Позже оркестр играл венские вальсы.
Хотя танцором Джокер был неважным, он сумел достаточно убедительно пройтись по паркету. Когда они снова сели, взяв бутылку холодного шампанского, он решил, что сейчас подходящий момент для подарка.
– Петра, у меня для тебя кое-что есть, – сказал Джокер, доставая из кармана брошь.
Она развернула бумажную салфетку и ахнула.
– Дорогой мой Джокер! – воскликнула она. – Это же просто великолепно! Какая тонкая работа.
– Подлинный Челлини, – сказал Джокер. – Можно заключить по этим волнистым линиям сбоку. Нравится?
– Ах, я просто в восторге! Что же дать тебе взамен? – Петра наклонилась к нему, вздымая грудью серебряную ткань платья. – Может быть, поцелуй?
– Это хорошее начало, – сказал Джокер.
Петра изобразила испуг и постучала по руке кавалера указательным пальцем.
– Да ты проказник! Мы наказываем мальчишек-проказников! Хочешь, чтобы я тебя наказала?
– Мы обсудим, кто, что и с кем будет делать, чуть позднее, – сказал Джокер. – Послушай, Петра, шутки в сторону, я без ума от тебя. Ты обладаешь стилем и воспитанием, умом и красотой. А я выдающийся преступник нашего времени, а возможно, всех времен. Тебе не кажется, что из нас бы вышла прекрасная пара?
– Герр Джокер, что вы предлагаете? – В васильковых глазах промелькнула не только тень иронии, но и тень любопытства.
– Я хочу, чтобы ты отправилась со мной, – сказал Джокер. – Поедем в Америку. Или лучше в Южную Америку. Теперь я богат. – Он указал на брошку. – Такого у меня еще много. Мы могли бы вместе начать новую жизнь в Рио.
– Рио! – В ее дыхании чувствовался аромат гибискуса.
– Ну да, Рио, а почему нет? – сказал Джокер. – Для нас обоих это новое место. Как тебе предложение?
Петра посмотрела на него, потом на брошь. Ее взгляд нежно ласкал украшение, а пальцы гладили Джокера по руке.
– Как это соблазнительно! Но невозможно.
– Почему? – спросил Джокер. – Потому что у меня зеленые волосы?
– Вовсе нет! Мне нравится, как ты выглядишь! Мне бы очень хотелось убежать с тобой и жить вместе в тропическом раю, подальше от тревог старой Европы. Но это не может осуществиться.
– Но почему же?
– Потому что идет война. Как бы ни был дорог мне ты, еще дороже, еще важнее для меня – родина.
– Родина, – задумался Джокер. – Ты, наверное, о Германии?
– Я говорю, – ответила она, – о нашем победоносном Третьем рейхе и его великом вожде Адольфе Гитлере!
Проговаривая это, она подняла голос, и несколько человек, обедавших за соседними столиками, машинально произнесли: «Зиг хайль!»
Петра позволила Джокеру проводить себя до люкса. Но не дальше.
– Не потому, что не хочу, милый Джокер, – сказала она хрипловатым голосом, остановившись у своих дверей. – Но я не могу доверять себе с таким мужчиной, как ты. А переступить черту мне нельзя. Сами звезды пророчат, что я должна принадлежать тому, кто совершит для родины великий подвиг.
– Ты уверена в этом? – сказал Джокер.
– Да. Личный астролог Гитлера, герр Отто Обермайер, прочитал звездные карты и сказал мне.
У Джокера появилось много пищи для размышлений. Утром он позвонил Обермайеру в его мюнхенскую квартиру и назначил встречу на этот же день.
Мюнхен был увешан нацистскими флагами, улицы наводнены колоннами бронемашин; по широким бульварам маршировал гитлерюгенд. Прославленные пивные были забиты солдатами. Остановив автомобиль, Джокер отпустил шофера с условием, что тот вернется в назначенное время. Он позвонил в дверь и, поднявшись на три лестничных пролета, оказался у кабинета Обермайера.
Хозяин сам открыл дверь. Хотя Обермайер служил астрологом у Гитлера, жил он скромно, вкладывая все свои заработки в великий проект. Он был убежден, что Фридрих Барбаросса и его рыцари по-прежнему обитают в глубокой ледяной пещере под одной из германских рек. Когда Обермайер не был занят предсказанием будущего, он ездил в экспедиции с целью найти пещеру Барбароссы. На это уходила существенная часть доходов. Еще больше он тратил на ежедневный рацион: паштет из фуа-гра и шампанское, которые прописал его врач доктор Фаустус в качестве единственно возможной диеты для визионеров. Обермайер был круглым розовощеким коротышкой, беловолосым, как альбинос, с жидкими рыжеватыми бровями. Визит Джокера поверг его в несказанный восторг.
– Я ваш величайший поклонник! – объявил он, провожая Джокера в гостиную. – Слежу за всеми вашими свершениями, герр Джокер, и уже неоднократно говорил фюреру: будь у Германии полк таких людей, как вы, война бы скоро закончилась.
– Хватит и взвода, – сказал Джокер. – Но ситуация сложная: есть только я.
Некоторое время шла ничего не значащая беседа. Джокер выразил свою благодарность за письмо, которое направил ему Обермайер. В Германии оно открыло для Джокера многие двери. Неизбежным образом разговор свернул к войне. Обермайер пылко негодовал на ее медленный ход.
– Посмотрите на наши молниеносные победы в Норвегии, Дании, Польше! Мы обладаем мощнейшей военной машиной – мир доселе такой не знал. Вся Европа готова пасть к нашим ногам. А тысячелетний рейх готов принять власть. И что же делают генералы? Робко сидят за укреплениями линии Зигфрида и ждут. У Гитлера хорошее чутье. Он хочет атаковать через Арденны, бросить свои войска через Бельгию. Это план Шлиффена, который чуть не выиграл нам Первую мировую войну. Вторую мы просто обязаны выиграть.
– Так почему же этот план не воплощается в жизнь? – спросил Джокер.
Обермайер пожал плечами и комично огорчился:
– Все консерватизм генералов. Хотя фюрер обладает верховной властью, он по-прежнему слушает этих обвешанных медальками идиотов. Я пытаюсь дать ему совет, он меня выслушивает, но все так же выжидает и мешкает.
– Вы вполне уверены, что план окажется успешным? – спросил Джокер, изучая карту, которую развернул перед ним Обермайер.
– Не сомневаюсь! А человек, который убедит в его успехе Гитлера, станет героем рейха.
– Это точно? – спросил Джокер. – Давайте еще раз пройдемся по всему плану…
Митинг коричневорубашечников прошел с огромным успехом. Адольф Гитлер стоял на балконе третьего этажа берлинской канцелярии и добрых четыре часа произносил перед толпой эмоциональную речь, время от времени для большей весомости повторяя избранные места. Когда овации утихли и снова разразились, он ушел в помещение, вытирая лицо большим носовым платком. Хотя день был прохладным, фюрер вспотел. Эти речи отнимали все силы.
Рухнув в кресло, он отбросил со лба прядь темных волос капризным движением, которое стало его визитной карточкой. Вдруг он резко вскинулся. Гитлер внезапно осознал шестым чувством, которое редко его подводило, что в комнате он не один.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});