— О! Вы думаете, что она одна будет плакать?
— Вы неумолимы!.. что может заставить вас отказаться от своей безумной затеи? Как я могу обидеть ее? Как вы можете мне предлагать подобное? Я не смогу предать её, ведь она говорила мне: «Я люблю вас!»..
— Но разве не эти же слова когда-то сказал мне человек, которого звали Рено?
При этом мадам д`Игомер встала и её лицо приобрело такое же выражение, что и в замке Сан-Вест; это выражение было хорошо знакомо г-ну де Шофонтену.
Прошла минута и по Текле уже нельзя было сказать, что только что она испытала какие-то эмоции. Рено молча шагнул к двери.
— Итак, — произнесла строго мадам д`Игомер, — вы не отказываетесь от мадемуазель де Парделан?
— Нет и никогда этого не сделаю!
— Тогда она откажется от вас!
Рено вопрошающе взглянул на нее, но Текла, казалось, не заметила его взгляда.
— Я вас больше не задерживаю, месье маркиз, — произнесла она, звоня в колокольчик.
На его звон явился паж и мадам д`Игомер приказала ему проводить Рено.
— Теперь, — прошептала мадам д`Игомер, — я передаю это дело в руки Матеуса, моего верного друга.
Рено тем временем вышел из павильона и нашел Каркефу около дерева. На его вопросительный взгляд г-н де Шофонтен произнес:
«Все плохо!»
— Месье маркиз, — отвечал верный друг, — жизнь так длинна, не нужно отчаиваться!
Но, поняв, что сейчас хозяин не в настроении и не захочет отвечать на его философские шутки, молча последовал за ним.
19. Четверо против одного
Условия обмена были подписаны; ничто более не задерживало Армаа-Луи и Рено в Нюрнберге. Вскоре они покинули лагерь Валленштейна. Проехав несколько миль, они повстречали всадника, приветствовавшего их. Это был граф де Паппенхейм. Он был одет в кирасу и широкое пальто. Прежде, чем Арман-Луи и Рено смогли ответить на приветствие, граф был далеко.
Друзья продолжали путь по пустынной местности, где лишь кое-где встречались елочки да редкие кусты. Ехали молча.
Каждый думал о своем. Магнус не забывал внимательно глядеть по сторонам. Рудигер тоже прислушивался к каждому звуку. Каркефу, не терявший присутствие духа в любых обстоятельствах, подумал про себя:
— Если мне вдруг придется умереть, то только не в этой местности. Здесь ужасно холодно и пустынно.
И он поглубже запахнул полы своего плаща. Туман между тем спустился на равнину. Навстречу путешественникам попался всадник, потом второй, третий. Вместе они постепенно удалялись. Магнус бросил взгляд в глубь ущелья, которое они только что миновали. Там он заметил ещё троих солдат, продвигавшихся пешком. Их отделяло от Армана-Луи и Рено сотня шагов.
— Вместе их будет шесть! — подумал Магнус и на всякий случай приказал приготовить пистолеты. Рудигер, тем временем, показал вдаль. Там можно было увидеть ещё несколько всадников, появившихся с другой стороны. Магнус посмотрел вокруг. Теперь они были окружены со всех сторон. Врагов было около двадцати. Все взялись за шпаги.
Количество всадников все увеличивалось. Не было ни домика, ни хижины, чтобы укрыться. Все были готовы к бою, когда вдруг из зарослей выехал всадник со шпагой в руке. Каркефу удивленно вскрикнул.
Всадник улыбнулся, как будто приветствуя друзей:
— Я вижу, сеньоры, что вы сразу узнали капитана Якобуса!
— О! Бандит! — вскрикнул Рено.
— Теперь посчитаемся, месье маркиз! — воскликнул негодяй.
Но в тот момент, когда капитан Якобус уже поднял пистолет, чтобы дать сигнал к атаке (а нападавших было человек тридцать), дорога внезапно заполнилась всадниками. Они быстро окружили нападавших.
— Капитан Якобус! Опустите оружие! — приказал один из них. — Я граф де Паппенхейм!
Капитан Якобус обвел взглядом присутствующих, но силы явно были не равны.
— Да, сеньоры, вас явно больше, но я думаю, что вы совершаете глупость!
Граф де Паппенхейм указал рукой в сторону Нюрнберга.
Головорезы капитана Якобуса собрались вокруг него, ряды кирасир расступились и отряд удалился, подобно стае шакалов, убегающих от льва.
Кирасиры Паппенхейма окружили Рено и Армана-Луи и проводили их до самого конца этого опасного пути. С первыми лучами солнца вдали показался город.
— Шведская армия пред вам, месье! — произнес великий маршал. — Итак, счастливого пути, и, если это будет угодно Богу, мы встретимся на поле боя! Там вы убедитесь, что я ничего не забываю!
— Мой Бог! — прошептал Рено, — Если я когда-нибудь убью его, то больше никогда в жизни я не убью такого воина!
На следующий день Арман-Луи и Рено присоединились к армии короля. Тотчас же, де ла Герш попросил аудиенции у Густава-Адольфа. Дело в том, что по пути, в его голове родилась отчаянная идея. Он достойно выполнил поручение короля и послужил делу Швеции, теперь он имел право просить о личном.
20. Конные аргонавты
Прежде, чем отчитаться королю о выполнении миссии, порученной ему, Арман-Луи попросил Его Величество разрешить обсудить с ним некоторые вещи, касающиеся лично его.
— Я вас слушаю, мой дорогой граф, — сказал король.
— Считаете ли вы, что я так преданно служил делу, которое мне доверили, лишь для того, чтобы заслужить награду Его Величества?
— Знаете, полковник, я и моя армия не могут выразить всего, чем обязана вам Швеция.
— Если я вас правильно понял, сир, попроси я у вас однажды пятьсот человек, чтобы нанести решающий удар врагу, вы мне их предоставите, и они последуют за мной повсюду?
— О! Если вы их возглавите, они пойдут так далеко, что могут не вернуться никогда!
— Это было бы хорошо… Мне нужны воины, которые не отступят ни перед чем.
— Речь идет о какой-то рискованной операции?
— Вот именно, столь рискованной, что кому-либо она могла бы показаться безумной.
— Объясните же, наконец!
— Верный слуга спас меня когда-то от лап имперцев. Могу ли я сделать менее для мадемуазель де Сувини, чем Магнус сделал для меня? Мадемуазель де Парделан тоже в неволе вместе с ней. Ее отец в слезах, его сердце страдает. Мы с господином де Шофонтеном решили их освободить.
— Это значит, что вы вместе с войском отправитесь в Прагу, в самое сердце вражеских войск?
— Да, сир, для меня это дело чести!
— О! Я сделаю то, что совершили некогда вы! — воскликнул король, пожимая руку г-ну де ла Гершу. — Пойдемте же! Я не буду достоин короны, которую ношу, если не скажу вам: «Дерзайте, чтобы освободить ту, которая вас любит!» Но, как друг, я добавлю: «Поберегите себя для служения Швеции, она нуждается в вас!»
В эту минуту дверь отворилась и вошел герцог Левенбургский. Арман-Луи решил остаться.