Глумхарр встал с полной чашей в руке. Обвёл зал взглядом, полным гордости. И молвил:
— Великое свершили наши гости! Воистину, достойны они того, чтобы сдвинуть чаши в их честь!
Борин прятал взор.
За разговорами и угощением мы не заметили, как настала полночь. Мёртвый Рольф Ингварсон ждал нас в Зале Улыбок. И мы пошли проститься с ним.
* * *
Стены были черны и холодны. Со стен нам улыбались десятки блинов. Лишь после того, как Тидрек громко выругался, Дарин звонко ойкнул и побледнел, а Корд покачал головой, я понял, что нам улыбаются лица. Точнее, содранная с лиц и растянутая в улыбках кожа.
— Как маски для представлений на Юге, — обронил Борин.
Я начертал Руну Охраны. Лоддир заметил мой жест и усмехнулся. Я смутился, замешкался, споткнулся… и закричал.
Пол был вымощен лицевыми костями черепов.
Как и потолок.
Черепа весело улыбались.
— Кто это? — спросил я.
— Теперь уже никто, — ответила Хьёлле. Почему-то я обрадовался, услышав именно её голос.
Рольф ждал нас в кругу камней. Он сидел на жёлтом костном троне и тоже улыбался. Будто его кожу стянули на затылке, и губы сплющились, обнажив дёсна. Глаза героя были закрыты.
Мы окружили кольцо камней. Хранители стояли сзади.
На их лицах тоже застыли улыбки.
— Рольф, сын Ингвара, сына Хельги, сына Хёгни, сына Харрика из рода Вирсингов, фрэльс Ордена и славный юноша, — говорил друид, — храбрый воин из племени хлордов погиб вдали от родных берегов, от железного неба над фьордами, и не слышать ему плеска волн. Мы совершим обряд по обычаю Севера. Если я ошибусь — Дэор меня поправит.
— Ты не ошибёшься, — обещал Дэор.
— В краю лесистых гор, что нависают над ледяным морем, воина, погибшего в битве, провожают в последний путь с весельем и радостью. Ибо нет для мужа лучшей доли, чем гибель от меча. Однако нет у меня сил радоваться его смерти — ведь по моей вине он погиб. Клянусь на этом круге камней, что имя Рольфа Ингварсона войдёт в саги, что рассказывают северяне, коротая долгие зимние вечера у жарких очагов.
— Я помогу тебе в том, — сказал Борин.
— И я, — добавил Дэор.
— Корд, сделай что-нибудь с его улыбкой, — попросил Асклинг. — Больно жутко!
Тот кивнул и коснулся посохом губ мертвеца. Уста хлорда сомкнулись, а глаза — открылись. Я вздрогнул.
Сзади раздался шорох. Дарин обернулся, я — вслед за ним.
Ничего.
Только улыбки сползли с лиц Хранителей.
Впрочем, Глумхарр все же улыбался. Но уже по-другому.
— Мы предадим твою плоть огню, — продолжал друид, — ибо ты был язычником и поклонялся Эрлингу. Пусть у тебя будет вдоволь света, и ты не станешь добычей Хеллы.
— Не станешь… — глухо повторил Эльри.
— Лёгкой дороги к Золоченым Палатам!
На конце посоха вспыхнул белый огонёк. Корд поднес пламя к одеждам Рольфа, но я крикнул:
— Стой!
— Да, Снорри, тебе есть что сказать?
— Этот меч… воин не разлучается с мечом.
Я достал Рольфов мэккир. Его сияние озарило полумрак.
— Если по правде, — говорил я, — то без Дэора, Корда и Рольфа мы стали бы кормом для лезвий пустыни. С нашей стороны не будет достойно оставить себе этот меч…
— Всё верно, — кивнул Корд'аэн, прервав меня, — но эльрадовые мечи на дороге не валяются. Кроме того, оружием снабдил его Орден, а Орден служит Совету, и я на правах человека Совета говорю, что не будет урона ничьей чести, коль этот меч останется у тебя.
Я молча пожал плечами.
И вспыхнуло пламя.
Рольф сидел в бело-золотом коконе. Духи огня радостно плясали вокруг него, прыгали ему на колени, точно дети, обнимали за шею нежными руками, жарко ласкали и целовали в уста. Мы неотрывно смотрели на танец огненной страсти, тени метались на наших лицах. Бездымное пламя растворяло в себе Рольфа, пожирало его тело, а вместе в ним — и мысли о нём. Прошлое чернело и рассыпалось пеплом на престоле из жёлтых костей. Вчерашний день обуглился.
Осталось лишь грядущее.
Все, кроме Корда, радостно смеялись, глядя на сожжение трупа, и Хранители смеялись, и Зал смеялся тьмой мёртвых улыбок над нами, под нами, вокруг нас, но — не в нас. То, что три года не давало мне покоя, тоскливо кричало ночами из пустоты, то, что я забыл в чертогах смерти, было совсем рядом. Я нашёл это. Осталось лишь взять.
И я весело рассмеялся, глядя на полыхающее тело соратника.
* * *
— Слава силам земным и небесным! — воскликнул Дарин, когда Риг провёл нас в спальные комнаты, — наконец-то! Перина и подушка! Одеяло и простыня! Ого, чистая!
— Сюда бы еще бабу, — усмехнулся Эльри. — Да хоть эту… Герну. Да, Снорри?
— Тьфу на тебя, — я никогда не жаловал подобных шуток.
— Ты скучный, — бросил Эльри.
— Зато ты весёлый, — заметил Корд'аэн. — Боги не любят смешения кровей. Я сам — лишнее тому подтверждение. Я ублюдок жены сидов от семени северянина, и у меня не будет детей.
— Это ведь можно исправить чарами? — спросил Тидрек.
— Да, вопрос хороший, — сказал Дэор сурово.
— Пусть минует тебя чаша сия… — прошептал Корд, похлопал северянина по плечу и улегся спать.
Комнатки были небольшие — пять на семь альнов. Четыре кровати, синие бархатные подушки, зелёные простыни и одеяла. Если вернусь — куплю нам с Митрун такие же.
Я оказался единственным двергом в комнате. Дэор храпел справа от двери, Асклинг взобрался на кровать и замер. Корд сопел рядом. Из соседней спальни доносились голоса Эльри и Тидрека, которые обсуждали достоинства Хранительниц.
Вдруг Тидрек громко спросил:
— Колдун, ты спишь?
— Сплю, — ответил Корд'аэн.
— Я так и понял… Я вот что подумал… почему ты не ослепил финнгалка как тогда, у Поющего Озера? Нам было бы проще сегодня…
— Тогда было немного света. Здесь же света нет. Совсем нет.
— Но ты же мог взять наш свет, как то сделала Аллиэ!
— Если бы я взял ваш свет, вы бы умерли.
— Что, не так-то просто принести спутников в жертву?
— Заткнись, Тидрек. Просто заткнись и дай поспать.
Но поспать ему не дали. Потому что я спросил шёпотом:
— А что, рубить драконам головы не придется? Или эти четверо — они что, и есть…?
— Да, Снорри, — буркнул Корд сердито. — Драконы! Самые опасные, именно потому, что не слишком на них похожи. Впрочем, я мало что знаю о драконах…
Я бы испугался.
Если б не так устал…
* * *
…Ревел ветер. Голосили вдалеке птицы. Тяжёлый свинцовый туман поднимался из пропасти, чтобы стать частью неба, тяжкого, как неволя. Кислый грязно-серый студень обволакивал руины неведомых огромных построек. Сквозь паутину тумана виднелись очертания каменного моста, что навис над хладной бездной, будто высунутый из пасти тролля чёрный язык. Перил у моста не было. Его края осыпались в Нибельхейм века назад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});