Подойдя, он обнял меня, поцеловал и, как-то посветлев от улыбки, сказал:
- Здравствуй, Мария!
А потом наклонился и тихо, только для меня одной добавил:
- Ты не беспокойся, ни о чем плохом не думай. Я такой же, как и был прежде. И я тебя люблю!
После этого я много думала над тем, каким образом, в тиком многолюдье и сумятице, он нашел в тот самый волнующий момент жизни такие нужные и важные для меня слова. Как мог Саша безошибочно угадать мои тревоги и сомнения? И сразу мне стало легко и радостно! Как будто какая-то ноша невероятной тяжести свалилась с моих плеч! Счастье мое было со мной! Мы с будущим ребенком ему нужны, и он нас любит! А Саша тем временем здоровался с матерью, сестрой, братьями, многочисленной родней и знакомыми.
Для меня все происходившее расплывалось в каком-то легком и радостном тумане. Мною владело только одно чувство, заполнившее целиком все мое существо: вернулся мой самый дорогой и близкий человек, живой и здоровый, сильный и верный. Мне теперь ничего не страшно и ничего больше не нужно!»
Правда, видела жена в эти дни своего мужа нечасто. Конечно, главного героя страны желали лицезреть земляки. Им, измученным ночными сменами в цехах, так нужен был этот свой сибирский богатырь-победитель. Его коренной русский облик и улыбка освещали сумрачные, душные от чада сгорающих масел заводские цехи золотым сиянием грядущей победы...
«Трудиться для победы, как сражается Покрышкин!» — призывали транспаранты. Александр Иванович обнимает друзей по ФЗУ, ставших инженерами, — Бовтручука и Лобова, что-то говорит плачущей работнице, получившей на днях «похоронку»...
В 1941–1945 годах с новосибирского левобережья было призвано в армию более 10 тысяч человек, погиб или пропил без вести почти каждый второй. «Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят...» — поется в известной песне «На Безымянной высоте». Из этих восемнадцати стоявших насмерть бойцов 139-й Краснознаменной ордена Суворова Рославльской стрелковой дивизии семнадцать были новосибирцы, десять из них с родного для Покрышкина завода...
Они запомнились однополчанам, солдаты из Сибири. Ветеран 112-й стрелковой дивизии, которая формировалась в Новосибирской области, А. Я. Очкин, награжденный орденом Красного Знамени за Сталинград, вспоминает, что сибиряки были все же «из другого теста. Их не надо было заставлять рыть окопы глубже. Они знали, что делать. Чем труднее было, тем хладнокровнее они становились».
...Побывал Александр Иванович и в стенах ФЗУ, в классе, где учился. Покорил ребят, взяв в руки напильник и точно обработав заготовку. Мастер замерил деталь кронциркулем. «Под общий смех и гул одобрения объявляется оценка... теперь я здесь свой, фабзавучники окружают меня еще плотней...»
«История Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. интересна не только боевыми действиями на фронтах, не менее интересна, драматична, а порой и трагична роль тыла в этой войне», — пишет в книге «Создание оборонной промышленности Новосибирской области (1941–1945 гг.)» (Новосибирск, 2000) В. Н. Шумилов. И это так. Урал и Западная Сибирь стали главными арсеналами державы. Воспоминания тех, кто творил этот подвиг, статистика поражают. Гитлер никогда не мог убедить или даже заставить немцев трудиться с интенсивностью, хотя бы напоминающей ту, с которой работали русские. Из оккупированных стран в «третий рейх» свозили миллионы рабов.
То, что сделал в войну советский тыл, показывает — Россия в состоянии свершить все, когда есть на то благословенная воля... Новосибирец В. А. Блиновский, в годы войны совмещавший учебу в школе с работой на заводе, вспоминает одного из кадровых рабочих, своего наставника:
«Его фамилия Борисов. Тогда нам казалось, что он тут на заводе и жил, потому что мы всегда заставали его у станка. У него, как и работающих рядом с ним слесарей, было усталое лицо. Лихорадочно блестели глаза — видимо, ему нездоровилось. Но он был неутомим. Казалось, в этом человеке неиссякаемый источник энергии. Вот он у верстака отпиливает детали и на мгновение прикрывает глаза. Кажется, сейчас опустит руки, не сможет работать. Но он тут же проведет тыльной стороной руки по лбу, улыбнется нам, словно говоря: «Порядок, хлопцы!» И мы опять видим неутомимого Борисова, одного из лучших слесарей цеха.
И что интересно, сколько лет прошло, а станет мне худо, и кажется, нет больше сил, — всплывет передо мной худое, усталое, но улыбающееся лицо Борисова, и его вдруг повеселевшие глаза как бы говорят: «Все в порядке, хлопцы!» И мне становится легче от этого, и прибавляется сил! Удивительны свойства нашей памяти и сокровенны глубины души!»
...После встреч и выступлений Александр Иванович возвращается домой. Не в избушку на Лескова, 43а, а в трехкомнатный домик на улице Державина — подарок города семье трижды Героя.
Незадолго до появления Покрышкина в Сибири вице-президент США Г. Уоллес пролетом из Москвы, где его принимал И. В. Сталин, настойчиво просил в Новосибирске дать ему возможность побывать в семье известного в Америке аса. Ксения Степановна, пришедшая домой с тяжелым мешком свежескошенной травы для своей коровы Малютки, раздражена визитами работников обкома, которые ломали голову над тем, как вести заморских гостей в такую бедность. В сердцах мать аса говорит:
— Да что же это за мериканцы такие?! Нешто на них никакой управы нет? Могли бы и участкового позвать да под конвоем их отправить на аэродром.
Мария Кузьминична предложила «гениальную идею» — объяснить вице-президенту, что семья аса выехала на дачу.
После этого случая Покрышкины и переселились в новый дом.
...Близится прощальный вечер. Поются в застолье любимые, знакомые с детства песни «По диким степям Забайкалья», «Славное море, священный Байкал»...
Эй, баргузин, пошевеливай вал,Молодцу плыть недалечко.
«Ничего, мать, я, видно, заговоренный...» — говорит Александр Иванович Ксении Степановне. М. К. Покрышкина вспоминала: еще до приезда мужа с фронта одна из подруг матери рассказывала ей следующее. Проходя на вокзале мимо одного из эшелонов, следовавших на восток, она услышала: «Скажите Покрышкиной, что ее сын жив!» Это был эшелон с нашими солдатами, побывавшими в плену у немцев, а теперь отправленными в свои лагеря на Дальний Восток... И каждый день Ксения Степановна, надеясь на весть о сыне Петре, в определенный час ходила пешком из дома к следующему такому эшелону...
А по утрам мать шла в церковь, на службу, подавала записки о здравии воина Александра, о пропавшем без вести воине Петре... Служил на Дальнем Востоке Алексей, а еще еще oдин сын Валентин заканчивал школу военных летчиков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});