— Интересно, удалось ли ему договориться? — сказал Федя.
— Щас узнаем. Это было бы очень кстати!
Объясним, что имелось в виду. Федя дописал стихотворение, посвященное двадцатипятилетию Советской власти. В последней строфе выражалась твёрдая уверенность в победе Красной Армии над Германией. И речь снова зашла о том, что неплохо бы его размножить и распространить, дополнив сведениями о том, что под Сталинградом гитлеровцы уже встретили решительный отпор. О том, что Ольга Готлобовна свой человек, ребята уже не сомневались, а Ванько знал об имеющейся у неё пишущей машинке. Рудика командировали в станицу узнать, не согласится ли она сделать доброе дело. Такая листовка нужна была ещё и для того, чтобы отвести подозрения от хуторян в совершении поджога, решение о котором было уже принято.
— Ну, вы даёте! — удивился Рудик, приблизившись. — Где вы их столько набрали?
— На ловца и зверь бежит, и птица летит! — Борис дал подержать свою ношу. — Так что будешь сёдни трескать кашу с дрохвятиной. Если, конешно, заслужил.
— Тяжеленная! Килограмм десять, если не больше. А насчёт «заслужил»… сделал токо полдела. И то насилу упросил. Напечатала. Но не стихотворение: она его похвалила, конешно, и одобрила, токо распространять ни в станице, ни тем более вблизи хутора запретила. Зато про Сталинград — аж десять штук! И предупредила: в первый и последний раз.
— Ну, и за то спасибо! — поблагодарил Федя.
— А ты за полдела получишь полдрохвы, — сказал Миша, но уточнил: — Не в наказание, а так мы договорились.
В н а м е ч е н н ы й день, под вечер, все собрались у Ванька, чтобы обговорить подробности намеченной диверсии — поджечь гапоновскую люцерну. Нужно было предусмотреть возможные последствия: не пострадают ли от пожара соседи; не падёт ли на них подозрение. Словом, учесть все мелочи. Сошлись на том, что соседские постройки далеко, крыши мокрые, а погода будет безветреная. Пару листовок закрепить в таких местах, где бы их обязательно увидели и прочли — это должно снять подозрения с соседей и вообще с хуторян. А самого Гапона припугнуть. Глядишь, после такого щелчка по носу он поумерит своё холуйское рвение, Себе в помощники Ванько взял Бориса. Его задача — смотреть в оба, пока напарник будет занят приготовлениями, и в случае какой-либо неожиданности вовремя предупредить.
Ждать кануна праздника, как предполагалось ранее, не стали, потому что после нескольких моросистых дней установилась вдруг чудная погодка; она могла так же вдруг и испортиться.
Вечер, близившийся к полуночи, задался тихий и звёздный. Полная луна едва ли не с высоты зенита заливала округу молочным светом настолько ярким, что гапоновский орешник, всё ещё довольно густолиственный, надёжно прикрывал юных диверсантов тенью.
В конце фундуков задержались — метрах в двадцати от цели. Отсюда подворье — как на ладони: кирпичный дом, с верандой, под черепицу, окна без ставен; света в них не видать. Неподалёку летняя кухня с навесом, столом и приставной скамьей. Два высоких стога, ещё непочатые, вынесены в глубь двора. В двух метрах от них — внушительных размеров поленница, несколько брёвен, одно из которых лежит недорезанным на козлах — всё это тоже наверняка сгорит, подумали мстители. В нескольких метрах от стогов — кукуруза: урожай хозяева, возможно, убрали, а вот бодылкой, похоже, пренебрегли.
— Будто специально для меня оставили! — сказал Борис. — Я залягу вон там, напротив, и в случае чего швырну в тебя комком земли.
— Навряд ли придется это делать: все уже давно дрыхнут. Пошли!
Стога сложены столь близко, что не понадобилось дёргать сена для соединительного мостика, и «мина» была установлена у основания одного из них. Она представляла собой бумажную воронку со вставленным с узкой стороны конуса самодельным «бикфордовым шнуром». Нехитрое устройство подготовлено было в считанные минуты.
Оставалось поджечь свитый из ваты, толщиной с карандаш и полуметровой длины жгутик, когда рядом шлёпнулся кукурузный початок. Сигнал? Ванько затаился, прислушиваясь. Расслышал неразборчивый говор и шаги: со стороны дома к навесу приближались двое. По голосам тут же узнал Лёху и Гундосого. «Чёрт, думал, одни мы не спим, — ругнулся Ванько. — Придется подождать»…
Приятели уселись на скамью. Ванько распрямился на полный рост, дал понять Борису, что сигнал принят. Присел и стал ждать. Из разговора, доносившегося теперь отчётливо, заключил, что дружки встретились недавно.
— Так ты кажешь, свиданирував? — с нетерпеливым интересом переспросил Лёха. — С ким же цэ само?
— А вгадай!
— Та бис тэбэ зна… Хиба обратно с тиею шалапутною?
— Тилькэ сичас од нэи.
— Ну и як — хочь полапать дала? Писля того, як ты хотив угостить нэю и нас з Грыцьком. а Кулька обороныв.
— Та я сёдни ще нэ лиз.
— И нэ лаялась?.
— Ни словэчком нэ уприкнула, шоб мини луснуть!
— Так шо, може, ще попробуем? Зробышь?
— Та мини нэ жалько, бо вона до цёго жаднюча. А карасину дасышь?
— Я ж тоби позавчора давав цилу литру!
— То я просыв соби. А тэпэр трохы ий, бо каже: не прынэсэшь, то й нэ прыходь — нэ пустю й блызько.
— Такэ, такэ… Нэ боисься, шо оти черты рыла начистють? — поинтересовался Лёха.
— Сам же казав, шо воны сталы бояться нас, як огня…
— Так то мэнэ! Ладно, трохе дам… А то ще будэ, як зи мной: ничого нэ пообищав, понадиявся був на сылу. Полиз, а вона як вчипылась за я… за якэсь мисто — цилый тыждэнь потом роскарякою ходыв…
— Це, мать, Варька Сломивська? — догадался Гундосый.
— Вона, шоб ий на тим свити кыслыло!.. Посуд прыхватыв? Ходим до хлягы.
Было слышно, как совсем рядом клацнула и откинулась крышка фляги, как, утопив бутылку, набулькали в неё керосину. «Придется с поджогом погодить: керосин и нам нужен позарез!»— подумал Ванько.
Подождав, пока дружки ушли и всё стихло, поднялся. Фляга стояла возле большой собачьей будки, из которой вылез, волоча цепь, симпатичный кутёнок, не научившийся ещё не то что «гавкать», но и разбираться, где свои, а где чужие. Несмотря на поздний час, он, похоже, не прочь был поиграть. Погладив его, Ванько попробовал флягу на вес — полная. Отнёс в орешник.
— Представляешь, полна керосину! — с радостью объяснил Борису.
— Да ну! — удивился тот. — А фитиль ещё не поджигал?
— Надо сперва опорожнить, а уж потом всё остальное. Флягу-то нужно вернуть, пусть думают, что сено сперва облили керосином, потом подожгли. Иначе ним и пользоваться будет опасно.
— И то… Я об этом не подумал, — согласился помощник.
Вернулись через полчаса. Смочив ещё одну тряпку остатком керосина, Ванько оставил флягу между стогов. Зарозовел кончик жгута, в носу щекотнуло запахом палёной ваты. Прошёл к кутёнку, освободил от ошейника: будка стояла близко к стогам. Одну листовку оставил на столе, придавив кирпичом, другую ниткой привязал к столбику навеса. «Цуценя» игриво ворча, теребило его за штанину, некоторое расстояние бежало следом, потом вернулось во двор.