаг вперед. Я ужасно рад, что он Вам нравится. Я писал эту вещь с искренним увлечением.
Многое мне хочется сказать Вам, но я недостаточно покоен для последовательной беседы. Только во Флоренции я буду в состоянии высказать Вам все, что накопилось в сердце.
Скоро я буду очень близко от Вас, дорогая моя, и мысль эта меня бесконечно радует. Из Москвы или из Каменки напишу Вам.
Ваш П. Чайковский.
212. Мекк - Чайковскому
Флоренция,
30 октября 1878 г.
Villa Oppenhtim.
Что за чудный Вы человек, что за бесподобное у Вас сердце, мой дорогой, несравненный друг! Всякий искренний сердечный призыв находит всегда отголосок в Вашем благородном, нежном сердце. Ваша готовность приехать во Флоренцию меня трогает до глубины души, но принять ее безусловно мне запрещает Ваша собственная доброта и великодушие, с которым Вы готовы доставить другому все доброе и хорошее. Поэтому я прошу Вас убедительно, бесценный друг мой, я требую, чтобы Вы нe приезжали во Флоренцию, если Вам хоть немножко нe захочется. Когда Вы приедете в Каменку, в круг милых и любимых Вами людей, нельзя захотеть ехать в какую-нибудь чуждую даль, в одиночество, как бы там ни было хорошо. Но ведь и поговорка есть: “От добра добра не ищут”, и я прошу Вас, я обязываю Вас словом, - я имею на это право, потому что Вы хотите это сделать для меня же, - н e приезжать во Флоренцию, если Вам захочется остаться в Каменке, тем более, что и братьям Вашим это будет приятно. Благодарю Вас безгранично зa Вашу доброту и дружбу ко мне, но чем более я ими пользуюсь, тем менее имею права принимать жертвы от Вас, мой несравненный друг.