Это не был комплимент. Просто констатация очевидности, вызвавшая грустную улыбку у той, что была ее предметом.
– Хорошо, – сказала она, вздохнув, – отныне вы уверены в успехе вашего предприятия, лорд Кэннинг! Простите меня, сэр Джемс, – добавила она, внезапно поворачиваясь к старому другу, выслушавшему этот невероятный обмен словами с изумлением, которое мало-помалу сменилось грустью, – но я не могла сказать вам всю правду. Требовалось, чтобы я любой ценой попала сюда, и, если я обманула ваше гостеприимство, подумайте, что сделала это во имя долга, более высокого, чем я.
– Посланница Наполеона! Вы!.. Что бы подумала об этом ваша бедная тетушка?
– Откровенно говоря, я не знаю, но хочу верить, что она не прокляла бы меня. Видите ли, тетушка Эллис всегда знала, что в один прекрасный день французская кровь во мне заявит свои права. Она сделала все, чтобы избежать этого, но она была готова к неизбежному! Теперь, ваше превосходительство, – продолжала она, обращаясь к Кэннингу, – не скажете ли вы, что вы собираетесь делать? Я не думаю, что ваша власть позволит вам арестовать меня: это столица Османской империи, и у Франции здесь есть посольство, как и у Англии… не больше, но и не меньше. Вы могли арестовать меня в пути, как это пыталось сделать ваше адмиралтейство возле Корфу, теперь это невозможно…
– Меня это ничуть не беспокоит. Действительно, мы в турецких водах… Однако на палубе этого корабля мы находимся в Англии: мне достаточно задержать вас здесь!
– Это значит?..
– Что вы не сойдете на землю. Вы, сударыня, пленница Соединенного Королевства. Конечно, вам не сделают ничего плохого: просто коммодору Кингу придется запереть вас в вашей каюте и выставить охрану на те несколько часов, что он останется в порту. Завтра утром он поднимет паруса, чтобы отвезти вас под строгим надзором в Англию… где вы явитесь самой ценной и самой очаровательной заложницей! Вы поняли, сэр Джемс?
– Понял, ваше превосходительство! Приказ будет исполнен!
Почувствовав головокружение, Марианна закрыла глаза. Все кончено! Она потерпела крушение у самой цели, на самом глупом подводном камне: злобе двух мстительных буржуа! Но гордость превозмогла слабость и вдохнула в нее силы. Широко открыв сверкающие гневом и едва сдерживаемыми слезами глаза, она устремила их на прекрасное лицо посла.
– А вы не злоупотребляете своими правами, милорд?
– Ничего, сударыня! Наоборот, это справедливо, ведь мы в состоянии войны! Желаю вам счастливого возвращения в страну, которая, может быть, осталась для вас в какой-то степени дорогой!
– Именно в какой-то, милорд… и весьма сомнительной! Прощайте! Теперь же, сэр Джемс, исполните свой долг и заприте меня!
Повернувшись спиной к послу, она взглянула на замкнутое лицо коммодора и потеряла последнюю надежду. Как она и предполагала, попав на палубу «Язона», Джемс Кинг никогда не станет выбирать между долгом и чувствами… Может быть, к этому еще добавилась вполне естественная обида за то, что его обманули и поймали в ловушку старинной дружбы!..
Марианна со вздохом отвернулась, бросив последний взгляд на недоступный город. И в этот момент она увидела «Волшебницу моря»…
Подумав, что это иллюзия, рожденная отчаянным желанием вновь увидеть ее, молодая женщина заколебалась и неверной рукой провела по глазам, боясь при этом уничтожить чудесный мираж. Но она не ошиблась: это действительно был бриг Язона.
Он мягко покачивался в нескольких кабельтовых, рядом с набережной, удерживаемый цепями, как собака на поводке. С огромной радостью, мгновенно охватившей ее и поднявшейся от сердца к сжавшемуся спазмой горлу, Марианна узнала себя в статуе на носу брига. Сомнения не могло быть: Язон здесь, в этом порту, куда он, однако, не хотел идти и о котором она, брошенная в море, мечтала как о земле обетованной…
Но как он смог сюда добраться?
– Вы идете, сударыня?
Ледяной голос сэра Джемса напомнил ей о действительности. Она не могла больше свободно помчаться к любимому. И чтобы окончательно убедить ее в этом, по бокам ее появились два вооруженных моряка. Отныне она политическая заключенная… и никто больше.
Растерявшись, она бросила на бесстрастного офицера затравленный взгляд.
– Куда вы меня ведете?
– Но… в вашу каюту! Ваше… светлейшее сиятельство будет там охраняться, как и предупредил лорд Кэннинг. Не думаете же вы, что вас закуют в цепи? Дама заслуживает уважения… даже если она служит Бонапарту!
Она отвернулась, чтобы он не увидел, как она побледнела. Недавний снисходительный друг исчез навсегда. Он уступил место чужаку, английскому офицеру, слепо исполнявшему свой долг, даже если этот долг заставлял его стать тюремщиком. И Марианна не была уверена, что в горечи разочарования он не жалел о невозможности обращаться с нею гораздо строже.
– Нет, сэр Джемс, – ответила она наконец, – я так не думала. Но мне очень хочется, чтобы вы не хранили ко мне злобу!
Бросив последний взгляд на бриг, на котором не замечалось никаких признаков жизни, она позволила отвести себя и вошла в каюту. Скрип поворачиваемого в замке ключа рашпилем прошелся по ее нервам, и тут же раздался стук приставленного к ноге оружия. Отныне моряки, по меньшей мере пока не выйдут в открытое море, будут бдительно сторожить у ее двери. Англия так просто не выпустит из рук друга Наполеона!..
Она медленно подошла к окну, открыла его, выглянула наружу и нашла подтверждение тому, что она уже знала: расположенная рядом с апартаментами капитана, ее каюта находилась очень высоко над водой. Может быть, в своем отчаянии она все-таки могла бы решиться на рискованный прыжок, чтобы избавиться вопреки всему от уготованной ей судьбы и своих стражей, но даже это последнее средство нельзя было использовать: вокруг их корабля, как, впрочем, и вокруг других, вода была закрыта мозаикой всевозможных лодок и суденышек, которые, как цыплята к наседке, жались к большим судам, занимаясь куплей-продажей, а главным образом перевозом на оба берега гигантского порта.
Разочаровавшись, она вернулась к койке, упала на нее и… обнаружила, что простыни и покрывало исчезли. Видимо, сэр Джемс решил ничего не оставлять на волю случая и лишить ее малейшего шанса!
С некоторой горечью она подумала о Теодоросе, который сейчас должен быть далеко. Он как раз вовремя использовал преступную снисходительность коммодора к оставшейся в его памяти маленькой Марианне, к которой теперь никто не придет, чтобы сломать клетку и дать птичке улететь.
Грек достиг цели своего путешествия. Для нее единственным, но слабым утешением осталось сознание, что хоть данную на Санторине клятву она не нарушила. В этом отношении она могла чувствовать себя свободной… но только в этом!