Читать интересную книгу Хлыст - Александр Эткинд

Вернемся, однако, к сведениям, которыми мог располагать Белый в 1908. «С Тарусы и начался Серебряный голубь», — вспоминал он позже в разговоре с Цветаевой[1501]. Его собеседница провела детство на тарусской даче, Белый же никогда не бывал в Тарусе. О тамошних хлыстах ему рассказывал Сергей Соловьев, очень интересовавшийся тем, что он называл «национальным мифом». Местная хлыстовская община стала известна в 1893 году, когда ее лидеры были признаны виновными в «принадлежности к тайной секте, учение которой соединено с противонравственными, гнусными действиями»[1502]; потом, после долгой борьбы, приговор был отменен в столице. Весь тарусский процесс шел под знаком, говоря словами эксперта, «специфической нервозности», которую порождали предполагаемые сексуальные особенности хлыстовских лидеров. В обвинительном заключении на хлыстовские эксперименты возлагалась даже ответственность за низкую рождаемость в Тарусе. Судя по тому, что приговор был отменен, обвинение не было доказательно. Но о самом суде в Тарусе рассказывали, конечно, годами.

Один из подсудимых, говорили на суде, 60-летний крестьянин К. Н. Г., прогнал свою жену и стал открыто жить «с девками-полюбовницами». Одну такую девушку он воспитывал в своем доме с 12 лет, лишил невинности в 17 и выгнал, когда она забеременела. До этого он унижал и мучил ее, — например, на ее глазах грешил с новой партнершей. Когда его упрекали за такое распутство, К. Н. Г. отвечал: «я учитель, я заслужу себе прощение, не то что вы»[1503]. 69-летний И. К. Н-в, стекольщик, играл в общине другую роль; тарусские хлысты звали его «белым голубем». Он начитан в «книгах мистического содержания»; «говорит он с редкой увлекательностью»; «большой знаток церковного устава»; «часто посещает храм Божий», — говорили на суде об этом обвиняемом (ср. о Кудеярове: «был же весьма начитан в Писании», и церковь тоже посещал аккуратно). Вставляя стекла, Н-в ходил из деревни в деревни, осуществлял связь между общинами и предоставлял их лидерам сведения о жизни их членов, которыми те пользовались при пророчествах. В свои немолодые годы И. К. Н-в предавался сексуальному разврату, инструментом которого было, говорили на суде, хлыстовское вероучение.

Н-в избрал своей специальностью пропаганду хлыстовщины среди крестьянских девушек […] Первая мысль, которая внушалась им своим жертвам — это что брак законный есть блуд и должен быть заменен свободой ложа. Он первый пользовался плодами своего учения и потом уже пускал несчастных жертв своего сластолюбия по скользкой дорожке разврата[1504].

Эксперт, приглашенный обвинением, не отказывал хлыстам и в некоторых симпатичных качествах. «Всякого посетителя поражают в доме хлыста особенная чистота и хозяйственная домовитость, так редко встречаемые в обыкновенных избах наших крестьян». Хлысты — успешные миссионеры: «достаточно заразиться хлыстовским лжеучением одному семейству, и хлыстовщина в данной местности надолго свивает себе прочное гнездо»[1505]. У них есть для этого специальные приемы: они действуют через женщин, которые являются наилучшими агитаторами. Для вербовки хлысты, конечно, «избирают преимущественно молодых и красивых». Распространяясь в простом народе, хлыстовское учение содержит представление только об одном лице Троицы, с которым сливаются остальные два (сектантский герой СГ верит в «единую сущность», 56).

Кажется вероятным, что «белый голубь» И. К. Н-в, стекольщик, является одним из прототипов «серебряного голубя» Кудеярова, столяра. Сергей Соловьев во время тарусского процесса был ребенком и мог знать о нем по позднейшим слухам; но скорее всего, Соловьев или Белый разыскали опубликованные материалы о процессе. Тарусские хлысты, однако, не были увлечены политикой, что так важно для Белого; из материалов процесса ничего об их, как сказано в СГ, «сицилизме» не известно.

ВАЛЕНТИНОВ

История тарусских хлыстов могла быть совмещена с историей политической пропаганды среди сектантов, которую Белому, вероятно, рассказывал Николай Вольский (Валентинов). Марксист и социал-демократ, Валентинов в конце 1900-х годов был партийным литератором, стоявшим на умеренных позициях и вскоре занявшим влиятельный пост в Русском слове. С Белым они близко общались до конца 1908 года. После революции Валентинов сотрудничал с новым режимом, писал речи для Дзержинского, а потом эмигрировал. Благодаря этому мы знаем его воспоминания.

Он родился в 1879 году в Моршанске под Тамбовом; отец его был местным предводителем дворянства. Брат другого известного революционера, Г. В. Плеханова, был в этом городке полицейским исправником[1506]. Моршанск был известен местной скопческой общиной, открытой в 1869 году, и громким судебным процессом над этими сектантами. Легко предположить, что для Моршанска, как и для Тарусы, подобные события имели значение, и воспоминания о них продолжали жить десятилетиями[1507]. Потом Вольский учился в Киеве и занимался подпольной пропагандой среди рабочих и сектантов.

В начале девятисотых годов в Киевской губернии и во всем юго-западном крае было много сектантов. О некоторых из них говорили, что они признают только Божью власть, симпатизируют социалистическим теориям, хотят жить братствами […] Это была не молодежь, а люди на 15–20 лет старше […] меня. В церковь они не ходили, ее порядки сурово критиковали, превосходно знали Библию, Евангелие и были очень религиозны. Ругательных слов […] от них нельзя было услышать, водку не пили, табак не курили […] Язык их, как и все их суждения, был достаточно коряв и смутен[1508].

В 1901 году Валентинова познакомили с лидером одной из сектантских общин Семеном Петровичем. Их контакт продолжался около 2-х лет, до очередного ареста Валентинова в 1903. Как и лидер голубей в СГ Семен Петрович был столяром; в частности, он искусно выполнял заказы для конспиративных нужд, как, например, «буфет с секретными отделениями для хранения нелегальной литературы». В СГ столяр-сектант «заказы имел не только из Лихова — из Москвы», и к нему ходил за мебелью «всякий люд […]: цыганы, сицилисты, городские рабочие, Божьи люди» (54).

Семен Петрович денег с социалистов не брал, а приглашал их учить сектантов. «Хотим жизнь человеческую понять и рассудить, а без посторонней помощи нам это сделать не легко. Вы — студенты, народ образованный, мы — люд серый, сырой, малограмотный. Приходите к нам. Наверное поможете», — звал столяр. Валентинов не рассказывает о том, к какой секте причисляли себя его знакомые. На Семена Петровича влияли сочинения Льва Толстого, но «правомерным толстовцем его назвать нельзя»[1509]. Подобно столяру из романа Белого, Семен Петрович был начитан и мог цитировать Писание наизусть. Он верил, что «душа есть у человека, лошади, собаки, птицы, рыбы, дерева, цветочка, самой последней травки»[1510]. Верил он и в мировую душу как совокупность всех существующих в мире душ, и из этой идеи выводил понятие совести.

Совесть и есть Бог. Поклоняться Богу значит быть совестливым. Бог […] не в иконах, не в церквах, а внутри человека. Только укреплением повсюду совести и будет осуществлено настоящее равенство, всеобщее братство[1511].

Задолго до прихода пропагандистов, сектанты негативно относились к царю и правительству. С легкостью они согласились и с другим пунктом революционной пропаганды — передачей земли, фабрик и всего остального в общее владение; в кружке считали, что это «ясное, бесспорное, доказуемое толкование […] Евангелия». Вывод Валентинова был таков: «Семен Петрович и его товарищи принимали основные социальные и политические пункты революционной программы, давая всему какое-то особое, совсем „немарксистское“ обоснование». Похоже, киевские сектанты, собиравшиеся на улице с гоголевским названием Собачья тропа, мало чем отличались от придуманных Белым сектантов из деревни Кобылья лужа: «Степа бегал в Кобылью лужу со странными снюхиваться людьми, и они ему расписывали про то, что „аслабаждение“ народа приходит через Дух Свят» (211).

Согласие в программных вопросах для нужд практической политики важнее тех или иных «обоснований». Тем не менее работа с сектантами оказалась настолько трудной, что после этих встреч у одного из агитаторов «левый глаз начинал косить более обыкновенного»[1512], вспоминал Валентинов. Сектанты бомбардировали социал-демократов вопросами, не предусмотренными программой партии: «что такое совесть? […] Что хотел показать и чему научить Иоанн Богослов в Апокалипсисе?» Главным источником противоречий оказался вопрос о насилии. Сектанты допускали применение забастовок, но возражали против пролития крови. «Расходясь с психологией всего кружка сектантов, мы с Виктором не боялись насилия, мысленно шли на него с подъемом», — вспоминал Валентинов взгляды своего косившего на левый глаз товарища[1513]. Семен Петрович возражал очень содержательно: «Все зависит от того, насколько разовьется и укрепится в людях совесть. […] Так и социализм. Он будет Царством Божьим на земле только в том случае, если люди будут добрые и совестливые»[1514].