я.
— Атомные станции, графеновые соединения, квантовые компьютеры… впрочем, это побочный эффект. Знаете, когда наступает весна — цветут цветы и просыпаются пчелы. Моя задача — обеспечить апрель.
Светлов говорил серьезно. Это было настолько не к месту, что я засомневался. Шутит. Издевается. А что, решил слегка развлечься, не все же в котловане ковыряться, духовных запросов еще никто не отменял.
— Каким же способом?
— Будущее не приходит само. — Светлов выпил. — Его должен кто-то позвать.
А я с печалью вижу, что тех, кто мог бы это сделать, все меньше и меньше. У нас чаще упиваются прошлым…
Мне не особо хотелось говорить на эту тему, но Светлов снова разлил коньяк.
— Поэтому и приходится… за каждым упрямцем персонально и с фонарем…
— Неужели никто не хочет быть осчастливленным?
— Быть осчастливленным хотят все. — Светлов потер пальцем коньячную бутылку. — Осчастливливать согласны немногие. Нам нужны готовые осчастливливать. Будем здоровы!
— Ваш тост, — напомнил я.
— Тост? Да, пожалуй… Сложно придумать с ходу… Всегда в голове банальные вещи возникают…
Светлов думал некоторое время.
— Тогда давайте без тостов, — предложил я.
В этот раз коньяк был почему-то другого вкуса. Лучшего.
— Вряд ли местные готовы осчастливливать, — сказал я. — Они более практические люди, им нужны торговые сети и сотовая связь.
— Местные… — Светлов вздохнул. — Местные зачастую проблема. К сожалению, им свойственно понимать все слишком буквально. Отсюда и наблюдаемый нами палеолит…
Плуг и мотодрель. Растебяка. Ансамбль электронной фолк-музыки «Стрыги и Купорос». Светлов опустил стекло, в салон проник пропитанный дождем воздух.
— Но что я могу с ними поделать? — спросил Светлов в окно. — Люди до сих пор желают мазать губы идолов нерпичьим салом. Да, их порой пытались отучить от этих милых пещерных повадок, но безрезультатно, всякий раз они упорно тащат печень жертвенного оленя на свои мудацкие алтари…
Светлов выпил и, выдержав паузу, согнал мизинцем слезу.
И я выпил. Определенно лучший коньяк.
— Теперь вы собираетесь? Отучать от повадок?
Более чем хороший коньяк.
— А вы? — спросил Светлов. — Вы не собираетесь? Это вообще-то ваша прямая обязанность, Виктор.
Светлов откинулся в кресле.
— По мере сил я ей следую, — сказал я. — «Чагинск: город труда и надежды» — это мой лучший проект за последнее время…
— Что вы говорите…
— Кстати, я работал над книгой, а сегодня сообщили, что меня отстранили.
А между тем я потратил на нее целый месяц.
Еще коньяка. Простор. Лето.
— Это вам наказание, — сказал Светлов.
— За что?
— За уклонение от прямых обязанностей. Вы, Виктор, злостный уклонист, а терпение муз небезгранично. Получите теперь.
Я не стал возражать.
— Жизнь — есть сокращение и укорачивание, в сущности, падение в воронку. Задача писателя это падение затормаживать, в идеале из ямы вытягивать, во всяком случае стараться. А вы… скажем так, пренебрегаете.
Забавно. Владелец компании НЭКСТРАН учит меня практическому гуманизму и апеллирует к музам.
Светлов мгновенно прочитал на моем лице скепсис и сказал:
— А я вот, между прочим…
— Зарыбляете.
— По мере сил, — вздохнул Светлов. — Впрочем, разобраться с рыбой не так уж и сложно, рыбы простые существа, со стеллеровой коровой сложнее.
Маэстро сегодня в ударе.
— Стеллерова корова? — я принял пас.
— Начнем с нее.
— Почему не с мамонта?
— Не знаю, честно говоря. — Светлов достал сигару. — Что-то связано с секвенцией генома. Возможно, проблемы с законодательством, я не вникал. Одно дело мамонт — его заметят, он все-таки большой. Другое дело — корова.
Представьте — небольшой остров в умеренных широтах, уединенная бухта, богатая водорослями, и стадо этих чудесных животных, пасущихся на приволье. Судя по оставшимся свидетельствам, они были чрезвычайно вкусны…
Светлов принялся манипулировать гильотинкой — особой зажигалкой для запала кедровой лучины, самой лучиной зажег.
— Вы хотите их воскресить, а потом сожрать? — спросил я.
— Мы планируем максимально восстановить биологическое разнообразие, — ответил Алексей Степанович. — Хотя бы до уровня начала двадцатого века. А лет через двадцать… Может, сигару?
— Пожалуй, — согласился я.
Я не очень любил сигары, но сигары Алексея Степановича, пожалуй, стоило оценить.
Светлов протянул мне гильотинку, зажигалку, лучину — у меня сигарный ритуал получился менее изящным, но в целом я справился.
— Хороший сорт. — Светлов выпустил дым. — Листы пропитывают виски, выдерживают до полугода, лишь потом сворачивают.
Сигара… я не смог точно описать ее вкус, но она действительно была великолепна. Я дилетантски затянулся и закашлялся.
— Лет через двадцать мы рассчитываем уже полноценно реплицировать сложные белковые структуры. Живое мясо. Голода больше не будет…
Сырой воздух смешался с сигарным дымом, салон пикапа наполнился необычным ароматом, фантастическим… ветер, солнце, песок.
Я вдруг подумал, что все это похоже на мои собственные нищебродские фантазии десятилетней давности. Внедорожник, хорошая жратва, дорогой коньяк и сигары, ирония и легкий постмодерн, правда, на месте хозяина пикапа должен быть я, но в целом примерно оно самое.
Живое мясо.
— Я планирую написать статью, — сказал я.
— Про пропавших? — спросил Алексей Степанович.
— Да.
— Пишите. Это может быть полезно.
— Писать? — удивился я.
Светлов прищурился.
— Вы же писатель, — сказал он. — Значит, пишите, что же вам еще делать?
— Но тут…
Я хотел рассказать про дератизацию и прочие санитарные упражнения, но Алексей Степанович опередил.
— Если вы считаете, что статья как-то повредит компании, то можете не беспокоиться, — улыбнулся Светлов. — Этого не случится.
— Но…
— Виктор, если вы напечатаете в «Чагинском вестнике», что компания НЭКСТРАН не оказала должной помощи в поисках, то население подумает, что это происки Механошина. А если написать, что мы помощь оказали, это спишут на Механошина лизоблюдство. Единственные газеты, которым беззаветно верит наше население, — это «Светлая сила» и «Соленья и варенья», но вы же не станете писать туда?
— Нет, — сказал я. — Хотя я подумаю. Такая идея мне в голову не приходила. А вы читаете «Соленья и варенья»?
— Нет, времени не хватает. А вы успеваете?
— Я больше «Светлую силу» люблю. Хотя и они в последнее время не те.
— Согласен, печатное слово стало легче ветра, — сказал Алексей Степанович. — Впрочем, думаю, скоро оно будет весить еще меньше.
Светлов дунул, елочка, подвешенная к зеркалу заднего вида, заплясала.
— Я, насколько вы, наверное, заметили, интересуюсь литературой, прежде всего современной. И пару лет назад у меня возникла идея одного проекта, я назвал его «Библиотека распада». Найти дюжину-другую не совсем бестолковых современных авторов, выкупить у них эксклюзивы, но не на пять, а лет на пятнадцать. Каждая книга в вакуумном пакете, напечатана особыми чернилами, которые при контакте с воздухом начинают растворяться.
— Интересно, — отметил я.
Действительно, интересно.
— Ты вскрываешь упаковку, и на то, чтобы прочитать роман, у тебя один день.
И, скорее всего, этот роман никто больше никогда