в свои воспоминания, пытаясь найти объяснение тому ощущению опасности, которое возникло у меня при первом же взгляде на фотографию.
Вспомнил события, связанные с расследованием судьбы «Слова о полку Игореве», и обстоятельств гибели в Александровой слободе царевича Ивана, с поисками новгородских сокровищ, украденных опричником Гансом Бэром… Именно тогда я познакомился с Лидией Сергеевной – вместе с Пташниковым мы пришли к ней, чтобы найти в описях Спасо-Ярославского монастыря след царских врат, на которых Ганс Бэр вырезал план тайника. Вскоре эти царские врата мы обнаружили в Борисоглебском музее. Удалось восстановить уничтоженный план тайника, а затем найти и сам тайник – возле церкви Иоанна Богослова под Ростовом…
Фамилия парня с фотографии вспыхнула в памяти как фотовспышка Варгазин! Это был главарь банды, попытавшейся там же, на берегу Ишни, завладеть сокровищами опричника, но угодившей в засаду, устроенную сотрудниками милиции. Я видел Варгазина буквально считанные секунды, но их хватило, чтобы запомнить его лицо. Не забылась и та «информация к размышлению», которую дал тогда Марк: «Варгазин – личность по-своему уникальная. Это новая разновидность преступников, еще недостататочно изученная, но с которой в последнее время милиции приходится сталкиваться все чаще. Среди них и бывшие спортсмены, и энергичные кооператоры, и даже юристы, защищающие интересы новоявленных миллионеров. Когда-то Варгазин успешно закончил институт культуры, потом работал в очень известном музее, там и попался на краже ценнейших экспонатов, за что получил свой первый срок. Но тюрьма не исправила его, а только обозлила, в придачу свела с матерыми уголовниками. Выйдя на свободу, он тут же сколотил бандитскую группу, “специализирующуюся” на ограблении церквей. Банда действовала с размахом, профессионально. Разъезжая по областям центральной России, брали в церквах самые древние и ценные иконы, прочую старинную церковную утварь, награбленное за валюту сбывали иностранцам. Так продолжалось почти три года. Есть подозрение, что банда намеревалась угнать самолет и бежать с награбленным за границу».
Тогда, после ареста банды, осталось неизвестно, каким образом Варгазину удалось узнать о полученной Марком копии дневника опричника, которая помогла вычислить место тайника. На суде, состоявшемся в Сергиевом Посаде, как потом сообщил мне Марк, Варгазин всячески уклонялся от ответа на этот вопрос. Так, может, он узнал о дневнике от Марины, работавшей в музее вместе с Лидией Сергеевной, которая принимала в поисках новгородских сокровищ непосредственное участие? Ведь никто не предупреждал ее, что сведения о дневнике опричника не подлежат разглашению, поэтому она вполне могла сообщить их своим сотрудницам. Но что может связывать Марину с уголовником? Кем они приходятся друг другу? Или эта фотография – осколок отношений, которые давно оборвались? Почему же тогда Марина до сих пор хранит фотографию в своем столе? Похоже, она оказалась там не случайно, Марину и Варгазина и сейчас что-то объединяет.
Вспомнилось, с каким удивлением рассматривал Марину на юбилее журналист Мамаев. Что он знает о ней? Может, позвонить ему и прямо спросить об этом? Если бы не встреча с ним в Ростове, я так бы и сделал. Зачем он приезжал туда? Случайно ли оказался в одной электричке с нами? Не следил ли он за Мариной? Почему она обманула Лидию Сергеевну, что должна быть в Костроме, а сама отправилась в Ростов? Наконец, кто тот парень, который подошел к Марине на перроне?
Так нечаянно увиденная фотография обрушила на меня целый ноток вопросов, ни на один из которых я не мог ответить даже приблизительно.
Вечером я еще раз попытался дозвониться в квартиру Марка, но безуспешно. Утром опять промолчал и его служебный телефон. Оставалось ждать, как события будут развиваться дальше. В том, что они обязательно получат какое-то продолжение, я почему-то не сомневался.
Глава шестая. Показания Веттермана
Несмотря на то что сведениями о библиотеке Ивана Грозного, которыми обменивались в споре о ее судьбе Окладин и Пташников, я заполнил уже десятки страниц записной книжки, мне так и не удалось составить об этой загадке русской истории собственное мнение. Доказательства краеведа отпугивали своей парадоксальностью, желанием объяснить целый ряд исторических событий, опираясь на версию о существовании библиотеки московских государей. Возражения историка, наоборот, – казались излишне рассудительными, лишенными живого полета мысли и воображения. В моем представлении истина находилась где-то посередине их позиций. Вместе с тем я понимал, что она должна быть однозначной: или библиотека действительно существовала, или это просто красивая и долговечная легенда, очаровывающая доверчивых людей вроде Пташникова как пустынный мираж.
Если прав Окладин, то наше самодеятельное расследование на том и заканчивалось: нет библиотеки – нет проблемы. Если же истина на стороне Пташникова, то возникал естественный вопрос – уцелела ли царская книгохранительница до наших дней? Краевед пытался доказать самое маловероятное – библиотека до сих пор лежит в своем тайнике и ее надо искать. Все доводы в пользу этой версии Окладин встречал в штыки, но иногда мне казалось, что в глубине души он и сам хотел бы поверить в существование богатейшего книгохранилища с произведениями русских и античных авторов. Да и кто из нас, даже самых рассудительных, не мечтал о встрече с чудесным, таинственным, несбывшимся?…
На этот раз мы опять встретились в домике Пташникова, где и началось это необычное расследование. В конце нашей предыдущей встречи краевед пообещал представить еще одно свидетельство в пользу существования царской книгохранительницы, связанное с именем Ивана Грозного. И теперь, выпив по кружке чая из электрического самовара, который хозяин водрузил посреди стола, мы с Окладиным терпеливо ждали, когда краевед приступит к изложению этого свидетельства.
Достав с полок несколько книг, Пташников заговорил уверенно, лишь изредка заглядывая в тексты:
– Прежде чем перейти к рассказу собственно о библиотеке Ивана Грозного, примем к сведению небольшую историческую справку. В 1558 году, когда русские войска под начальством Петра Ивановича Шуйского осадили Дерпт – бывший русский город Юрьев, – то оборону города, по сути дела, взял на себя епископ Герман Вейланд. Но силы были явно не равны, и епископ выдвинул условия, на которых осажденные сдадут город. В числе этих условий было и такое, – Пташников открыл одну из лежащих на столе книг и зачитал из нес пространную цитату: – «Государь не будет выводить горожан или обывателей из Дерпта в Россию или другие места». С некоторыми замечаниями Иван Грозный принял условия осажденных, в Дерпт вошли русские войска, а епископ и те горожане, которые принимали участие в обороне, беспрепятственно выехали из города. Вскоре магистр Ливонского ордена Кетлер собрал большое войско и перешел в наступление. В это время, как сообщал русский летописец, «дерптские немцы ссылались