В связи с изложенным, казалось бы необходимым принять меры к удержанию юга Новороссии, перенесению главной базы из Новороссийска в Одессу, постепенной переброске на запад регулярных частей, с выделением ныне же офицеров для укомплектования Северо-Западной армии (об интернировании Северо-Западной армии еще известно не было), где в них огромный недостаток.
Генерал-лейтенант Барон Врангель».
Закончив доклад, я сказал, что «при создавшейся на Кубани обстановке и ведущейся против меня с разных сторон агитации, я не считаю возможным объединить командование кубанских частей».
За весь мой доклад генерал Деникин не проронил ни слова. Прочтя рапорт, он отложил его в сторону и продолжал молча слушать.
– «Так, что вы, Петр Николаевич, решительно отказываетесь командовать кубанцами», – спросил генерал Романовский.
– «Да, при настоящей обстановке, я не в состоянии буду что-либо сделать». Затем я вновь подтвердил, что не считаю возможным в настоящие трудные дни сидеть сложа руки, готов приложить свои силы для любой работы; если в армии, мне этой работы не найдется, то готов выполнять любую задачу в тылу, в частности считаю своим долгом вновь обратить внимание Главнокомандующего на необходимость немедленного укрепления Новороссийского района, который ныне является нашей главной базой.
– «Ну нет», – прервал меня Главнокомандующий, – «начав теперь укреплять Новороссийск, мы тем самым признаем возможность поражения; морально это недопустимо».
Я счел излишним возражать.
Генерал Шатилов вынул из кармана телеграмму генерала Романовского и вслух прочел ее:
– «Разрешите узнать, что это значит?» – видимо с трудом сдерживаясь, обратился он к начальнику штаба Главнокомандующего. Генерал Романовский молчал. Меня взорвало:
– «Что это значит? По моему, это значит одно, что интриги, благодаря которым мы оказались здесь, и ныне продолжаются…»
Наступило неловкое молчание. Наконец генерал Романовский что-то пробормотал о недоразумении:
– «Позвольте мне эту телеграмму, я разберусь», – сказал он, кладя бумагу в карман.
Главнокомандующий стал прощаться.
– «Ваше превосходительство, разрешите мне просить генерала барона Врангеля остаться», – обратился к генералу Деникину генерал Романовский. Мы остались втроем.
– «Я хотел спросить вас, Петр Николаевич, к кому относите вы ваши слова об интригах. Если ко мне, то не откажите подтвердить это в присутствии Главнокомандующего», – сказал генерал Романовский.
– «Удивляюсь, что зная меня, вы могли сомневаться, что ежели бы я хотел назвать вас, то не сделал бы этого прямо. Я не знаю и знать не хочу, кто занимается' этими интригами, одно определенно мне известно: что эти интриги плетутся уже давно. Примеров недалеко искать. Возьмите ходя бы вашу телеграмму командующим армиями, с указанием Главнокомандующего о недопустимости моей телеграммы Сидорину и Покровскому, когда я просил их прибыть в Ростов».
– «Положим, что, послав такую телеграмму, вы тоже были не правы», – угрюмо заметил генерал Деникин. Он встал и протянул мне руку. Я откланялся и вышел.
После отъезда я зашел к генералу Покровскому, где застал Донского атамана А. П. Богаевского и председателя Донского круга В. А. Харламова.
– «Я очень рад, что вы зашли, Петр Николаевич», – обратился ко мне генерал Покровский, – «я как раз убеждаю Африкана Петровича (Богаевского) нам помочь. С отходом за Дон, мы будем всецело в лапах кубанских самостийников, в полной зависимости от казаков. Необходимо привлечь к себе казачью массу, лучшую часть казачества. Должен быть сделан яркий шаг, указывающий, что Главнокомандующий казакам верит и решительно ставит крест на прошлое. Вы знаете, какой ненавистью пользуется у казаков Особое Совещание, которое считают виновником всех зол. Хотя сейчас Особое Совещание и упразднено, но правительство осталось прежнее, вышедшее из состава этого совещания. Надо убедить Главнокомандующего, что в настоящих условиях необходимо призвать в состав правительства таких лиц, которым казаки доверяют. Я считаю, что единственным лицом, могущим в настоящих условиях быть главою правительства, как лицо приемлемое для казаков и в то же время близкое Главнокомандующему и всему нашему делу – это генерал Богаевский».
Соображениям генерала Покровского нельзя было отказать в известной основательности.
– «Что же делать, если я могу быть полезным делу, то я согласен», – сказал генерал Богаевский.
Наш разговор прервал вошедший генерал Келчевский. С фронта были получены тревожные сведения. Обойденные с фланга и тыла Добровольцы отходили на левый берег Дона. Дроздовцы и корниловцы проходили через Ростов и Нахичевань, когда город уже был занят большевиками. Нашим частям приходилось пробиваться. Поезд Главнокомандующего отходил в Тихорецкую. Несколькими часами позже туда же выехали и мы.
27-го утром генерал Покровский зашел за мной. Мы вместе прошли к Главнокомандующему. У него находился уже генерал Романовский. Генерал Покровский стал говорить тоже что говорил мне вчера. Не дав ему окончить, генерал Деникин прервал его:
– «Этого никогда не будет», – резко заявил он.
Генерал Романовский, обратясь ко мне, сказал, что Главнокомандующий согласился с необходимостью немедленно начать работы по укреплению Новороссийского района, что организацию и наблюдение за работами Главнокомандующий возлагает на меня, для чего в мое распоряжение командируется начальник инженерной части полковник Баумгартен со своими чинами.
Я просил разрешения взять с собой генерала Шатилова и личный мой штаб, а также оставить в моем распоряжении известное число вагонов из состава моего поезда, так как, по имеющимся у меня сведениям, помещение в Новороссийске найти нельзя.
– «Я полагаю, что со стороны Главнокомандующего препятствий не будет», – сказал генерал Романовский.
Генерал Деникин, молча, утвердительно кивнул головой. За все время общего разговора, генерал Деникин не сказал мне ни слова. Это была последняя моя с ним встреча.
28-го утром я прибыл в Екатеринодар и узнал от генерала Покровского, что накануне вечером генерал Деникин предложил генералу Богаевскому стать во главе правительства, на что последний согласился. Вместе с тем, генерал Деникин пошел еще на одну уступку казакам, решив из кубанских частей сформировать отдельную Кубанскую армию. В Екатеринодаре оказался генерал Шкуро, направлявшийся в Тихорецкую. Он зашел ко мне и сообщил, что получил телеграмму генерала Деникина, вызывающего его к себе. Вызов свой в ставку он объяснял тем, что Главнокомандующий намечает должность командующего Кубанской армией предложить ему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});