Читать интересную книгу "Реформация - Уильям Джеймс Дюрант"

они поднимут цену на топливо теперь, когда наступила зима».74 Ему был присущ не только природный эгоизм или себялюбие, свойственное всем людям, но и тот тайный и лелеемый эгоизм, или самомнение, без которого писатель или художник был бы раздавлен в безжалостном порыве равнодушного мира. Он любил лесть и соглашался с ней, несмотря на частые отказы. «Добрые судьи, — говорил он другу, — говорят, что я пишу лучше, чем любой другой живущий человек».75

Это была правда, хотя и только на латыни. Он плохо писал по-французски, немного говорил по-голландски и по-английски, «пробовал иврит только кончиком языка».76 и несовершенно знал греческий; но латынь он освоил досконально и обращался с ней как с живым языком, применимым к самым нелатинским тонкостям и мелочам своего времени. Век, недавно полюбивший классику, прощал ему большинство недостатков за живой блеск его стиля, новаторское очарование его недосказанностей, яркий кинжал его иронии. Его письма соперничали с письмами Цицерона в элегантности и урбанистичности, превосходили их в живости и остроумии. Более того, его латынь была его собственной, а не подражательной цицероновской; это была живая, сильная, гибкая речь, а не эхо полуторатысячелетней давности. Его письма, как и письма Петрарки, были желанны для ученых и принцев лишь рядом со стимулом его бесед. Он рассказывает нам, возможно, с некоторой литературной вольностью, что получал двадцать писем в день, а писал сорок.77 При его жизни было издано несколько томов этих писем, тщательно отредактированных их автором, столь заботившимся о потомках. Среди его корреспондентов были Лев X, Адриан VI, королева Маргарита Наваррская, король Польши Сигизмунд I, Генрих VIII, Мор, Коле, Пиркгеймер. Скромный Мор писал: «Я не могу избавиться от нездорового чувства тщеславия…., когда мне приходит в голову, что дружба Эразма похвалит меня перед далеким потомством».78

Ни один другой современный писатель не сравнился с ним по славе, если только мы не считаем Лютера писателем. Один оксфордский книготорговец сообщил в 1520 году, что треть всех его продаж составляли работы Эразма. У него было много врагов, особенно среди лувенских богословов, но у него были ученики в дюжине университетов, а гуманисты по всей Европе называли его своим образцом и вождем. В области литературы он был воплощением Ренессанса и гуманизма — их культа классики и отточенного латинского стиля, их джентльменского соглашения не порывать с церковью и не нарушать неизбежную мифологию масс, если церковь подмигнет на интеллектуальную свободу образованных классов и позволит провести упорядоченную, внутреннюю реформу церковных злоупотреблений и абсурдов. Эразм, как и все гуманисты, был воодушевлен возведением Льва X на папский престол; их мечта сбылась — гуманист, ученый и джентльмен, живое объединение Ренессанса и христианства, взошел на величайший из престолов. Несомненно, теперь наступит мирное очищение Церкви; распространится образование; народ сохранит свой прекрасный ритуал и утешительную веру, но человеческий разум будет свободен.79

Почти до самого Лютера Эразм сохранял эту надежду. Но 9 сентября 1517 года он написал из Антверпена Томасу, кардиналу Йоркскому, зловещие строки: «Боюсь, что в этой части мира грядет великая революция».80 Менее чем через два месяца она произошла.

ГЛАВА XV. Германия накануне Лютера 1453–1517

I. ЭПОХА ФУГГЕРОВ

В последние полвека перед Реформацией в Германии процветали все сословия, кроме рыцарей. Вероятно, именно повышение статуса крестьян обострило их недовольство сохранившимися ограничениями. Немногие были кабальными, меньшинство — собственниками, подавляющее большинство — крестьянами-арендаторами, платившими феодалам ренту продуктами, услугами или деньгами. Арендаторы жаловались на поборы сеньора, на двенадцать, а в некоторых случаях и шестьдесят дней труда, которые по обычаю они должны были отдавать ему ежегодно, на изъятие земли из Allgemeine или commons, где по традиции они могли ловить рыбу, рубить лес и пасти скот, на ущерб, наносимый урожаю сеньорскими егерями и гончими, на необъективное отправление правосудия в местных судах, которые контролировали сеньоры, и на налог на смерть, который взимался с семьи арендатора, когда уход главы семьи прерывал уход за землей. Крестьяне-собственники негодовали по поводу ростовщических ставок, которые им приходилось платить за кредиты на перевозку урожая, а также по поводу быстрого лишения ферм права собственности со стороны ловких ростовщиков, которые выдавали кредиты владельцам, явно не способным их вернуть. Все классы земледельцев недовольны ежегодной десятиной, взимаемой церковью с их урожаев и выводков.

Эти недовольства разжигали аграрные восстания на протяжении всего пятнадцатого века. В 1431 году крестьяне в окрестностях Вормса подняли бесполезное восстание. Они выбрали своим штандартом крестьянский башмак — фактически сапог, зашнурованный от лодыжки до колена; они прикрепили его к столбам или нарисовали его изображение на флагах, и Bundschuh — «Узы башмака» — стал любимым названием повстанческих сельских групп в эпоху Лютера. В 1476 году пастух Ганс Бём объявил, что Божья Матерь открыла ему, что Царство Небесное на земле уже близко. Больше не должно быть императоров, пап, князей и феодалов; все мужчины должны быть братьями, все женщины — сестрами; все должны одинаково пользоваться плодами земли; земли, леса, воды, пастбища должны быть общими и свободными. Тысячи крестьян пришли послушать Ганса; к нему присоединился священник; епископ Вюрцбурга терпеливо улыбался. Но когда Ганс сказал своим последователям принести на следующее собрание все оружие, которое они смогут собрать, епископ арестовал его; солдаты епископа открыли огонь по толпе, которая пыталась спасти его, и движение распалось.

В 1491 году крестьяне из владений аббата Кемптена в Эльзасе напали на его монастырь, утверждая, что их принуждают к крепостной зависимости по поддельным документам; император Фридрих III пошел на компромисс. Два года спустя феодалы епископа Страсбургского провозгласили бундшут; они требовали отмены феодальных повинностей и церковной десятины, отмены всех долгов и смерти всех евреев. Они планировали захватить город Шлетштадт, откуда надеялись распространить свою власть на весь Эльзас. Власти узнали о заговоре, схватили лидеров, подвергли их пыткам и повесили, а остальных запугали до временного подчинения. В 1502 году крестьяне епископа Шпейера создали Бундшух из 7000 человек, обязавшись покончить с феодализмом, «выследить и убить всех священников и монахов» и восстановить коммунизм, который, по их мнению, был у их предков. Крестьянин раскрыл схему на исповеди; церковники и дворяне присоединились к ее обходу; главные заговорщики