Читать интересную книгу История Индий - Бартоломе Лас Касас

Глава 129

Еще одно дело затеяли жители этого острова, а именно стали изыскивать способы изготовления сахара, так как заметили, что в этих краях сахарный тростник дает обильнейшие урожаи. Во второй книге уже рассказывалось, как некий житель Веги по имени Агилон первым на этом острове и вообще в Индиях приготовил сахар, пользуясь кое-какими деревянными приспособлениями, с помощью которых он выжимал сок из тростника и получал сахар, хотя и не самой отменной выделки, по несовершенству инструментов, но все же настоящий и довольно сладкий. Это случилось году в 1505–1506. Затем взялся за изготовление сахара один житель Санто Доминго, уроженец города Берланги по имени баккалавр Вельоса; его называли баккалавром, так как был он врачом. Около 1516 года он первым в этом городе изготовил сахар, причем его приспособления были совершеннее, чем в Веге, а потому и сахар получился белее и слаще. Он же первым изготовил из тростника леденцы, и я был тому свидетелем. Вельоса проявил большую сноровку в этом деле и соорудил особое устройство, которое называют трапиче; это — приспособление, или мельница, которое приводят в действие лошади и которое сдавливает и расплющивает стебли сахарного тростника, так что выделяется медвяный сок; из этого-то сока и изготовляют сахар. Когда отцы-иеронимиты, находившиеся на острове, увидели, как успешно справился баккалавр с этим делом и какие большие сулит оно выгоды, они захотели пробудить к нему общий интерес, а потому через королевских стряпчих и чиновников обнародовали приказ, в котором говорилось, что каждому жителю острова, который соорудит большое или малое приспособление для изготовления сахара, будет выдано 500 золотых песо из королевской казны; и позже, обнаружив, что приспособления эти требуют больших затрат, иеронимиты, насколько мне известно, помогли предпринимателям новыми займами. Таким-то образом и после такого начала одни жители острова взялись за постройку трапиче, которые приводятся в действие лошадьми, а другие, владея и располагая более крупным состоянием, стали строить мощные водяные мельницы; эти мельницы смалывают больше тростника и производят больше сахара, чем три трапиче вместе. С каждым днем этих мельниц становилось все больше и больше, и сейчас на одном только нашем острове их имеется свыше 30, а то и 40, да несколько на острове Сан Хуан и в других частях Индий, а сахар оттого не стал дешевле. И тут надобно заметить, что в прежнее время сахар был только в Валенсии, а потом завезли его на Канарские острова, где существует не то семь, не то восемь мельниц, а по-моему, и того меньше, но арроба стоила дукат или немногим более; а теперь, несмотря на все эти мельницы, понастроенные в наших Индиях, арроба стоит два дуката и с каждым днем дорожает. Еще до изобретения мельниц некоторые жители острова, у которых был прикоплен кое-какой достаток, нажитый потом и кровью индейцев, захотели получить разрешение на закупку в Кастилии негров-рабов, ибо видели, что индейцев у них скоро совсем не останется. Были среди них и такие (об этом говорилось выше, в главе 102), которые обещали клирику Бартоломе де Лас Касасу отпустить на свободу всех своих индейцев, если тот раздобудет и достанет разрешение и лицензию, по которой они смогут завезти на остров дюжину-другую негров. Ввиду этого, поскольку упомянутый клирик по вступлении короля на престол оказался у него в большой чести, как видно из предыдущего, и обрел возможность влиять на ход событий в Индиях, он добился от короля, чтобы испанцы здешних островов получили право ввозить негров-рабов из Кастилии и таким образом смогли бы освободить индейцев. Королевский совет определил (в соответствии с мнением севильских чиновников, о чем говорится в главе 102), что в то время было достаточно дать лицензию на ввоз 4000 негров для четырех островов: нашей Эспаньолы, Сан Хуана, Кубы и Ямайки. Но тут среди испанцев, приехавших из Индии и в ту пору состоявших при дворе, нашелся один, который, проведав о согласии короля дать лицензию, шепнул о том губернатору Бреды и надоумил его испросить у короля эту лицензию для себя в знак милости. Губернатор Бреды, фламандский рыцарь, приехал в Испанию вместе с королем и был из числа наиболее близких к нему вельмож; он испросил этой милости, получил ее, а затем за 25 тысяч дукатов перепродал лицензию генуэзским купцам, причем те сумели выторговать тысячу условий, среди которых было и следующее: в течение восьми лет не будет выдано ни одной лицензии на ввоз негров-рабов в Индии. Затем генуэзцы стали продавать лицензию на каждого негра в отдельности, самое малое по восьми дукатов. И таким образом лицензия, которую клирик Лас Касас выхлопотал ради того, чтобы испанцы отпустили на свободу индейцев и отплатили добром тем, кто помог им обосноваться на этих землях, была перепродана торгашам, и это обстоятельство стало немалой помехой для блага и освобождения индейцев. В скором времени клирику пришлось раскаяться в том, что он подал королю такую мысль, и он понял, что собственная неосмотрительность ввела его в грех, ибо потом он увидел и убедился, как будет рассказано дальше, что обращать в рабство негров так же несправедливо, как обращать в рабство индейцев, а потому не очень-то мудрое средство он предложил, посоветовав ввозить негров, чтобы освободить индейцев, хотя он предполагал вначале, что негров брали в плен на законном основании; при всем том он не был уверен, что неведение и добрые намерения послужат ему оправданием в глазах господа. В то время было на острове 10–12 негров, принадлежавших королю; их привезли на строительство крепости, что стоит над рекой у самого устья. Но после того как истек срок первой лицензии и была дана новая, лицензии стали выдаваться непрерывно одна за другой, так что на этот остров было завезено свыше 30 000 негров, а во все эти Индии более 100 000, как я полагаю. Но это так и не принесло индейцам ни свободы, ни облегчения их участи; клирик Лас Касас не мог продолжать начатое дело, потому что король был в отлучке, а состав Королевского совета то и дело менялся, и все его члены ни аза не смыслили в вопросах права, хотя знать его было их обязанностью, о чем многократно говорилось в этой «Истории». А так как число сахарных мельниц день ото дня росло, росла и потребность в неграх, которые должны были там работать, потому что для водяной мельницы нужно самое малое 80 человек, а для трапиче — человек 30–40; и соответственно увеличивалась доля, которая отчисляется от прибыли в королевскую казну. Следствием этого было и то, что португальцы, которые с давних пор не покладая рук грабят Гвинею и вопреки всякой справедливости обращают в рабство негров, видя, что мы так нуждаемся в рабах и даем за них хорошую цену, еще пуще стали усердствовать и усердствуют поныне, захватывая негров в неволю и в рабство всеми бесчестными и гнусными способами, какими только могут. Item, сами негры, увидев, сколь жадно ищут их и алчут, ведут несправедливые войны друг против друга и всевозможными недозволенными способами похищают одни других и продают португальцам. И таким образом мы повинны в грехах, которые совершают и те и другие, не говоря уже о том, что сами берем грех на душу, покупая негров. Доходы с этих лицензий и с той доли, которая причитается казне, император предназначил на строительство алькасаров{78} в Мадриде и в Толедо, и оба были построены на эти деньги. В былые времена, когда у нас на острове еще не было сахарных плантаций, все были убеждены, что если негра в один прекрасный день не повесят, он вообще никогда не умрет, так как мы ни разу не видели, чтобы негр умер своей смертью от какой-то болезни, ибо воистину негры, так же как и апельсиновые деревья, обрели землю, которая словно создана для них и подходит им больше, чем их Гвинея. Но после того как негров отправили работать на плантации, они познали и смерть и болезни от тяжких трудов, а также из-за употребления напитка, который изготавливают они из тростникового сока и пьют; и таким образом они что ни день умирают во множестве. А потому при всякой возможности они бегут группами, и берутся за оружие, и, стремясь избавиться от рабства, убивают и истязают испанцев каждый раз, как им представится случай, и оттого ни одно из мелких селений острова не чувствует себя в безопасности. Таково новое бедствие, обрушившееся на этот край. И нет причин умалчивать еще об одном бедствии, которое прибавилось к описанным выше: на острове развелось такое множество собак, что нанесенный и наносимый ими ущерб не поддается ни описанию, ни исчислению. На этом острове водилась тьма диких свиней (а так как кормятся они не зерном, а очень мягкими кореньями и нежными плодами, как например у американского вяза, мясо у них очень полезное и куда нежнее и вкуснее, чем самая вкусная баранина); леса кишели ими, а потому везде и всюду устраивались чудесные псовые охоты, веселые и добычливые. Всех свиней погубили собаки, и, не довольствуясь свиньями, они нападают на телят, главным образом на новорожденных, когда те еще не могут защищаться. Ущерб, который они нанесли и наносят, огромен, и вполне можно представить себе, чего следует ожидать от них в будущем. Мы смотрим на подобные вещи как на дело случая, а следовало бы припомнить, что на этом острове мы застали великое множество людей, которых перебили и стерли с лица земли, остров же наводнили собаками и злыми тварями и по приговору божьему волей-неволей должны терпеть от них вред и докуку.